Liz Austen: как стать Воробушком

Июнь 1988 года

Час дня. Изабель Атталь сидела в кабинете музыки, проверяя контрольные работы по математике. Музыкальный класс был ее убежищем, тихим местом, где ее не тревожили после уроков. Дети играли у себя в комнатах или игровых, читали в библиотеке или играли в саду. К ней, Изабель, не заходил никто, кроме одного ребенка — девочки с изумрудными глазами — Лиз. Этот ребенок за два года перевернул мир девушки, наполнил его радостью, светом и целью. Изабель любила девочку, заботилась о ней и помогала. Эти два года девушка наблюдала, как Лиз росла, становилась уверенней и менее зажатой. Она больше не прятала глаз, чаще улыбалась и говорила то, что приходило на ум. Ее талант заиграл новыми красками, голос окреп и стал еще мелодичней. Изабель нравилось доставать для девочки пластинки известных музыкантов, наблюдать, как Лиз со всей усердностью пытается повторить услышанную ноту, а повторив, довольно улыбается. Подумав о девочке, Изабель улыбнулась и отвлеклась от тетрадей. Ее привлек шум на улице, видимо, кто-то приехал в приют. Встав из-за своего места, воспитательница подошла к окну и посмотрела вниз. И правда, у крыльца стояла дорогая иномарка, из которой вышла пара, мужчина и женщина, — оба чуть старше сорока, в дорогой одежде, оба держались деловито, но дружелюбно с мадам Веран. В сопровождении директора они прошли внутрь, отчего Изабель не могла больше наблюдать за ними. Воспитательница не знала, кто эти люди. По большому счету ее это не волновало. Скорее всего, они были очередной бездетной парой, которая мечтала иметь ребенка. Подумав об этом, Изабель ощутила грусть, подумав в который раз о том, как несправедливо Бог вершит судьбы людей. Ее мысли прервало неожиданное появление одной из подопечных. В класс влетела запыхавшаяся Лиз, с гулким ударом закрыла дверь и тут же согнулась, схватившись за бок. — Лиз, ты что тут делаешь? У тебя же сейчас обед, — с укором заметила Изабель, возвращаясь за стол. — Хотя… чему я удивляюсь? — Очередная… пара… — пытаясь восстановить дыхание, заговорила Лиз. — Хотят… ребеночка… Можно я у тебя отсижусь, а? Изабель улыбнулась. — Два года ты у нас в приюте и каждый раз бежишь ко мне прятаться. Неужели тебе не нужны родители? Я имею в виду, неужели ты не хочешь уйти из этого места, иметь собственную комнату? — А зачем? — Лиз подошла к фортепиано и стала проигрывать мелодию. — Зачем мне комната, когда есть целый приют? Мне здесь хорошо. С тобой. — Но ты же знаешь, что в приюте я работаю и только. А родители… — То есть, ты дружишь со мной только здесь, а когда уходишь домой, то я перестаю быть твоим другом? — перестав играть, спросила Лиз. Изабель внимательно посмотрела на девочку: взъерошенные волосы, красное, усыпанное веснушками лицо, огромные зеленые глаза-блюдца. Лиз смотрела на нее так бесхитростно и искренне, что воспитательница поспешила ответить. — Нет, ну что ты! Ты мой друг и вне стен этого приюта. По лицу девочки Изабель увидела, какое облегчение та испытала. Удовлетворенная ответом, Лиз вернулась к игре. — И все же я на твоем месте бы подумала, — настаивала Изабель. — Я видела эту пару из окна, они очень обеспеченные, привлекательные, они могли бы помочь тебе развить твой талант. — Но ведь ты мне уже помогаешь, — не отрываясь от клавиш, ответила Лиз. — Ты мне приносишь пластинки, учишь играть на фортепиано, даешь книги… — Это потому, что мы друзья… Но я ведь не твоя мама. Лиз перестала играть, о чем-то задумавшись. Спустя какое-то время она спросила: — А ты не хотела бы ею стать? Девочка повернулась и пристально посмотрела на воспитательницу. Изабель не знала, как реагировать на слова девочки, принимать их всерьез или расценивать как шутку. — Серьезно, я подумала и поняла, что согласилась бы стать приемной дочерью одного человека. Твоей дочерью, Изабель. Ты обо мне заботишься, ты мне помогаешь, тебе я могу рассказать про все, что угодно, даже о том, как меня обижают Натали с компанией. А я ведь не ябеда! — Лиз, ты же знаешь, что я не могу тебя удочерить, — в растерянности ответила Изабель. — Почему? — нахмурилась девочка. — По законам нашей страны незамужней женщине нельзя становится приемной матерью сироте. — Мы можем выдать тебя замуж на время процесса удочерения, — предложила шутливо Лиз. — Все не так просто, Лиз. — Понятно… — расстроившись, Лиз повернулась к фортепиано и принялась без разбора перебирать клавиши. — Ты расстроилась? — осторожно спросила Изабель. — Нет, — тихо ответила Лиз. — Послушай меня, Лиз, я очень польщена твоим предложением… — Так говорят, когда хотят казаться вежливыми, а на самом деле не хотят делать то, о чем их просят… — Откуда ты знаешь об этом? — удивилась воспитательница. — Мадам Веран была польщена приглашением физрука Ломара, но на свидание с ним так и не пошла, — не поворачиваясь к мадемуазель Атталь, ответила Лиз. — Ломар звал на свидание нашу директрису? — ахнула Изабель, но тут же взяла себя в руки. — Ты расходуешь свою наблюдательность не на те вещи, Лиз. — Да-да, лучше бы я так в математике разбиралась, — закончила мысль воспитательницы девочка. — Вот именно! Знаешь, где у тебя пробелы. А что это ты играешь? Разве мы разучивали эту мелодию? — О-о-о, это я сама сейчас придумала, — ответила Лиз. — Очень даже неплохо, гармония соблюдена. Мне нравится… Ее голос прервал шум в коридоре. — Тише… — попросила Изабель, вставая из-за стола и подходя к двери. Лиз убрала руки с клавиш, но те продолжили играть. — Лиз, я же попросила, — раздраженно шикнула воспитательница. — Я не… — девочка заворожено наблюдала, как клавиши танцуют словно вместо нее играла невидимка. — Это не я! — Тихо! — шикнула Изабель и тут же в классе настала тишина. Клавиши замерли, словно повинуясь приказу хозяйки, а Лиз оторопело продолжала на них смотреть. Из коридора все громче доносились голоса, было слышно, как к кабинету приближается группа людей. — Кажется, к нам идут в гости, — шепотом произнесла Изабель. Лиз тут же вскочила и бросилась к шкафу в дальнем конце кабинета. Отворив дверцу, девочка залезла внутрь между грудой книг и несколькими вешалками и скрылась за дверью. В ту же секунду в кабинет вошла директор Веран, а вместе с ней неизвестная пара, два воспитателя и чуть больше десятка детей от шести до тринадцати лет. — Мадемуазель Атталь, вы не против, если госпожа Люмьер воспользуется вашим инструментом? — любезно поинтересовалась директор. — Мадам Веран, а что собственно происходит? — уточнила Изабель. — Как? Вы разве не знаете, что сегодня к нам приезжают госпожа Люмьер и господин Крюэль? — сконфуженно спросила директор. — Уверяю вас, я в первый раз об этом слышу, — серьезно ответила воспитательница. — Мадемуазель Атталь? — вмешался мужчина. — Меня зовут Марк Крюэль, — мужчина расплылся в улыбке, одновременно протягивая руку для рукопожатия. — Я — один из организаторов музыкального конкурса, который будет показываться с сентября по декабрь на TF1*. Вместе с мадам Люмьер, нашим исполнительным продюсером, мы прослушиваем детей по всей Франции. — Я рада знакомству, месье Крюэль, но почему вы приехали в наш приют? Во Франции мало талантливых поющих детей? — не дождавшись рукопожатия, мужчина опустил руку. — Изабель! — возмущенно воскликнула мадам Веран. — Месье Крюэль, простите мадемуазель Атталь ее грубость. — Ну что вы, — широко улыбнувшись, ответил мужчина, — отвечу на ваш вопрос, мадемуазель, — мужчина обратился к Изабель. — Мы просматриваем детей исключительно в приютах, считая, что, таким образом, выведя их на большой экран, поможем найти им будущих родителей, открыть в себе талант и найти возможную дорогу в жизни. Наш проект во многом социальный, а не музыкальный. Я ответил на ваш вопрос? — В полной мере, месье, — вежливо ответила Изабель. — Но мне кажется, здесь не все дети, умеющие петь. — А, по-моему, все, — спохватилась мадам Веран, посмотрев на свою любимицу Натали. Лиз, наблюдающая за всей сценой через щелку между дверцами шкафа, фыркнула. — Вы прячете от нас кого-то, мадам Веран? — шутливо поинтересовался месье Крюэль. — Нет, ну что вы! Мадемуазель Атталь что-то путает… — Я не… — попыталась вмешаться воспитательница. — Изабель, я прошу вас… — настойчивым тоном потребовала директор. — А как же Лиз? — повысив голос, спросила девушка. — Какая Лиз? — тут же поинтересовался месье Крюэль. — Изабель, покиньте класс, — строго произнесла мадам Веран. Изабель взглянула на шкаф, в котором сидела Лиз, тяжело вздохнула и покинула кабинет. — Так что за Лиз? — повторил свой вопрос месье Крюэль. — Одна из наших воспитанниц. Мадемуазель Атталь решила, что девочка хорошо поет, но, уверяю вас, я слышала несколько ее выступлений. И это просто невыносимо. Ребенку медведь на ухо наступил… — Но отчего же мадемуазель Атталь решила… — …решила, что ребенок хорошо поет? — перебила его директор. — Мадемуазель Атталь очень привязалась к этой девочке. Чувства заслоняют… — …объективное восприятие, — закончил за нее мужчина. — Именно, спасибо! — довольно ответила мадам Веран. — Давайте, может, приступим к нашему кастингу? — Абсолютно с вами согласна, — сказала мадам Люмьер, садясь за фортепиано. — Кто из детей хочет начать? — Пусть первой споет Натали, — с удовольствием произнесла директор, подталкивая свою любимицу вперед. — Ну что ж, приступим, — произнесла мадам Люмьер и повернулась к инструменту. В это время в шкафу на стопке книг сидела Лиз. Ее распирало от злости и чувства несправедливости. Как же так? Она должна сейчас петь. Первой… Это ее шанс, ее возможность добиться того, о чем она так мечтала… Но как это сделать? Выпрыгнуть из шкафа со словами «ТА-ДА-А!»? Или тихо выскользнуть из шкафа и встать в кучке других детей? Второй вариант не так уж плох, решила Лиз. Встав на ноги, девочка попыталась бесшумно отворить дверь, но вместо этого услышала громкий противный скрип. Девочка отпустила дверь и замерла, надеясь, что никто не услышал шума, но музыка стихла и все прислушались. — Что это за шум? — вслух произнесла мадам Веран. — Кажется, он исходил от шкафа, мадам, — ответила Натали, недовольная, что ее выступление прервали. Мадам Веран быстро подошла к шкафу и дернула за дверцу, но та не поддалась. Женщина повторила попытку, но и в этот раз дверь не открылась. В то же время перепуганная Лиз держала ручку двери изнутри, стараясь не дать двери сдвинуться с места. — Думаю, вам показалось, мадам Веран, — вмешался месье Крюэль, — давайте лучше продолжим. — Наверное, вы правы, — с сомнением в голосе ответила директор. — Начнем заново, — произнесла мадам Люмьер и заиграла мелодию «Белых роз». Лиз с облегчением вздохнула и уселась на книги. Кажется, ей придется ждать до конца прослушивания, если только она не хочет произвести неверного впечатления своим появлением. Лиз закрыла глаза и стала вслушиваться в ангельский голосок Натали. Девочка, и правда, пела волшебно. Лиз вспомнила свои эмоции, которые испытала, услышав впервые этот голос. Натали имела прекрасный, мягкий, звонкий голосок, ангельский, как привыкла выражаться мадам Веран, но как человек, ребенок, Натали не вызывала подобных эмоций. Она была завистливой и злой, подхалимничала и притворялась, чтобы ей доставалось то, чего она хотела. Как не странно, Натали любили воспитатели, у директора Веран она была любимицей, и даже Изабель ее считала приятной девочкой. Только Лиз знала, каким «ангелом» была Натали на самом деле. Эта девочка с первого музыкального занятия невзлюбила Лиз и все два года настраивала против нее других детей. Лиз любила петь, музыка была для нее способом самовыражения, девочка часто пела в коридорах, на пути в спальню после занятий, напевала себе под нос в столовой, услышанную накануне песню. То, что приносило ей удовольствие, дико раздражало всех, кроме Изабель. Очень скоро Натали не нужно было уговаривать детей делать пакости Лиз. Дети невзлюбили девочку просто за то, что у нее был талант, за то, что она отличалась от них. Воспитатели, как и в прошлом приюте, прикрывали поступки детей либо просто закрывали глаза, выбирая не замечать их. Если бы у Лиз не было музыки, не было Изабель, она бы снова упала духом, закрылась в себе и стала замкнутой, но теперь, когда у нее есть друг и призвание, ей не хотелось потакать другим. Девочка покорно терпела все унижения, про себя веря, что судьба даст ей шанс проявить себя. И вот сейчас ее шансом воспользовалась другая, месье Крюэль и мадам Люмьер благосклонно смотрели на девочку, приятно удивленные ее исполнением. Сегодня воскресенье, Возьми, моя дорогая мама, Вот эти белые розы, Ты ведь их так любила! И когда ты придешь Туда, в большой сад, Эти белые розы Ты заберешь с собой… Натали замолчала, довольно улыбаясь. Мадам Веран зааплодировала. Мадам Люмьер произнесла: — Если у вас так все поют, то, мне кажется, у нас есть достаточно детей для двух сезонов, так, Марк? — Более чем, — с готовностью согласился месье Крюэль. — Натали, это было волшебно! Думаю, ты в проекте. — Да, мы берем тебя, — подтвердила мадам Люмьер. — Это просто замечательно! — в восторге воскликнула мадам Веран. — Но давайте прослушаем остальных. К большому огорчению мадам Люмьер больше ни один ребенок не завладел их с Марком вниманием, как первая девочка. Были милые детские исполнения, с претензией на оригинальность, но все они были посредственными и милыми, скорее из-за возраста исполняющего, а не из-за таланта и голоса. Больше часа проходило прослушивание. Натали сидела в стороне, ликуя от того, что она единственная из всех детей отобрана для шоу, а также потому, что главная ее соперница осталась не у дел. В то же время в шкафу Лиз мирно спала, усыпленная скучным, пусть и милым пением. Она не слышала, как продюсеры договаривались с мадам Веран о последующих встречах, не слышала, как они прощались и выходили из музыкального класса. Лиз снилось, как она стоит посреди большой сцены, на нее падает свет от прожекторов, в зале ни души, ее голос эхом разносится по залу, заполняя пространство, отражается от стен и возвращается назад. Лиз чувствует невероятное тепло, блаженство от того, что у нее получилось. Пусть зал и был пуст, она будто бы знала, что совсем скоро он будет заполнен людьми, пришедшими ее послушать. Вдруг кто-то позвал ее по имени. Лиз обернулась и взглянула в темные кулисы, но никого не увидела. Меж тем ее снова позвали. «Кто здесь?» — позвала девочка. — Просыпайся! Лиз, ну же! Кто-то тряс ее за плечи. В этот момент девочка очнулась и встретилась глазами с Изабель. — Я заснула? — тут же спросила девочка. — Да, вставай скорей! Они уходят! — в панике произнесла воспитательница. — Надо спешить! Лиз вскочила на ноги, но из-за того, что после сна тело не совсем еще проснулось, девочка упала на колени. — Лиз, не время сейчас падать! Побежали! — Изабель помогла Лиз подняться на ноги и потянула ее за руку к двери. Наконец, Лиз полностью проснулась и включилась в происходящее. Она со всех ног бросилась к двери. Вместе с Изабель они добежали до лестницы, спустились на один пролет и увидели, как мадам Люмьер и месье Крюэль собираются выйти в двери. — Пой! — скомандовала Изабель. — Что? — не поняла Лиз. — Ну же, пой! Они сейчас уйдут! Давай, Лиз! Лиз не растерялась, глубоко вздохнула и запела первое, что пришло на ум. Конечно, это был «Гимн Любви» Эдит Пиаф. Ее сильный глубокий голос разнесся по лестничной клетке, достигая дверей. Пока любовью будут наполнены мои дни, Пока мое тело будет трепетать в твоих объятиях, Мне неважны никакие проблемы, Любовь моя, потому что ты любишь меня. Мадам Люмьер и месье Крюэль, почти вышедшие на крыльцо, остановились, обернулись и увидели Лиз, спускающуюся по лестнице. Девочка была спокойна, уверенна и прямо смотрела на пару. Внутри Лиз все горело огнем, ликовало и взрывалось. Она кожей ощущала, как мир для нее меняется. Как только она закончит петь, начнется новая жизнь. Я пошла бы на край земной, Я перекрасилась бы в блондинку, Если бы ты меня об этом просил… Я достала бы с неба луну, Украла бы целое состояние, Если бы ты меня об этом попросил… Отреклась бы я и от родины своей, Отреклась бы и от друзей, Если бы ты меня просил… Лиз жестикулировала, обращалась к мужчине, будто пела о нем. Месье Крюэль смотрел на девочку заворожено, улыбаясь и боясь упустить хоть один звук. Можно вдоволь смеяться надо мной, Я сделала бы все что угодно, Если бы ты меня просил… Если когда-нибудь жизнь разлучит нас с тобою, Если ты умрёшь, если ты будешь далеко, Мне все равно, будешь ли любить ты меня, Потому что я тоже умру… Мы встретимся в вечности, В синеве всей бесконечности, Для меня более не будет тревог, ведь, Любовь моя, веришь ли, что любим мы?.. Бог соединяет любящие сердца! Когда Лиз замолчала, она с волнением посмотрела на Изабель, стоящую позади нее, потом перевела взгляд на мадам Веран, недовольно смотрящую на одну из своих подопечных, а затем взглянула с надеждой на месье Крюэля. — Вау! Ты, видимо, Лиз? — мужчина посмотрел на Изабель, а затем рассмеялся. Лиз от волнения смогла лишь кивнуть. — Она невероятно поет! — месье Крюэль не сдержался от восторга. — Пусть хоть сто медведей потанцевали у нее на ушах! — Это правда, — чуть сдержанней заявила мадам Люмьер. — Мы берем ее в проект? — спросила она у мужчины. — Без сомнения! — горячо произнес месье Крюэль и нагнулся к Лиз, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. — Какие у тебя красивые глаза! — Лиз тут же зарделась. Мужчина довольно рассмеялся. — Ты молодчина! До встречи! После этих слов мужчина выпрямился, попрощался с директором Веран и вышел из приюта вслед за мадам Люмьер. Как только за ними захлопнулась дверь, Лиз обернулась к Изабель. Та счастливо улыбалась. — У нас получилось! Тебя скоро услышат миллионы! — воскликнула она. От счастья, переполняющего ее душу, Лиз не сдержалась и крепко обняла воспитательницу. — Спасибо-спасибо-спасибо, Изабель! — вторила она. — Тебя полюбит каждый, кто тебя услышит! Я в этом не сомневаюсь! — говорила Изабель. Лиз с благодарностью посмотрела на девушку. — Ты думаешь? — наивно спросила девочка. — Конечно! Ты же видела только что. Ты очаровала месье Крюэля! Лиз расплылась в улыбке. — Я сейчас так счастлива! — сказав это, девочка рассмеялась. — Ты заслужила это! — Мне надо… — Лиз посмотрела на лестницу. Ей хотелось побежать к себе в комнату. — Беги, конечно! — с готовностью отпустила ее Изабель. Лиз сорвалась с места. Пробежав первый пролет, она остановилась, обернулась и громко произнесла. — Я люблю тебя, Изабель Атталь! — рассмеявшись, она скрылась на лестнице. Изабель осталась одна у двери, вдруг почувствовав горечь. Она вдруг поняла, что, удочери она Лиз, то могла сейчас радоваться за нее как за свою дочь, а не просто подопечную. Гордость за Лиз была и так велика, но будь та ее дочерью, Изабель ощущала бы себя поистине счастливой. Меж тем Лиз добежала до своего блока, вбежала внутрь и столкнулась с Натали. — Я поздравляю тебя! — радуясь за себя, Лиз решила поздравить и соседку. — Не могу сказать того же, — зло ответила девочка. — Как хочешь, — был ей ответ. Лиз обогнула Натали, подошла к своей постели и запустила руку в наволочку, достав оттуда сложенный в несколько раз лист бумаги. Схватив его, девочка спрятала его под блузку и быстро выбежала из комнаты, больше не заговаривая с соседкой. Лиз вышла к лестнице и поднялась на самый верхний пролет, туда, где лестница кончалась и уходила в потолок. Сев на верхние ступени, Лиз знала, что никто ее с нижнего этажа не увидит. Девочка достала лист бумаги, развернула его и посмотрела на рисунок, нарисованный давным-давно, когда она жила в первом приюте. Лиз дотронулась до пустых лиц мамы и папы и тихо, но гордо произнесла: — Совсем скоро моя мечта осуществится! Я так счастлива! Девочка расплакалась от счастья, очень скоро ощутив, как ей не хватает присутствия этих двух людей. До самого вечера она просидела на той лестнице, думая и вспоминая все, что с ней происходило, мечтая о том, что может произойти, надеясь на то, что все, о чем мечтала Лиз, обязательно произойдет. Первый шажок на пути к мечте сделан, впереди долгая дорога к вершине…