В путь — так вместе!

Отпрыгав положенное время на сцене и в меру насладившись своей порцией аплодисментов, усталый Алёшка Корсак ввалился в гримерку и плюхнулся на первый попавшийся стул, проклиная всё на свете. Сил не было даже раздеться, а чертовы туфли до того натерли ноги, что каждый шаг отдавался невыносимой болью в конечностях, да и во всем теле. Так, наверное, чувствовала себя несчастная Русалочка, лишившаяся хвоста и голоса в обмен на призрачную возможность любви. К счастью или к горю, Корсак голоса лишен не был. Тихо бранясь, он стащил с ног ненавистную обувь и снова откинулся на спинку стула, ожидая, пока остальные актёры завершат со своим туалетом и разбредутся кто куда. Переодеваться в толпе он не любил. Разговоры стихли, и Алексей, неловко переступая голыми ногами по холодному полу, начал переодеваться. Вернув себе облик гардемарина, он критически оглядел себя в большом зеркале, украшающем гримерку, и устало прислонился лбом к холодному стеклу. Больше всего на свете хотелось спать. На втором месте в списке желаний значилось уйти и никогда не возвращаться в этот отвратительный театр. С каждым представлением Алёша, как ему казалось, терял здесь частичку души без надежды на её возвращение. Гордость молодого человека страдала каждый раз, когда ему приходилось напяливать на себя женское платье и напоказ кокетничать с другими лицедеями, ощупывающими его фигуру сальными глазами. Всё это было мерзко до предела. А главное, что выхода из ситуации не существовало. Корсак ещё раз представил себя в женском наряде, горько усмехнулся и отлип от зеркала, снова вглядываясь в отражение. Но, к своему удивлению, тут же обнаружил, что его зеркальный двойник облачён не в приличествующие его полу и положению штаны и широкую рубашку, а во всё тот же костюм камеристки Аннушки. «Аннушка» удивленно похлопала ресницами и всплеснула руками. Алёшка как стоял на месте, так и остался стоять, чувствуя, как у него подгибаются коленки. Отражение смущенно улыбнулось, сделало шаг вперёд и вышло из зеркальной оправы, представая перед обмершим гардемарином уже во весь рост. — Здравствуй, Лёша, — произнес зазеркальный Алексей его собственным голосом, чуть смягченным на манер женского. Реальный Корсак молчал, не в силах вымолвить и слова. Его буквально парализовало от смешанных чувств. «Аннушка» продолжал улыбаться, и Алексей понял, что должен сказать хоть что-нибудь. — Ты… кто? — не слишком-то вежливо выпалил он, присаживаясь на удачно оказавшийся поблизости стул. Колени дрожали. — Я это ты, — просто ответило отражение и присело рядом, подобрав пышные юбки. Придумать более очевидный ответ было трудно. Пришелец из зеркала походил на Корсака, как похожи друг на друга две капли воды из одного стакана. Тот же невысокий рост и худощавая фигура, тот же ровный овал лица с чуть бледной кожей, те же широко распахнутые глаза с длинными светлыми ресницами. Присутствовала даже «роковая тайна» над губой. — И зачем ты пришел? — снова наплевав на вежливость, спросил Алёша. Пожалуй, отражение действительно принадлежало ему самому. А уж в общении с самим собой манерами можно было и пренебречь. — Я пришел упрекнуть тебя, Алёша, — произнес зазеркальный Корсак с всё той же улыбкой на губах. Корсак реальный нахмурился, — за то, что ты меня не ценишь. От такой наглости Алексей едва не свалился со стула. Отражение продолжило, мягко взяв его за руку. — Да-да, не ценишь! Всё только бранишься, да театр поносишь. А, меж тем, я — лучшая твоя сторона. Хоть у той же Бесстужевой спроси. — Много она понимает, Бесстужева-то! — выдохнул Лёшка, пытаясь сбросить руку двойника, уж слишком цепко сжавшего пальцы на его запястье. — Да уж побольше тебя, дорогой мой. По крайней мере, она видит, как ты хорош… — зазеркальный Корсак чуть склонил голову, вытягивая длинную шею, расправил плечи и коснулся пальцем родинки. Алёша вздрогнул и отпрянул. — Уж не хочешь ли ты… — Хочу! — перебил его двойник. Следующую свою реплику Корсаку озвучить не удалось, потому что отражение быстро прильнуло к нему и вовлекло в мягкий, но настойчивый поцелуй, игриво прикусывая нижнюю губу Алёшки и нагло пользуясь его удивлением. Он опешил и в первое мгновение даже не попытался оттолкнуть «камеристку», по-женски обвившую его руками. Губы были пухлыми и чуть солёными, и Корсаку даже стало неловко: неужто и он, исполняя роли, до того вживался в образ, что был не отличим от какой-нибудь субретки. Даже целуется эта разнесчастная субретка, как какая-нибудь барышня — с негромкими вдохами, будто бы стыдливо прикрыв подведенные глаза. Вдохнув привычный запах пудры и плохого грима, он попробовал высвободиться из тесных объятий, но совладать с идентичным по силе двойником было не так-то просто. — Поддайся… — шепнул «Аннушка» ему на ухо, разорвав поцелуй и опалив горячим дыханием скулу. Щеки Алексея зарделись. — Я это ты. — Прекрати, — в тон ему пробурчал Корсак, пытаясь вывернуться. Двойник тихо рассмеялся. — Кто, если не я? — Не ты! — А кто? — зазеркальный Корсак резко выпустил его из объятий, чуть отодвинулся и посмотрел на Алексея распахнутыми от удивления глазами. Лёшка вспыхнул. — Нет, правда, ты влюблён? Корсак отвернулся. Он давно перестал понимать, что происходит, но в любом случае не собирался обсуждать эту тему с кем-либо. Даже при условии, что этот самый «кто-либо» — он сам. — Алёша, — позвало отражение, мягко опуская ладони на его плечи. — Доверься мне… Всё это было до крайности странно, необъяснимо, неправильно. Алексей молчал, стараясь не смотреть на двойника и вообще, по возможности, забыть о его существовании. Но идентичная его собственной фигура, аккуратно поглаживающая его плечи и говорящая что-то знакомым голосом, притягивала, как магнит. Он просто не мог уйти, оставив здесь свою копию. По крайней мере, стоило разобраться, откуда он вообще взялся, и как его вернуть обратно. Однако у «Аннушки», кажется, были на него совсем другие планы. — Лёш, — шептало отражение, снова придвинувшись вплотную. Он опустил подбородок на плечо Корсаку и снова имел возможность говорить, благо Алексей не протестовал. — Я знаю, кого ты любишь. Было бы странно, если бы я не знал… — Зачем тогда спрашивал? — огрызнулся Корсак, поводя плечами и высвобождаясь из объятий двойника. — Проверял тебя, — тут же откликнулся зазеркальный Алексей и легко коснулся кончиком носа чувствительного участка кожи на шее. Лёша дернулся и в очередной раз отпрянул. — Ну, это, право, переходит все границы… — запальчиво начал он, но столкнулся со взглядом невинных голубых глаз напротив и замолк. Отражение обезоруживающе улыбнулось. — Это твой единственный шанс познать себя так, как никогда до или после, — тихо, но твердо проговорил он и прикрыл глаза. Тени от длинных ресниц упали на бледные щеки. Лёша выдохнул и оглядел его ещё раз. В душе роем кружились подозрения и упреки самому себе. И до появления зазеркального Корсака ему приходилось нелегко со своими чувствами: неразделенная, запретная и тщательно скрываемая влюбленность в Сашу Белова не проходила даром. А теперь ещё и явился… он сам, предлагающий ему нечто такое, что, вероятнее всего, ему не удастся пережить никогда больше за всю свою короткую или длинную жизнь. Он вспомнил, как отражение только что поцеловало его, и ему вновь стало жарко и неловко. Он глубоко выдохнул, чувствуя, как снова краснеет. Словно почувствовав его настроение, двойник вновь придвинулся ближе и опустил ладонь, облаченную в белую перчатку, на щеку Алёши. — Никто не узнает, — сказал он, легко поглаживая рдеющую скулу. Корсак выдохнул, предоставляя ему право действовать. — Лёшка, вставай! Очнувшийся Корсак широко распахнул глаза и узрел нависшую над ним физиономию Белова. Лицо Александра украшала умильная улыбка. — Чего? — Ничего, — в тон откликнулся Саша, выпрямляясь и подавая ему рубашку. — Просто ты умудрился заснуть в гримерке, даже не переодевшись. Мы с Никитой устали тебя ждать, забеспокоились и примчались сюда. А он спит, как ни в чем не бывало! Корсак задумчиво посмотрел на помятое платье и ничего не ответил.