Любовь всегда прекрасна и желанна, особенно, когда она нежданна.

Когда Юри очнулся, за окном была непроглядная тьма, лишь одинокий фонарь освещал улицу, образуя причудливые тени на светлых занавесках. Кацуки пару раз моргнул и попытался приподняться, но ему мешали провода и трубки, которые торчали в руках и носу. Монитор у изголовья кровати противно запищал, уведомляя о том, что его сердечный ритм ускорился. «Где я?» - конечно, это была первая мысль, которая пришла в голову сквозь пелену неясных воспоминаний. - Ох, - Юри тихо простонал и прикоснулся ладонью ко лбу, силясь найти ответ на свой вопрос, но там была пустота. Последнее, что он помнил, как они с Плисецким собирались во Дворец Спорта, чтобы встретиться с Виктором. «Что было потом?» - по мере того, как в голове понемногу прояснялось, Юри осознал, что находится он в больничной палате. Пусть перед глазами ещё плыло и двоилось, но он понял по запаху, который ни с чем не спутаешь, особый больничный запах дезинфекции и уныния. И хоть он редко бывал в подобных местах, такой запах всё равно запоминается на всю жизнь. Неожиданно дверь в палату открылась, впуская тусклую полоску света из коридора, а заодно и человека, который размашистым шагом зашёл в палату. Напрягая глаза, Кацуки пытался рассмотреть, кто это. - Кто здесь? – прошептал он, чувствуя, с каким трудом ему даются эти простые слова. – Виктор? - О! Ты очнулся! – Кацуки услышал молодой юношеский голос, в котором явственно ощущались радость и облегчение. - Юрио…-кун? - Подожди, не трать силы, я позову врача, - ответил Плисецкий, ставя с шумом что-то на прикроватную тумбочку и выбегая из палаты. Буквально через пять минут вокруг Кацуки собралась куча людей. Высокий седовласый мужчина с уставшим лицом включил в помещение свет, замечая, как часто заморгал Юри. Подойдя к кровати, он достал фонарик и по очереди проверил, как реагирует зрачок, после чего хмыкнул и обратился к медсестре: - Оксана Петровна, я думаю, молодой человек больше не нуждается в дополнительном кислороде, и поменяйте, пожалуйста, капельницу. Юри не понял ни слова, поэтому с тревогой посмотрел на Плисецкого, который маячил где-то поблизости, за спинами медсестёр. Вернее, посмотрел он на светлое пятно, только отчасти напоминающее по очертаниям Юрия. - Что со мной? Я не могу чётко вас всех разглядеть, - произнёс Кацуки, после того, как ему вынули назальный ингалятор, подающий кислород. Видя ответное замешательство больничного персонала, Плисецкий поспешил перевести вопрос Юри. Какое-то время они с доктором обменивались репликами, пока медсестра меняла капельницу. Наконец, всё объяснив, врач покинул палату, оставляя Юрия наедине с пациентом. - С тобой всё нормально, - Плисецкий присел на стул и отхлебнул из стаканчика порядком остывший кофе, чуть морщась. – Они говорят, что из-за травмы головы, какое-то время зрение будет не ахти, но по мере прохождения лечения и… блин, как это слово по-японски, короче, тебе назначат таблетки и режим дня, чтобы ты быстрее восстановился. - Реабилитация, - Кацуки слегка улыбнулся, буквально кожей ощущая нервозность Плисецкого. – А где Виктор? Произнёс, а внутри словно что-то оборвалось, как часто бывало при одной только мысли о Никифорове. Хорошо, он опять оказался жертвой своей невнимательности, умудрился угодить под машину, удариться головой и проваляться без сознания пару дней, но эти факты не столь удивили и огорчили Кацуки, как отсутствие рядом самого близкого для него на данный момент человека. Боясь совсем по-девчоночьи расплакаться перед Плисецким, Юри зажмурил глаза, с волнением ожидая ответа. - Отсыпается твой Виктор, - проворчал блондин, хмыкнув. – Сидел тут, как приклеенный, два последних дня, танком не сдвинуть, но где-то два часа назад свалился в коридоре в обморок… что тут началось, врачи переполошились, оказалось банальное переутомление, ему вкололи успокоительное и уложили в соседней палате. - А тренировки? – Кацуки старался голосом не выдать своего счастья от новости, что Виктор эти дни был рядом и переживал за него, но выражение лица всё равно спалило его, так как Плисецкий имел возможность наблюдать, каким дебильным оно стало, стоило в разговор вставить «Виктора и их неземную любовь». - Тьфу, противно так, что аж зубы сводит, - по-русски произнёс Юрий, не до конца осознавая, что просто банально ревнует сейчас. - А? - Какие тренировки, если оба моих тренера решили в больнице поваляться, - недовольно ответил блондин. – Ты вообще, когда дорогу переходишь, по сторонам смотришь?! Какого хрена ты выскочил перед машиной?! - Прости, - пробормотал Юри, смущённо улыбаясь. Несмотря на то, что Плисецкий сейчас в резкой форме его отчитывал, как нашкодившего ребенка, на душе было тепло. Может быть, Юрий просто не умеет по-другому выражать свою любовь, оттого и кажется таким колючим. Ведь Юри и сам когда-то был нелюдимым, нелепым, не знающим, что такое любить и быть любимым. До того момента, пока не встретил Виктора и не доверился ему. - Я доставил вам неудобства, - извиняющимся тоном произнёс Кацуки, предприняв еще одну попытку поудобнее расположиться на больничной кровати. – Я, правда, сожалею. - Пффф, - только и смог выдавить из себя Юрий, подходя к изголовью и помогая Юри устроиться, но неожиданно тот обхватил руками его за шею, из последних сил притягивая к себе и обнимая. Как и ожидалось, блондин опять опешил, но подобное длилось лишь какие-то несколько секунд, после чего, Юрий вырвался, покраснев, как рак. - Тебе совсем все мозги отшибло после аварии?! Не твори первое, что в голову придёт! - Ты тоже достоин любви, - словно это всё должно объяснить, сказал Кацуки, не обращая внимания на крики блондина. - Хватит смотреть на меня таким жалостливым взглядом. Достаточно и того, что я согласился, чтобы ты меня тренировал, - Плисецкий сложил руки на груди, заранее отгораживаясь от Юри, опять ставя между ними барьер. - Ты упрямый, - Кацуки по-прежнему тяжело было говорить, но в то же время он чувствовал, что с Плисецким нужно быть предельно искренним, этот юноша, кажется, научился распознавать фальшь за километр. Брюнет вдруг ясно осознал, что, и правда, хочет помочь Юрио измениться, помочь ему стать такой звездой, прикоснувшись к которой, можно обжечься. Без всяких «может быть» и «наверно, я постараюсь». – Но это не повод дерзить своему тренеру. - Чёртов Кацудон! – понимая, что снова начинает попадать под очарование японца, Юрий выругался и поспешил покинуть палату. Но в дверях наткнулся на чью-то высокую фигуру. - Юрио, ты чего так расшумелся? – сонно пробормотал Виктор, опираясь о косяк и смачно зевая. Было заметно, что он ещё под действием успокоительного, но это не помешало ему проснуться раньше времени и притопать в палату к Кацуки. - Я домой, - с угрюмым видом отчитался Плисецкий, отодвигая Никифорова. Виктор сначала недоуменно посмотрел ему вслед, потом перевёл взгляд на кровать, где сидел и щурился Юри, силясь разглядеть хоть что-нибудь. За мгновение лицо Никифорова изменилось, преображаясь. Идиотская улыбка, удивлённые голубые глаза. Словно в замедленной съемке, он открыл рот, но оттуда не вылетело ни звука. - Привет, - тихо произнёс Кацуки, нервно комкая покрывало. - Юююрииииии! – наконец, Виктора прорвало. Он кинулся к японцу, обнимая его так крепко, что Юри на секунду подумал, что к травме головы добавится ещё и парочка сломанных рёбер. - Я так счастлив! Ты очнулся, но почему мне не сообщили? У тебя болит где-нибудь? Ты меня помнишь, у тебя же нет, как в этих ужасных сериалах, амнезии? Ты голоден? Может, воды? - Подожди, остановись, пожалуйста, - взмолился Кацуки, тем не менее, не спеша разрывать удушающие объятия. «Я будто вечность его не обнимал», - отчего-то пришла в голову мысль. И стоило так подумать, как Виктор сам ослабил хватку, убирая руки с лопаток и чуть отстраняясь. Юри плохо видел, но зато смог услышать, как колотится сердце его любимого. Всматриваясь в лицо Кацуки, тот ловил малейшее изменение в мимике, любуясь, как ещё никогда не любовался. - Со мной всё хорошо, - всё-таки успокоил Кацуки, сплетая их пальцы и замирая от нахлынувших эмоций. Он вкратце пересказал всё, что услышал от доктора с помощью Юрия, хотя был уверен, что Виктор и так в курсе большей части этой информации. Единственное, что они оба не знали, как долго продлится реабилитационный период, сколько времени он отнимет у них, ведь до Олимпиады уже рукой подать. - Я подвёл тебя, Виктор, - голос Кацуки невольно дрогнул на этих словах. – Да и Юрио-куна тоже. Сейчас он больше всего боялся услышать немало упрёков в свой адрес, услышать разочарование, но вместо всего этого Никифоров пошёл другим путём. - Можно я тебя поцелую? - эта просьба прозвучала как гром среди ясного неба, столько любви и трепета было в голосе Виктора сейчас. Но ответа он так и не дождался, наблюдая за немым изумлением Кацуки. - Глупенький, когда я услышал в телефоне крик Юрио, то подумал, что потерял тебя, - с придыханием произнёс Виктор, вновь наклоняясь и нежно касаясь сухих губ Юри. Он готов был зацеловать его всего, оставляя след от горячих губ на щеках, лбу, подбородке и снова возвращаясь к губам. - Я думал, у меня сердце остановится, - целуя мочку уха, прошептал Виктор, забираясь с ногами на слишком маленькую для двоих кровать. – Даже Юрио так переволновался, что забыл о своих обидных кличках. Пока ехала скорая, он носился вокруг машины, сбившей тебя и угрожал водителю, крича, что «Если с Юри что-то случится, я лично закопаю и тебя и твою ..кхм.. сраную тачку» - Это так на него похоже, - Кацуки улыбнулся, вспоминая, что угрозы всегда были коронным элементом Плисецкого. - Он назвал тебя по имени, значит, он признал тебя, - меж тем продолжил говорить Виктор, теснее прижимаясь к Юри, кладя голову тому на плечо и прикрывая глаза. «Ты устал, поспи», - касаясь мягких волос и тоже закрывая глаза, Кацуки провалился в сон. Сколько он проспал - неизвестно, но вот дышать становилось всё тяжелее. Делая глубокий вдох, Юри проснулся и попытался пошевелиться. Тут же появилось ощущение дежавю, вот только за окном уже успел забрезжить рассвет, а мешали ему не провода и капельница, а два мужских тела, что клубочком сложились и лежали практически на нём, оплетая Кацуки руками и ногами.