История загнанных зверей

— Ты точно знаешь куда мы идём? — Джон очень устал и хотел отдохнуть, но Рамси шёл вперёд, не сбавляя шагу, и с раздражением оглядывался на него, когда тот задавал подобные вопросы. То есть примерно каждую четверть мили. В этот раз дредфордский бастард оборачиваться не стал, но Джону показалось, что он услышал приглушённое ругательство. — Мы идём вдоль огромного ледяного вала почти двести метров в высоту. Ты серьёзно думаешь, что этот ориентир я могу с чем-то перепутать? — между предложениями последовала небольшая пауза, во время которой он попытался восстановить сбитое дыхание. — Нет, но... Как мы узнаем, что замок над нами? — Джон не столько волновался насчёт этого, сколько просто пытался избавить от гнетущего ощущения, преследующего его ещё с Зачарованного Леса. —Поверь, это поймёшь даже ты, — Рамси чуть сбавил шаг, а потом задал вопрос тихим и вкрадчивым голосом, каким пользовались, рассказывая детям страшилки, — Кстати, мы уже близко. Поглядывай иногда на Стену, может увидишь в толще льда пару десятков наших предшественников. По спине прошёлся холодок. Джон вспомнил, как Старая Нэн пару раз рассказывала им историю о том, как семьдесят девять братьев попытались покинуть Дозор, но дезертиров поймали и заживо замуровали в Стену. Одна из многих страшных сказок няньки. Не то чтобы Сноу в это верил, но история была самой правдоподобной из всех легенд о Твердыне Ночи. А их за тысячи лет накопилось немало. Самый таинственный и старый из замков древнего ордена, которому приписывали и десятки злобных духов и Короля ночи в качестве временного хозяина. И именно туда они держат путь... Призрак веселился, радуясь долгой прогулке, и периодически по самые уши скрывался в наметённых бураном сугробах. Хотел бы Джон относиться ко всему так же беззаботно. Ноги иногда по колено проваливались в рыхлчардрева, и он чувствовал себя ужасно неуклюжим. А вот Рамси, двигающийся чуть впереди, снова походил на лесного хищника и каким-то непостижимым образом умудрялся миновать все неожиданно глубокие места. После шутки про замурованных дозорных Джон шёл, опустив голову, и не обращая никакого внимания на то, куда собственно идёт, пока в какой-то момент не врезался в остановившегося Рамси. И посмотрел перед собой. Всё же Джон слышал о Чёрных Воротах. Вытесанные из белого чардрева с бледным, старым и, что уж греха таить, страшным до одури вырезанным ликом, они были тайными и древними, как сама Стена. Открыть их позволялось только брату Ночного Дозора, произнёсшему слова присяги. Такое простое правило, таящее в себе какой-то мистический смысл, было обязательным для исполнения, и ни один северянин не осмелился бы его нарушить, будучи по натуре суеверным и преданно верящим в Старых Богом. Но, как уже известно, Рамси в Богов не верил. И когда он открыл дверь, Джон на секунду подумал, что сама Стена упадёт им на головы, погребя навечно под сотнями тонн льда. Но ничего не произошло. Замок оказался не таким, как ожидал бастард Старка. Ветер очень неприятно свистал в разрушенных башнях, здания скрипели и раскачивались, под полом большого чертога скреблись крысы... Дворы превратились в маленькие рощи, где сплетались ветвями тонкие деревья и мертвые листья шуршали по старому слежавшемуся снегу. На месте бывшей конюшни тоже вырос целый лес, и кривое чардрево поднималось из дыры в куполе кухни. Рамси, кажется, наоборот, ожидавший чего-то ещё более ужасного, рассеянно огляделся, и, подождав пока Призрак поднимется по круглым опасным ступеням, двинулся в глубину руин, осматривая остатки замка. Джон неохотно последовал за ним. Одни башни обвалились, другие казались совсем ветхими, но они поднялись на колокольню (где больше не было колоколов) и на воронью вышку (где больше не было птиц). Под пивоварней они обнаружили подвал с огромными дубовыми бочками — пустыми: они загудели, когда Джон постучал по ним. Нашли библиотеку без книг — все полки в ней рухнули, и вокруг шмыгали крысы. Нашли сырую темницу, где могло поместиться пятьсот пленных — но когда Рамси потряс заржавелую решетку, она сломалась. От большого чертога осталась только одна ветхая стена, баня ушла глубоко в землю, двор рядом с оружейной, где черные братья некогда упражнялись с копьями, мечами и щитами, зарос терновником. Но оружейная и кузница сохранились, хотя вместо клинков, мехов и наковален в них остались только пыль и паутина. — Я никогда бы не подумал, что это место могло быть сердцем Ночного Дозора, — поделился мыслями Джон, когда они присели на пыльный пол, чтобы немного отдохнуть, а Призрак пока безуспешно пытался очистить шерсть от налипшей паутины. — А я бы поверил. Если трезво взглянуть на Чёрный Замок, то он тоже не в самом хорошем состоянии. Строители пытаются сделать из него что-то хотя бы более менее пригодное для жизни, но у них получается только поддерживать его в нынешнем состоянии, и то, не очень успешно. А за этим уже сотни лет никто не следит, так что нам повезло, что от него хоть что-то осталось. Джон кивнул, соглашаюсь, а потом спросил: — Как думаешь, его можно отстроить? — Можно, наверное. Но на месте Отелла Ярвика я съездил бы по морде любому, кто решил бы это сделать.

***

К тому времени, как солнце склонилось к закату большинство тем для разговора либо исчерпались, либо не подходили к случаю. Можно было, конечно, просто лечь спать, но парни, не сговариваясь, решили подождать пока проснётся волк, чтобы красноглазый стражник отгонял от них злобных притаившихся грызунов, наверняка переносящих всякую заразу. Джон потёр сонные глаза, и ему всё-таки пришла мысль о том, что он хотел бы услышать. Когда Рамси привели в Дозор, причина ссылки была скрыта от посторонних ушей по личной просьбе Русе Болтона, Рамси также не поднимал эту тему, а спрашивать никто не решился. Но... сейчас момент довольно подходящий. Наверно. — Рамси, — Джон дождался внимательно взгляда, а потом продолжил, — я хотел... Раз уж нам всё равно придётся пробыть здесь до утра... Ты никогда не говорил... — Джон. — Почему отец сослал тебя в Дозор? Рамси некоторое время молчал. Винтерфелльский Сноу не смел нарушать тишину, хотя ему казалось, что её и не было: мысли его друга будто бы со звуков проносились в голове, и если его можно было с чем-то сравнить, то это были бы размеренно ворочающиеся жернова огромной мельницы в разгар дня. Наверное, Джон просто слишком сильно устал. — У всех моих бед одно имя — Домерик, — всё-таки произнёс он. На радость и удивление Джона, последствий у их ночного приключения не было. Нэд только посмеялся, сказав: «Мальчишки», будто это объясняло всё и сразу; Кейтилин сделала вид, что два бастарда это для неё уже слишком и проигнорировала их выходку; а Русе посмотрел так, словно прикидывал, как лучше прицелиться, чтобы одной стрелой пробить две головы, но из-за равнодушия своих Лордов, больше никак неодобрения не показал. Рамси почти светился от самодовольства. По приходу их вкусно накормили на кухне тем, что было приготовлено к пиру, но не поместилось на столы, а потом отправили отсыпаться. Но днём радость Рамси сошла на нет, стоило им выйти во двор Винтерфелла. Там, где вчера познакомились двое мальчишек, играли уже другие. И Домерик был с ними. На Русе он был похож сильнее, чем бастард: немного надменный и снисходительный взгляд полупрозрачных глаз, нечёткие черты лица, тихий и ровный голос. Но искренняя счастливая улыбка перебивала всё, в секунды превращая его из задумчивого хитреца в доброжелательного парня, который всем и каждому становился другом. Домерик был чуть старше Робба, хотя по нему этого не было видно из-за не слишком высокого роста, который в детском понимании являлся очень-очень важным показателем взрослости. Не то чтобы они с наследником Старков подружились, но крохотный огонёк симпатии всё же пробежал, что было понятно по тому, как легко Робб позволил ему взять на себя инициативу и развлекать более младших детей приезжих лордов. Из девочек там были только крошки Санса и Мира, которых усердно Теон пытался рассмешить. Несколько взрослых, чуть в стороне, умилялись, глядя, как веселятся их дети. Старшему брату Джон доверял, и раз он посчитал Домерика достойным их компании, то значит младший Болтон самом деле был хорошим. Но почему же Рамси смотрел на него, как зверь на зажатую в капкане лапу? Ненависть и безысходность. Джон не мог понять, как в глазах ещё маленького мальчика могут быть такие взрослые эмоции. Такие страшные. Сноу никогда не видел настоящей ненависти до этого дня. Думал, что видел. Думал, что это то, что чувствует к нему Кейтилин. Но теперь он смотрел на неё и видел только печаль, смирение, неприязнь, даже, возможно, немного отвращения. Что-то очень далекое от любви, но не противоположное ей. Кейтилин может даже думала о смерти, но никогда не желала её по-настоящему искренне, никогда не приложила бы этому руку. Но не было ни единого сомнения, что Рамси бы улыбался глядя, как брат ложиться животом на лезвие меча. И этой мысли стало дурно. А хуже всего было то, что когда Домерик обернулся в нём Джон увидел тень того же, что было в Рамси. Что может заставить братьев друг друга ненавидеть? Это была не детская ссора, не невинное соперничество, а что-то такое, из-за чего начинают воевать. Хотя чего ожидать от детей, у которых не было матерей, а только холодный бесчувственный отец, с гордостью носящий знамя с изображением ободранного человека. — Что же произошло в тот раз? — Джон уже сделал пару предположений, но верить в них не хотелось. И снова пауза. Ответил Рамси тогда, когда писк кучки крыс, подравшихся из-за куска чего-то предположительно съедобного. — Он уезжал в Долину Аррен на несколько лет, и мы, естественно, долго не виделись. Я не знал, что он вернётся. Точнее знал, но он приехал не в срок. Я и Миранда только вернулись с охоты. В тот день мы сильно поссорились на глазах у всех. — Почему? — Джон почувствовал, что ступил на опасную территорию. От их перебранок еще годы назад уши краснели даже у некоторых взрослых мужчин, а уж что они могли наговорить друг другу сейчас, он боялся даже представить. — Да всё по старой схеме: что я недостойный ублюдок, рождённый от насилия, а он самовлюбленный, тупой и уродливый... — Не надо! Я понял. От довольного резкого восклицания крысы разбежались по углам, Рамси вздрогнул, сбитый с мысли, а Призрак проснулся и громко чихнул, от попавшей в нос при вздохе пыли. — Ну, а потом, — Рамси всё-таки продолжил рассказ, но только как-то очень нехотя, — он назвал меня бешеным псом. — Что? — это оскорбление как-то выбивалась из колеи, и вообще было не таким уж и оскорблением. Как выражение «чёрная рыба», что на всю жизнь стало прозвищем дяди Кейтилин. И именно это то и пугало. — Домерик узнал, что мы с Мирандой, дочерью псаря, задумывались о женитьбе. Вот он и сказал, что после свадьбы мы сможем переехать жить на псарню к моим бешеным сукам, где мне самое место. Ну, а раз это слышали все, к утру мне уже дали новое «имя». В принципе, это Джон понял и сам ещё после первой фразы. А теперь у него появилось ощущение, что Рамси просто пытается отвлечь его от главного. — Но почему тебя отправили в ссылку? — Домерик решил, я попытался ему отомстить и отравил его. Кое-кто сказал ему, что вине яд, а мейстер, проверивший его — подтвердил. И отец, конечно, поверил ему, а не мне... - Но ты этого не делал? — Нет, — слишком быстро и твёрдо ответил Рамси. Джон чувствовал, что он соврал. И знал ещё в начале разговора, что друга не оклеветали. Его наказали справедливо. Возможно, даже, милостиво. Рамси солгал. Но Джон об этом никому не расскажет.