«Спасайся сам»

***

      Наконец настал тот день, когда Хельга вернулась. И вместе они возобновили их заведенный порядок. Кроме того, Сид дал себе клятву, что в следующий раз, когда он встретит Хельгу, то обязательно с ней заговорит. Больше никаких молчаливых перекуров. Но он все еще не мог себя заставить. Что-то в ее манере держаться, в ее взгляде поверженной заставляло его думать, что на тот вопрос, что он хотел ей задать, она уже отвечала много-много раз, и это не должно было ее затронуть.       Хельга развернулась, чтобы пойти обратно вовнутрь, но Сид вытянул еще одну сигарету. Он проглотил свой нервный ком и заговорил:       — У меня есть еще, — «Очевидно же, тупой идиот» — мысленно крикнул он себе. — Что-то меня сегодня конкретно пидарасит.       Он протянул ей пачку, и она выудила оттуда еще одну сигаретку.       Она выглядела замерзшей. На дворе зима была все еще в самом разгаре, а на ней была одна только рубашка с длинным рукавом. Чушь какая-то. Да эта девчонка просто пыталась себя убить. Но, с другой стороны, Сид и сам вышел в одной только толстовке, потому что холод держал его в тонусе. Это заставляло его ощущать хоть что-то, пусть это и было жалкой попыткой.       — Возьми мою толстовку, — сказал Сид, понимая, что, заговорив с ней сейчас, убьёт всех зайцев сразу.       Он снял свою толстовку и набросил Хельге на плечи. Неужели она, в самом деле, была такой хрупкой? Он совсем позабыл, что под ней у него была только футболка с короткими рукавами.       — Приятель, мне не нужна твоя чертова толстовка, — начала Хельга, но запнулась на середине предложения.       Сид проследил за ее взглядом, который остановился на его руках. Сейчас, на фоне снега, их вид был ужасающим. Его кожа была нормального бледно-сливочного оттенка, но на внутренней стороне его предплечий, с множеством косых рубцов, она была болезненно красного и багрового цветов. Струпья старых ран пересекались со свежими порезами и уже зарубцевавшимися участками. Сид не пользовался каким-то шаблоном, он резал там, где ему казалось это необходимым, ведя лезвием поверх старых шармов и незаживающих порезов, так как те вечно оставались открытыми. Сид был абсолютно уверен, что большинство из них инфицировано.       Хельга долго ничего не говорила. Сид скрестил руки, пряча чувствительные участки в складках футболки. Тогда она сделала это резкое движение, выставив свою руку, точно собиралась сдавать анализ крови. Костлявая кисть отвернула рукав рубашки, явив взгляду забинтованное запястье. Сид мельком увидел кожу над повязкой и рассмотрел целую кучу мелких порезов, так похожих на его собственные.       Шок растекся по его внутренностям, живот скрутило узлом, а сердце пронзило болью.       — Слишком глубоко. Должен был быть просто порез. Они думают, что я пыталась покончить с собой, так что теперь я под надзором, — с горечью пояснила она. — Это отвратительно.       Сида это задело. Как она могла называть то, что он делал, отвратительным, если сама занималась тем же? Это было самое большое лицемерие, с которым ему только доводилось сталкиваться. Что за сука! Хотя, кого он пытается обмануть, Хельга всегда была стервой.       — Ты бы лучше ни с кем об этом не трепалась, — прошипел Сид.       — Никто не узнает, если ты будешь держать свою пасть на замке, — парировала Хельга с таким же ядом.       Сид, наконец, поджёг сигарету, чувствуя почти облегчение от того, что кому-то известно о его занятии, особенно если этот кто-то делал то же самое. Теперь это больше не было бременем. Теперь его собственная дыра казалась уже не такой глубокой.       — Чем ты пользуешься? — внезапно спросил Сид.       — Бритвой, — хрипловато ответила Хельга, выплевывая дым и кашель изо рта.       — И я, — он осознал, что его трясет от холода, и он не может пошевелить пальцами на ногах.       Оцепенение было приятным тоже.