В путь — так вместе!

Оленев благополучно смылся в библиотеку, а Корсак, не сильно жаловавший это место, ровно как и всю навигацкую школу, пытался коротать вечернее время за расшифровыванием невесть откуда взявшихся у Пирата дневников неизвестного английского капитана. Учитель, хоть и не любил подозрительно рьяного в учении гардемарина, сей дневник ему всё-таки вручил, не сильно, впрочем, надеясь на то, что Корсак сможет разобрать хоть слово на старо-английском. Отчасти он был прав, но Алёша не привык сдаваться и в надежде получить знания вгрызался в неподдающийся текст, как гончая в дикого зайца. Было лишь одно но, мешающее ему сверх меры. Это самое «но» сейчас сосредоточенно пыхтело у него за спиной, меряя их крохотную комнатку широкими беспокойными шагами. Битый час Белов метался туда-сюда, как заправский метроном, раздумывая о чем-то своём, высоком и, несомненно, важном, и Алёша, хоть и не смел ему мешать, сам уже порядком утомился от этого мельтешения. Наконец, терпение Корсака иссякло. — Белов, прекрати страдать и рассказывай, что там у тебя случилось! — повелительно сказал он, отодвигая от себя дневник и разворачиваясь к товарищу. Александр замер посреди комнаты, будто наткнулся на невидимую стену, и удивленно посмотрел на Алёшу. — С чего ты взял, что у меня что-то случилось? — с напускным равнодушием поинтересовался он, принимая развязную и непринужденную позу. Алексей поморщился от неумелого притворства друга — сам бы он сыграл явно лучше. — Сашка, ты кого пытаешься обмануть, меня или себя? Колись-давай, влюбился? Александр побледнел и тут же густо залился краской. — Ах, Алёша, — с придыханием произнес он, — знал бы ты, какая она… — он, как подкошенный, рухнул на колченогий стул, стоящий в углу, и картинно прижал обе руки к сердцу. — Знаю, — Алексей расхохотался, но тут же поспешил пояснить, заметив настороженный взгляд Белова. — Самая красивая, лучшая, грациозная, изящная, остроумная и так далее. Верно? — Она — само солнце! — воскликнул Саша, и тут же вздохнул, резко погрустнев. — Я пропал, Лёша, пропал… Мне теперь две дороги: либо в бой, либо в омут с головой… Корсак только плечами пожал. Такие «приступы» у Саши происходили не реже, чем раз в два месяца. Белов забывал есть и спать, не говоря уж об учёбе, а думать мог только о белых ручках очередной прелестницы, покорившей его сердце. Но любовная горячка, пережив свой сладостный расцвет, быстро сходила на нет, и измученный душой гардемарин утихал на время, всю свою природную страсть отдавая фехтованию и сомнительным приключениям, коих на их век хватало. Именно поэтому Корсак и не стал особенно пугаться категорических заявлений Белова; уж он-то знал, по какому сценарию будет разыгрываться эта пьеса. Главное, не забывать хоть изредка кормить горе-влюбленного, а не то он и правда погибнет, да только не от любви, а от истощения. Белов, тем временем, сообщал Корсаку удивительную и необычную историю своего знакомства с прекрасной Элен, властительницей юной души. Но Алёша даже не пытался прислушиваться, потому как слышал подобных историй великое множество. Но вдруг Саша резко схватил его за руку и со всей горячностью заявил: — Ты должен мне помочь! Такие заявления тоже не были в новинку, и Алексей только вздохнул о бежавшем к древним афинянам Никите. Оленев с присущей ему чуткостью всегда угадывал движения сердца Белова задолго до того, как тот открывал предмет своих страданий друзьям, и всегда успевал благополучно скрыться до того, как с уст Александра срывалась злополучная фраза «ты должен мне помочь». Все шишки, как всегда, летели на Корсака. — Ну, что ты задумал? — обречённо поинтересовался он, понимая, что друзей не бросают. Александр отчего-то густо покраснел и отвел глаза. Руку Алёши он тоже отпустил. — Научи меня целоваться… — робко вымолвил он, смущённо почесывая голову. У Алексея от удивления даже рот открылся. — Чего-чего ты хочешь?.. — переспросил он, хотя, конечно, всё прекрасно расслышал. — Научи меня целоваться, — раздельно повторил Белов, подняв на друга чуть шальные глаза. Корсак нервно засмеялся. — Почему я? — А кто ещё? Алёша задумался. Действительно, обратиться в таком вопросе было не к кому. Конечно, где-то там, в библиотеке, сидел Оленев, но одного мудрого взгляда княжеских глаз было достаточно, чтобы навсегда забыть о существовании подобных вопросов. И правда, кому нужны поцелуи, когда есть великие умы древности и непознанная сущность человеческого существования? А что до самого Корсака, то у него точно имелся опыт в таких вещах, хоть и весьма сомнительный. Будучи актёром, с самого начала своей карьеры не исполнившим ни одной мужской роли, ему не раз приходилось быть объектом поцелуев со стороны другого мужчины. И не всегда эти поцелуи были целомудренными и вполне театральными, от чего разнообразная публика только приходила в восторг, не разумея, кто скрывается под личиной томной красавицы с очаровательной родинкой над верхней губой. Однако Алексей считал это частью работы, напрямую связанной с хождением в платье и прочими неудобствами. А с ними он уже успел смириться за неимением какого-либо выхода. Но Корсак даже не мог предположить, что Саша всерьез воспринимает его ипостась вне работы, как способную на нечто подобное. — Помилуй, Белов… Что я, содомит какой? — спросил Алёша без гнева, но со здоровым возмущением. — Нет, что ты… — Александр смутился ещё больше, обнял самого себя за плечи, и затих. Но, как оказалось, только на время. — Но послушай же, Лёшка, мне правда никто не может помочь, кроме тебя! — заговорил он вновь, с ещё большим рвением и возбуждением в голосе. — Что угодно можешь просить, только научи как! Грешно опростоволоситься! В доказательство своих слов он тряхнул головой. Светлая и не в меру растрепанная копна кудрей всколыхнулась. — Не буду я с тобой целоваться! — решительно возразил Корсак и демонстративно отвернулся, намереваясь вернуться к своему английскому капитану. Пыхтение за спиной, теперь приобретшее обиженные нотки, усилилось. — Погиб… Погиб… — бормотал Белов. — Завтра в девять свидание, и я погиб… Алёша закатил глаза. — Что я ей скажу? — продолжал бормотать Саша. — Она ведь наверняка захочет меня поцеловать. Она такая… Такая!.. А я не умею! Погиб… Решительно погиб… Алексей сдавленно застонал и поворотился к Белову. На лице Александра зависло выражение жалобного непонимания, каковое бывает у маленьких щенков, когда те понимают, что положенная порция еды в миске подошла к концу. — Ладно, — выдохнул Корсак, чувствуя себя последним идиотом. Саша тут же воспрянул и загорелся, лицо его осветилось. — Лёшка, я твой должник! — восторженно заявил он, подбираясь ближе к Корсаку. Алексей покосился на дверь в комнату. — Ну, смотри, Белов! Ежели сейчас зайдет кто — нам с тобой ссылки не миновать! Александр согласно закивал. — Мы осторожно, — заверил он, хоть и не ясно было, что именно имел в виду совсем потерявший голову от любви гардемарин. — Ага, хорошо… — снова вздохнул Корсак, стараясь не смотреть в горящие энтузиазмом глаза друга. — Чуть вытягиваешь губы и делаешь такие движения… Будто пытаешься обхватить ими что-то. Корсак изобразил то, что имел в виду, чувствуя себя последним идиотом. Саша попробовал повторить за ним, и выглядело это очень глупо. Алексей напряженно кивнул. — Ну, да, примерно… Ты ведь понял?.. И он хотел было встать и уйти, как можно скорее, чтобы избежать участия в этом балагане, но Белов проворно ухватил его за рукав, принуждая остаться на месте. — Эй, а практика! Алёшка обреченно подвинулся к нему. — Сейчас я тебя поцелую, — со вздохом предупредил он, чувствуя, как краснеет против воли. Хотя, если подумать, ничего зазорного в том, чтобы помочь другу не было. Помогает же ему Белов с фехтованием!.. Александр кивнул и зачем-то закрыл глаза. «Тем лучше», — подумал Алёша и приблизил своё лицо к лицу Саши. Чуть наклонив голову, чтобы не столкнуться носами, он коснулся приоткрытых губ друга. Нет, этот поцелуй не походил на сладострастные причмокивания на сцене. Во-первых, не его целовали, а он целовал, во-вторых, делалось это не на публику, а в-третьих… А что было «в-третьих» Алёша и сам не знал, да только смог оторваться от губ Белова и отодвинуться лишь тогда, когда обоим уже не стало доставать воздуха в лёгких. Белов оказался на редкость понятливым учеником, и почти сразу же перехватил инициативу, увлекая и Корсака. Алёша даже не заметил, как его руки оказались лежащими на плечах друга. Саша часто вдыхал, как будто только вынырнул со дна пресловутого омута, щеки его раскраснелись, губы слегка припухли, а глаза затуманились. Корсак подумал, что едва ли выглядит лучше. С полминуты они приводили дыхание в норму, после чего Алёша сдавленно проговорил: — Ну, как-то так… А затем поспешил вернуться к дневнику англичанина, не особенно надеясь, впрочем, что ему удастся перевести хотя бы строчку. Белов обескураженно кивнул и отсел, всё ещё сверля пустоту дикими глазами. До самого прихода Никиты никто не произнёс и слова.