Сломанное и потерянное

Они любят называть себя Ополчением — Варрик не знает, с чем у них в сознании так стойко ассоциируется это слово, но собирается выяснить — и в изорванных кое-как подогнанных кожаных доспехах, явно снятых с трупов, и почти бесполезным оружием выглядят и вправду как ополчение какой-нибудь деревушки. Когда Варрик думает об этом, ему не смешно: потому что ополченцы обычно и погибают самыми первыми; это только мясо, созданное для того, чтобы бросить его голодным псам. Эти ополченцы — такая кость, которую не станет грызть даже отощавшая бродячая шавка; сборище бродяг, слишком диких, слишком молодых и слишком упорных, чтобы идти вслед за Соласом. Их нельзя назвать профессиональным или хотя бы организованным отрядом, но Варрик уважает то, что за несколько месяцев абсолютного хаоса и страха они сумели выжить и сбиться в стаю. Они молчаливы, недоверчивы и хватаются друг за друга как утопающие — и не потопят ли они друг друга, думает Варрик. Они предложили себя Инквизиции как предлагают в дар что-то малоценное: берите, пользуйтесь, мы можем пригодиться — и Инквизитор кивнул: будет отряд для мелких заданий. В войне одна соломинка ломает хребет лошади или как там говорится? Варрик покусывает кончик пера, размышляя, как бы лучше описать это все в книге — так, чтобы перемешать правду и ложь; он надеется, что после этой войны еще будут те, кто будет читать его книги. И, исподнее Андрасте, если это будет Смеюн… Смеюн находится где-то на другой стороне баррикад — лидер, похожий на вождей аламарри своим бестолковым упорством и готовностью уничтожать все вокруг ради высшей цели. Интересно, думает Варрик порой, отчищая болты от крови — был ли Маферат таким же, как Солас сейчас? Была ли такой Андрасте? Был бы здесь брат Дженитиви, привел бы сотню выкладок из разных источников, даже из тех, что официально уничтожены Церковью. Смеюн вроде как тоже должен быть уничтожен Церковью — только вот этот эльф, явившийся прямиком из древних веков, жив и продолжает жить. Ополчение со свойственным юности запалом говорит, что это ненадолго. Среди них есть и долийцы, и эльфинажники: острые уши везде остры, есть на лицах татуировки или нет — но Варрик никогда не слышал между ними привычной грызни и рычания «плоскоухие» или «бешеные». Когда он спрашивает об этом кого-то, кто, кажется, готов отвечать — долийку Иву, которую, конечно, зовут вовсе не так — он слышит простой ответ: — Те, кто мог бы грызться, — говорит Ива, хмурясь, отчего ее татуировки изгибаются, словно хрупкие ветви дерева под напором ветра. — Ушли вместе с этим. Возрождать древнее наследие или что-то вроде. Я решила остаться. Они сидят на крепостной стене, залитой лучами солнца, и смотрят на внутренний двор — как и обычно, Блэкволл тренирует новобранцев. Там есть и парочка эльфов из Ополчения, и долийка приветственно машет им рукой, не рассчитывая на ответ: Серый Страж не позволяет никому отвлекаться, она знает это по своему опыту. — И почему? — Варрику грустно, когда он смотрит на девчонку, которой едва ли сравнялось семнадцать зим, но которая уже потеряла всю свою семью и научилась убивать. Когда-то Варрик думал, что они сражаются именно за то, чтобы не было подобных Иве — но, как оказалось, та война была лишь затянувшейся прелюдией к чему-то гораздо большему. — Не хочу уходить, — долийка отводит взгляд, мнется, явно сомневаясь. Несмотря на приказ Инквизитора, многие люди ныне относятся эльфам крайне недоверчиво, и исключения не меняют правила. — Ты не видел тех, кто пошел за ним. Как зачарованные. Мой клан оставил умирать раненых галл. Они… мычали так жалобно. Варрик молчит. Ива умолкает тоже. Солнце поднимается в зенит шаг за шагом. — Почему Ополчение? — спрашивает он внезапно. Долийка внезапно улыбается, и улыбка ее принадлежит озорному ребенку, не умеющему сидеть на месте, ребенку, у которого все руки и ноги в вечных синяках и ссадинах. — О, — говорит она, фыркая. — Это придумал Касор. Умник. Он прислуживал каким-то богатым шемленам, и они вроде относились к нему хорошо — иногда позволяли сидеть и слушать, когда читали вслух. — Стой-ка, — он хмурится. — Он, случайно, не Герринам служил? — Понятия не имею, — пожимает плечами она. — Но Касор тогда сказал… Сказал, что ополчение — это отряд, который люди создают самостоятельно и для собственных нужд, чтобы защищать себя. Мы подумали, что это подойдет. *** Кости, думает Варрик, сгрызают собаки. И волки тоже. Ополчение первым нашло временное убежище Соласа, когда Инквизиция сумела лучше разведать расстановку сил и отправила отряд для выяснения позиций, даже не представляя, что наткнется на самого лидера восстания в одном из малозначительных регионов. Весть об этом приносит на крыльях ворон Лелианы, и Инквизитор приказывает выдвигаться немедленно. Дориан что-то твердит про потоки магии, про слабую Завесу — и каждое слово его, казалось, укрывает могильным камнем все Ополчение. Инквизитор либо шипит, как страдающий от мигрени дракон, либо молчит, не хуже Искательницы сверкая глазами на всех, кто заикается об эльфах. Варрик знает: выходец из простого народа, чудом выживший слуга леди Тревельян терпеть не может приносить жертвы и каждый удар по своим людям воспринимает как нанесенный ему лично. Не лучшее качество для лидера, но удивительно подходящее для Вестника Андрасте. Несмотря на спешку, к храму они подходят уже в сумерках, но это не имеет значения: он сияет, словно окутанный лунным светом, похожий на невесомый призрак, готовый раствориться от одного прикосновения. И Соласа здесь уже нет: пустые залы, в которых отдается эхом каждый звук, хранят только следы битвы. — Мы их похороним, — говорит Инквизитор тихо. — Всех. У долийцев ведь… принято как-то?.. Варрик не знает, действие ли это странной магии, которой окутан полуразрушенный храм древних эльфов или что-то еще — но тела эльфов не тронуло разложение. Он бы принял их за спящих, но одного взгляда на раны достаточно, чтобы разубедиться в умиротворенном выражении их лиц. Варрик переворачивает трупы в надежде отыскать Иву — просто чтобы убедиться. Он находит ее за колонной, свернувшейся в позе эмбриона, с опаленными волосами и обожженной кожей. Лука ее нет: видно, сгорел — зато колчан валяется неподалеку. Варрик подбирает его, вертит в руках с сомнением и решает, что и это подойдет — в конце концов, думает он, какая долийским богам разница, если они убивают собственный народ?