Невинность

Эта тайная, необъявленная война — яд в вине, нож в спину, удавка на горле — всему этому нет конца. На примирение надежды нет. Тени в комнате движутся, но пламя свечи спокойно. Это знак того, что я… Записка из книги «Огонь и тьма»

В миг, когда нож убийцы в эбонитовой кольчуге, чёрной, как сама ночь, пронзил шею жертвы, лейтенант Сальвар закрыл глаза. Всего на долю секунды, но всё же закрыл. Он с самого начала знал на что идёт, а вот в новичке, ещё совсем мальчишке, вихрастом Галлусе, замершем за его спиной, был не уверен. Юноша шмыгал носом и испуганно таращился в ночь своими глазищами, и Сальвар почти испытывал к нему отцовскую нежность, смешанную пополам с раздражением на руководство, давшее ему в компаньоны зелёного юнца. Конечно, каждому из ордена приходилось убивать, не задавая вопросов, веря в высшую справедливость, убивать открыто в честном бою, убивать подло, ударом в спину, — но лейтенант Сальвар знал, что есть вещи, которые отличают их от выродков Тёмного Братства. Это отличие заключалось в цели. Защита императора, защита империи любой ценой, защита мира против грязных убийств за звонкую монету и во славу Пустоты. Убийства ради убийств — на одной чаше весов, убийства как неизбежная расплата — на другой. Теперь, сидя в придорожных кустах вместе с новичком, Сальвар понимал это как никогда остро. Данный свыше приказ, приказ, что стал причиной его задержки на холодных чужеземных просторах, его необходимо выполнить — даже такой ценой. Но, конечно, если бы он только знал, что расследование убийства командира Марона приведёт его к Тёмному Братству… он бы настойчивее просил о более профессиональной поддержке тыла. Когда клинок убийцы бесшумно настиг мужчину, когда батрак пал с тихим предсмертным стоном на землю, Галлус дёрнулся и выдохнул — юный, он тяжело перенёс гибель невиновного человека. Сальвар понимал, что мальчику будет долго ещё сниться смерть. Сальвар и сам помнил каждого, чья жизнь оборвалась по его вине, прямой или косвенной. Женщина, выполняющая страшный Контракт на уничтожение, женщина с пепельными волосами и молодым, но настолько бесстрастным лицом, что истинный её возраст становился неясным, забрала на их глазах жизнь невиновного, и двое агентов Пенитус Окулатус чувствовали свою причастность к этому убийству, вину за действие, вину за собственное невмешательство. Но такова была жертва за умерщвление остатков Тёмного Братства. Кровь, отданная за кровь. *** К полуночи Дагмар пожалела, что не завернула в Солитьюд, а сразу поспешила домой. Глаза её слипались, давало о себе знать и умственное истощение от непрестанного использования согревающих и освещающих заклинаний: стоило огоньку погаснуть, и в ту безлунную ночь темнота сразу накрывала с головой. По удобной тропе или тракту ещё можно было добраться, но они шли через болота Хьялмарка, где отсутствие света означало вероятную смерть в зелёной трясине. Уставшие ноги пружинили по мягкой грязи, стрекотали сверчки и жужжали стрекозы, а ёжащийся под мокрым снегопадом Цицерон давно перестал пританцовывать и напевать себе под нос. Зевая, они, наконец, набрели на палатку какого-то незадачливого путешественника — засосала ли его топь или перерезали глотку редкие бандиты — давно потухший костер, припорошенный снегом, свидетельствовал, что более сюда никто не вернётся. Где-то неподалёку была и заброшенная хижина¹, но Дагмар махнула на неё рукой, к тому же, три гниющих трупа², чьи тела вряд ли были найдены за этот незначительный промежуток времени, никак не способствовали бы приятному сну.  — Никакого костра, никакого ужина, — коротко заметила она, прежде чем сунуться в палатку. Ей и самой не нравилось, что придётся ложиться на голодный желудок, но костёр привлечёт внимание в большей степени, чем маленький магический огонёк — и кто знает, что таится в этой тьме. Тролли, спригганы, бандиты или даже забредшие из далёкого Маркарта Изгои. Сражаться уставшими и голодными — плохая идея, даже при том, что Дагмар была не прочь сожрать заблудшего бандита живьём, настолько она была голодна.  — Проклятье, только один спальник… — пробормотала она, изучая небогатые пожитки пропавшего владельца: книжку с заклинанием, ей уже известным, тоненький дневник, зачарованное согревающее ожерелье и десяток септимов на донышке сундука. Дагмар прикарманила брошенное имущество, сбросила рюкзак, вылезла и хмуро глянула на своего спутника.  — Может, у Слышащей найдётся кусочек сыра? — захныкал Цицерон, демонстративно хватаясь за живот. — Цицерон голодный…  — У меня есть только сырые крабьи ноги и соль, — мрачно отрезала она. — Так что забирайся внутрь, ляжем на одном спальнике. Другого нет. Цицерон переступил с ноги на ногу, глядя, как девушка стягивает с натруженных ног сапоги.  — Воняю, как удурфрукт проклятый, — бросив ботинки к рюкзаку, фыркнула она и повернулась к молчащему шуту. — Ну? К её недоумению он разразился совершенно неуместным смехом.  — В чём проблема-то? — поинтересовалась нордка. Цицерон подскочил к ней — слишком близко. Уставшая девушка выжидающе подняла бровь, не отстраняясь от нарушающего личные границы шута.  — Моя маленькая неискушённая Слышащая, — томно промурлыкал он. Последовала долгая пауза, но в тот самый момент, когда она почти собиралась пожать плечами и отправиться обратно в палатку, шут сделал жалостливое лицо и продолжил, — верно, смеётся над бедным Цицероном? Дагмар ждала пояснений. Цицерон отвёл взгляд и, резко оборвав зарождающееся сдавленное хихиканье, пробормотал:  — Слышащая молчит, снова молчит, — в его голосе звенела лёгкая печаль, — и за какие провинности мне такое… не только Матушка не говорит с Цицероном… — он снова захохотал, видимо, найдя проведённую параллель достаточно забавной. — Дагмар желает, чтобы бедный Дурак Червей разделил с ней… спальник, но может, мне остаться сторожить сладкий сон Слышащей?  — Да как хочешь, — пожала плечами Дагмар. — Если ты предпочитаешь остаться на улице и отморозить себе зад — твои проблемы. Она скинула с себя броню — несмотря на то, что обычно предпочитала в походах спать в полном облачении из-за рисков ночных нападений — сейчас в тяжёлом доспехе уместиться вдвоём на тесном спальнике вряд ли было реальным, и девушка всё же рассчитывала, что её спутник одумается. Оставшись в стёганой льняной рубашке и брюках, она завалилась спать и вырубилась моментально. Проснулась она от прильнувшего к ней человеческого тела, от нежного, осторожного прикосновения к плечу холодных пальцев, облачённых в грубую ткань перчаток. Дагмар едва не дёрнулась за клинком, да только вовремя опомнилась. Ледяной нос шута ткнулся ей в ухо, жаркий выдох дразняще пощекотал мочку. Несколько минут Цицерон не шевелился, а затем завертелся, повернулся спиной, лёг на спину, едва слышно забормотал что-то про Матушку и Пустоту, снова повернулся к ней, согрел её щеку горячим дыханием, снова повернулся спиной… Дагмар уснула нескоро, ощущая нарастающий, почти выводящий из себя жар лежащего так близко тела — это отвлекало её, привычную спать в одиночестве, с ладонью, опущенной на эфес, прислушиваясь к любым звукам и шорохам. Точно так же и сейчас она невольно прислушивалась к неравномерному, глубокому и быстрому дыханию своего спутника. А когда она проснулась утром, то обнаружила, что практически лежит на своём товарище, уткнувшись носом ему в шею. Под ладонью, покоившейся на груди, ощущалось биение сердца. Непривычное, живое, это биение взволновало её, прогнало электрический ток по пальцам, выше, разогнало по телу кровь, сбило дыхание. Девушка подняла голову, окидывая взглядом Цицерона. Тот, широко открыв глаза, смотрел в потолок и, казалось, вовсе не дышал.  — Я тебя раздавила? — неловко пошутила Слышащая, с лёгким беспокойством оглядывая необычайно бледное и явно невыспавшееся лицо Цицерона.  — Дагмар может располагаться со всем удобством, Цицерон к её услугам, — захихикал Цицерон, поворачивая к ней голову. Несмотря на вид, в его тоне не было и следа грусти, напротив, неестественное, искрящееся счастье звучало в демонстративно бодром голосе. — Цицерон только надеется, что Слышащей не мешал… кинжал на моём поясе. Шут залился диким хохотом. Девушка только моргнула, переваривая сомнительную шутку и, решив не обращать внимания, поднялась, чтобы начать собираться. Вечером она была слишком уставшей, чтобы обращать внимание на условности, но теперь её тяготило странное смущение. Подгоняемая затихающим хихиканьем, она оделась, подхватила рюкзак и вылезла из палатки. *** За бессонную ночь лейтенант и его помощник сильно замёрзли. От согревающих зелий у Сальвара раскалывалась голова, и когда ранним утром девушка, наконец, отправилась дальше, он почти был благодарен ей и её странному спутнику.