Спасибо Томасу Гамильтону

Джеймс ожидал, что после разговора с Хеннесси его положение ухудшится, но, к его удивлению, по большей части его просто игнорировали. Порции еды, и без того скудные, урезали вдвое. Еду теперь приносил Смит, а не Харди, и иногда он присовокуплял к пайку кусок хлеба, украденный на кухне. Джеймса больше не приковывали к стене, и Эллисон тоже не приходил. Но на этот раз одиночество казалось благословением. Через несколько дней Джеймса вновь начала терзать лихорадка, а тянущая боль в груди подсказывала, что возвращается и пневмония. Дышать было тяжело, приступы кашля сотрясали тело, которое отчаянно пыталось им сопротивляться. И все же он продолжал затачивать ложку, пока не довел ее до нужной остроты. Рубашка, которую ему выдали в последний раз, была ему велика, рукава свисали, закрывая ладони, но сейчас он был этому рад, потому что они позволяли ему до времени скрывать свое сокровище. Ждать пришлось не так уж долго. Вечером появился Смит. За окном уже стемнело, морозный воздух, казалось, просачивался сквозь стены и заставлял ежиться от холода. — Пошли. Джеймс с трудом поднялся и последовал за Смитом — он слишком хорошо знал, что его ждет. Харди уже стоял над ванной с ледяной водой. От одной мысли о ней боль в груди усилилась. — Холодная ночка, да? — констатировал очевидное Харди. — Мистер Смит считает, что тебе пойдет на пользу купание. Слова оказались неожиданностью: прежде Смит не проявлял намеренной жестокости. Тот положил руку ему на плечо и слегка сжал. Лужицы воды, расплескавшейся из ванны на каменный пол, уже начинали подергиваться льдом. Джеймс был уверен, что еще одного купания не переживет. С этим он уже смирился. Но если ему придется отдать жизнь — он сделает это на своих условиях. — Чего улыбаешься, голубок? — издевательски поинтересовался Харди. Джеймс поднял глаза в удивлении: он не осознавал, что улыбался. Быть может, дело было в том, что принятое решение принесло его душе успокоение. Решение погибнуть сегодня, защищая свою свободу. — Бумаги по-прежнему у доктора Эллисона, — напомнил Харди. — Тебе надо только их подписать — и мы оставим тебя в покое. — Ответа не последовало, и он проворчал: — Ты тупоголовый болван. Думаешь, если бы вас поменяли местами, богатенький лорд стал бы страдать за тебя? — Неправильный вопрос, — сказал Джеймс низким и хриплым голосом. — Да что ты? — усмехнулся Харди, обходя вокруг ванны, чтобы оказаться перед ним. — А правильный какой же? — Дело не в том, что бы делал он, если бы оказался здесь. Дело в том, что в этом случае сделал бы я. — И что бы ты сделал, умоляю? — То же самое, что сейчас. Прикончил бы тебя, — сказал Джеймс с улыбкой. Харди взглянул на него с недоверием и расхохотался. Звук его смеха отдался эхом от стен и наполнил комнату. Джеймс рассмеялся тоже, прежде чем оттолкнуть Смита со всей силой, на которую был способен. Одновременно он вздернул рукав, обнажая заточенную ложку, и глубоко вонзил ее в шею Харди. Тот широко раскрыл глаза, хватаясь руками за горло. Пальцы его сомкнулись на металлической ручке, торчавшей из его тела. Он упал навзничь, ударившись о стену, и сполз на пол. Смит, стоявший позади Джеймса, одобрительно присвистнул. — Неплохо. Только не стоит оставлять его так — он еще дышит и может позвать на помощь. Джеймс удивленно обернулся к нему. Смит стоял, непринужденно опираясь о стену, и лишь ободряюще махнул рукой: — Продолжай. Я собирался сделать это сам, но он твой по праву. Происходящее казалось Джеймсу нереальным. Неужели Смит не попытается его остановить? Он повернулся к Харди. Тот, всхлипывая, вжимался в стену, будто надеясь слиться с ней. Рукой он по-прежнему сжимал ложку, которая торчала из его окровавленной шеи. Джеймс подошел к своему мучителю ближе и положил руку ему на затылок, другой взявшись за свое импровизированное оружие. — Скажи спасибо Джеймсу Макгроу, — шепнул он, глубже вгоняя металл в беззащитное горло, а затем рванул его так, чтобы перерезать артерию. Кровь забила фонтаном, заливая его горячей струей — теплее, чем что-либо, чего он касался все последние месяцы. Харди с каким-то жалобным звуком заклокотал горлом, потом его тело сотрясла судорога, и он затих. Джеймс выдернул из раны свое оружие и развернулся к Смиту, который продолжал стоять в той же позе. Тот восхищенно улыбнулся и спокойно сказал: — Ты, конечно, может теперь воткнуть эту штуку в меня. Но я тебе не советую. Тем более что у меня есть идея получше. Подойдя к двери, он слегка постучал в нее и замер. Секундой позже дверь со скрипом отворилась, и в комнату просунулся человек, которого Джеймс никогда прежде не видел, — высокий и широкоплечий, с длинными седеющими волосами и серьгой в ухе, никак не сочетавшейся с мундиром часового. И сам мундир сидел на нем плохо, будто был снят с чужого плеча. — Всё чисто, мистер Гейтс, — сказал пришедший. — Доббс снял второго часового. Джоджи ждет нас у заднего входа с телегой. — Тогда пошли, — скомандовал Смит, делая Джеймсу знак следовать за ним. Поскольку Джеймс продолжал смотреть на него в замешательстве, Смит подошел и осторожно вынул заточенную ложку у него из пальцев, потом положил руку ему на плечо и подтолкнул к двери. — Пошли. Нужно управиться тихо и быстро. Моего друга зовут Рэндалл. Иди за ним. И Джеймс пошел. Его вывели из комнаты и провели по темному коридору. В этой части больницы он прежде не бывал; она была похожа на лабиринт. Но он послушно и молча следовал за теми, кто его вел. Какой, собственно говоря, у него был выбор? Когда они подошли к двери, Рэндалл отпер ее ключами — по-видимому, украденными — и вытолкнул Джеймса наружу. Морозный воздух ударил в лицо, и он не смог сдержать дрожи. Но ощущение было приятным: первый порыв ветра, который он почувствовал собственной кожей за много месяцев. Едва они оказались снаружи, из темноты появился фургон и остановился перед ними. Смит набросил Джеймсу на плечи тонкое одеяло. — Карета подана, мистер Гейтс, — пошутил возница. Смит — нет, видимо, его следовало называть Гейтсом, — окинул взглядом транспортное средство и обвиняюще сказал: — Это что у тебя, зерновозка или катафалк? — Нам подойдет, — вставил Рэндалл и кивнул в сторону Джеймса. — Этот все равно похож на покойника. — За покойника нам денег не заплатят, — огрызнулся Гейтс. Возница с копной непослушных волос и кустистой бородой добавил: — Мы и зерно прихватили, пригодится. Гейтс пропустил последнее замечание мимо ушей и передвинул несколько мешков, чтобы освободить место для Джеймса. Только сейчас Джеймс заметил четвертого человека — с волосами цвета воронова крыла, падающими на плечи, и явно азиатским лицом. Тот двигался бесшумно и не проронил ни слова, пока помогал ему взобраться в фургон и лечь на дно. Джеймса завалили мешками с зерном, чтобы скрыть от посторонних глаз; мешки защищали и от холода, давая возможность согреться. Молчаливый азиат и Гейтс заняли места по обоим бортам фургона, а Рэндалл уселся рядом с возницей. Тот тряхнул поводьями, и они тронулись. — Сиди тихо, парень, — предупредил Гейтс, когда движение фургона замедлилось. Мешки закрывали почти весь обзор, но в оставшиеся щели Джеймс мог рассмотреть, что они двигаются к выезду из лечебницы. Человек, которого называли Доббсом, передал часовому кошелек, и они выкатились за ворота, на улицы города. — Благодарение богу за жуликов! — усмехнулся Рэндалл. — Я уж точно ему благодарен. — Что ты ему сказал? — спросил Гейтс. — Что мы везем зерно, чтобы перепродать в порту, — ответил Доббс. — К тому времени, как он услышит, что сбежал пациент, мы будем уже далеко. Джеймс прислушивался к разговору, едва понимая, что происходит. Когда они отъехали на безопасное расстояние от больницы, молчун с Гейтсом сдвинули мешки, чтобы дать ему возможность сесть. Джеймс смотрел по сторонам, на пейзаж, который, как он думал, ему уже не суждено будет увидеть, — улицы Лондона. Он с наслаждением вдыхал ночной воздух, хотя тот обжигал воспаленные легкие. Неважно. Воздух нес с собой чудесный аромат. Аромат свободы. Он внимательно следил за маршрутом и пришел к выводу, что они движутся к порту. Ему хотелось о многом спросить, но он колебался. Пожалуй, ответы сейчас не имели большого значения. Кем бы ни были эти люди, что бы они ни собирались с ним делать — это в любом случае было лучше, чем оставаться в больнице. Фонари ярко освещали дорогу, пока они приближались к пункту своего назначения. В их свете Джеймс заметил группу прохожих неподалеку. Светлые волосы самого высокого из них выделялись в темноте, и на один пугающий момент Джеймс решил, что видит Харди. Он, вероятно, непроизвольно ахнул, потому что его спутники теперь смотрели в ту же сторону. Разумеется, это был не Харди. Харди был мертв. А этот человек в любом случае слишком молод и слишком строен, чтобы быть им. Остальные не отводили глаз от компании, и Рэндалл выругался: — Чертовы вербовщики. С опозданием Джеймс понял, что у высокого блондина руки были связаны за спиной и вели его насильно. — Можно я их убью? — человек с волосами цвета воронова крыла впервые нарушил молчание, ласкающим движением положив ладонь на рукоять сабли у себя на боку. — Разумней было бы не привлекать к себе внимания, Джоджи, — попытался предостеречь Гейтс. Потом окинул взглядом лица остальных и обреченно вздохнул. — Что, не хватило драки в больнице? Давайте, развлекитесь, только недолго. Доббс ухмыльнулся и направил фургон ближе к прохожим, осадив его, когда поравнялся с ними. Рэндалл спрыгнул на землю первым и произнес, растягивая слова: — Что у нас тут такое? Похоже на шайку вербовщиков. Я не люблю вербовщиков. А ты, Джоджи? В ответ Джоджи обнажил саблю и спрыгнул рядом с Рэндаллом, в то время как Доббс спешился с другой стороны фургона. — Вас это не касается. — Предводитель вербовщиков смерил их настороженным взглядом. — Вот тут ты не прав, — возразил Доббс. — Возьмем Рэндалла. У него забрали брата, и он так больше его и не увидел. С тех пор он смотреть спокойно не может на таких, как вы. А Джоджи — ну, он у нас просто ненавидит всех подряд. Любит проверять, скольких человек может зарезать одним ударом сабли. — Мы не хотим неприятностей, — заверил предводитель тройки, беспокойно поглядывая на своих друзей. — Вам нужен человек в команду? Можете забрать парня себе. Мы не возражаем. Найдем другого. — Черта с два, — рявкнул Рэндалл, и предводитель отскочил. Самый молодой из вербовщиков толкнул блондина к Доббсу: — Забирайте! Троица отступила и быстро двинулась прочь, стремясь избежать драки. — Трусливые ублюдки! — заорал вдогонку Доббс, видя, как они бегут в ближайшую таверну. — С-спасибо, — подала голос их жертва, неуверенно поглядывая на своих спасителей. Рэндалл не обратил на него внимания, вместо этого повернувшись к фургону: — Он вам не нужен, мистер Гейтс? Тот хмыкнул. — За каким дьяволом мне еще одно дитя в команде? Как будто мне недостаточно нянчиться с вами, неблагодарными ублюдками. Как тебя зовут, парень? — Уильям Мандерли, — ответил тот. Джеймс видел, как облегчение от того, что его спасли, постепенно сменяется страхом. — У тебя на лице написано, что ты Билли. У тебя есть семья, Билли? Есть куда идти? — Да. Да, сэр, — быстро заверил его юнец. — Тогда беги. И впредь держись подальше от порта. Юный Мандерли горячо закивал и протянул вперед руки, чтобы Доббс перерезал веревку на запястьях. Торопливо поблагодарив их снова, он поспешил прочь. Джеймс проследил, как он исчез в темноте, и все снова заняли места в фургоне. — Кого надо убить в наши дни, чтобы подраться как следует? — сокрушенно сказал Доббс, трогая поводья. На этот раз дорога была недолгой. Вскоре они остановились в порту, и спутники Джеймса покинули фургон. — Пошли, — сказал Джеймсу Гейтс. Тот не стал возражать и выбрался из глубин фургона наружу. Неуверенно переступая босыми ногами, он последовал за остальными к кораблю. Джоджи помог ему взобраться на трап. Закутанный с головой в одеяло, Джеймс не очень хорошо видел палубу, но все же обратил внимание на высокую фигуру, расхаживавшую по ней. — Доставили, как обещали, — обратился к этой фигуре Гейтс, когда они поднялись на борт. Человек бросился к ним — но внезапно остановился: — Нет. Нет, вы ошиблись. Это не он… — продолжить он не смог, потому что Джеймс сорвал с головы одеяло. — Томас? — прошептал он, не веря своим глазам. — О Боже. О милосердный Боже, — потрясенно проговорил Томас Гамильтон. Он окинул страдальческим взглядом избитое лицо Джеймса, его изможденное тело, затем обнял его: — Идем. Джеймс, как во сне, последовал за ним. Это и был сон, решил он — и едва не разрыдался от этой мысли. Он вообразил себе, что освободился, но это невозможно. Он, разумеется, по-прежнему в Бедламе и видит сон о несбыточном. Но это был прекрасный сон, и он собирался досмотреть его до конца. Происходящее было так похоже на реальность. Он ощущал объятия Томаса. Слышал любимый голос, шепчущий что-то успокоительное. Чувствовал ступнями холод палубы, по которой ступал. И громкий скрип двери в капитанскую каюту. И постель, куда его уложили. Он даже чувствовал вкус — вкус соли. Эта мысль была последней, которая пронеслась в сознании, когда он опустился в теплую, мягкую постель. Потрескавшиеся губы обожгла соль. Морская вода? Дождь? Слезы? Джеймс закрыл глаза и отдался сну, ощущая слезы Томаса на своем лице.