Пятый Дом

Все оказалось именно таким: пластиковые столы в кафе на террасе, вестибюль с пыльными пальмами в кадках, скучный номер с запахом плесени, морские пейзажи на стенах. Удивило лишь море, ласковое и тёплое, бирюзовое, игривое, спокойное. По вечерам оно доверчиво нашептывало мне секреты, волнуясь и всхлипывая в темноте. Утром оно припадало к ногам, как милый щенок, покусывая лодыжки, таская за штаны. Пляж оставался безлюдным, пожилые дамы, предсказуемо составляющие большинство, предпочитали тесный пышущий хлоркой бассейн. Странный покой расправил мои плечи, будто, наконец, я делал то, что должен был, и находился именно там, где был нужен. При этом ничего не делая, потерявшись песчинкой в чужом ласковом море. Мой собственный мир, где можно часами гулять по пляжу, а можно спать до полудня или раскинуться звездой, подставив тело жарким ладоням тропического солнца. Можно остаться навечно в этом потерянном раю, где никто не знает меня, где на гостиничной стене медленно теряет краски любимое лицо. Это было почти не больно, будто я перестал быть Коннором Бардом, а значит никого не убивал и никого не любил. Тот день ничем не отличался от других. Простой и сытный завтрак на террасе, омлет с ветчиной, крепкий кофе, самый настоящий сок из фруктов, которые ещё вечером были живыми. Прогулка по пляжу, хруст влажного песка под ногами, внезапный порыв, по которому одежда полетела на песок, и сомкнулась над головой солёная бирюза. И снова солнце над головой и белый песок. И внезапно – тонкий силуэт на черте, где вода встречает землю. Изящные линии, будто быстрый росчерк кисти мастера, легко и плавно, и очень просто. Так легко, что перехватило дыхание. Так просто, что мир исчез, оставив лишь его, медленно идущего мне навстречу, по самой кромке прибоя. Я замер в шоке, в грохоте крови, ударившей в виски, в боли и ужасе немыслимого, невозможного узнавания... Оставалось только смотреть на прямые плечи, покрытые темно-золотым загаром, на сноп выбеленных солнцем косичек, задорно поднятый на макушке, на синий саронг, обхвативший узкие бёдра. И лишь когда странное видение замерло передо мной совсем близко, достаточно только протянуть руку и коснуться, я прозрел. Сходство незнакомца с грустным богом моей мечты не было таким уж полным, как показалось мне, ослеплённому полуденным солнцем, онемевшему от тоски. Несомненно, он был старше, а вернее, не обладал безвременной юностью великого мага. Тёмный загар лишь подчеркивал тонкие морщинки в углах его глаз. И быстрое серебро магии не переливалось в его глазах, лишенных аметистовой глубины, в его красивых глазах цвета зимнего неба, в его скучных серых глазах. И все же, сходство было. Волнующее, почти невероятное. Мой голос прозвучал хрипло, как будто издалека: – Привет.. Славный день, не так ли?... Он ответил не сразу, будто волнение помешало и ему: – Да, славный... Но море прохладное. – Так даже лучше, освежает, – отозвался я уже более уверенно. – Меня зовут Коннор. Тёплое рукопожатие неожиданно сильной узкой ладони. – Лестер. Очень приятно. Его несмелая улыбка показалась мне знакомой и очень милой. Как-то само собой получилось, что мы пошли дальше рядом, бок о бок. Легко полилась простая беседа, ничего не значащие фразы, знакомая игра. – Лестер, вы местный? – Можно сказать и так. А вы? В отпуске? – Да, приехал на две недели. Время идёт быстро. Осталось всего четыре дня. – Где вы остановились? – В Sea Palace. Довольно посредственное место. – Уленас – маленький остров. Палас для нас – верх респектабельности. Но вы, вероятно, из столицы? – Да, так оно и есть. – А чем вы занимаетесь? – Я владею журналом... – Это, вероятно, очень увлекательно... – Бывает забавно... Незаметно мы вернулись к моему отелю. Я хотел пригласить его на обед, но что-то удерживало меня, какое-то неясное чувство, ещё не оформившееся в мысль смутное беспокойство. Конечно, для ланча даже в таком посредственном отеле мой спутник был одет слишком неподходяще, но причина была не в этом... Он почувствовал мою нерешительность, протянул руку, в этот раз для прощания. – Всего доброго, Коннор! Приятного вам отдыха. Это маленький остров, может быть мы ещё увидимся. – Буду рад. К вечеру я, наконец, понял. Понял и поразился своей наивности. Каждый вопрос: вы в отпуске? где остановились? чем занимаетесь? и приглашение в каждом жесте, и это уклончивое: можно сказать и так... Несомненно, сегодня днём на пляже я повстречал шлюху. Не слишком дорогую, не слишком изысканную шлюху. Должно быть, столичная мода дошла и до этого уголка света. Теперь каждый отпускник может заказать себе в номер магистра Шуит, чтобы, глядя в бесстыжие глаза шлюхи, делающей ему минет, представить себе мертвого бога, стоящего на коленях... Эти волосы, они, несомненно, крашеные. Он знает о своём сходстве и пользуется им. Я омертвел от отвращения к нему и ещё большего отвращения к себе. Потому что я все-таки хотел его. После ужина на террасе обычно выступали местные музыканты. Их простые мелодии сплетались с шумом прибоя, бесхитростное исполнение подкупало чистотой и наивностью. Я любил посидеть на веранде и послушать песни о юноше, вышедшем в море, и девушке, ждущей его на берегу, о весеннем рассвете и ночных цветах. Но в тот вечер музыка проплывала мимо. Я и хотел увидеть Лестера, и не хотел. Если он придёт, значит, несомненно, он шлюха. Если он не придёт, я никогда не увижу его. Оба варианта были плохи. Я не знал, который был хуже. Не знал, пока не увидел его, медленно бредущего между столиков с разноцветными огоньками свечей, дрожащих в вечернем бризе. На нем были белые широкие бриджи до щиколотки, сандалии, белая рубашка. Косички он перекинул через левое плечо. Не было на террасе мужчины, женщины или ребёнка, не посмотревшего ему вслед. Он подошёл к моему столу, на мгновение замер, с улыбкой кивнул на свободное кресло. В этот миг я возненавидел его. И махнул рукой. Он сел. – Что ты будешь пить? – я спросил, подзывая официанта. – "Солнечный ветер", со льдом, пожалуйста, – вежливо сделал он заказ. В неверном свете свечи он показался мне ослепительно красивым и отвратительно неестественным. Принесли коктейль ему и виски мне. Мы молчали. Хастлер, похожий на моего любимого, старательно разыгрывал смущение. Я пытался разобраться, чего же именно мне хочется. Так и не разобравшись, нарушил молчание: – Интересно, что мода на магистра Шуит дошла и до тропических островов... – Что вы имеете в виду? – он вскинул белесые брови до боли узнаваемым жестом. Ярость полыхнула во мне. – В столице на улице Ста Лун каждое увеселительное заведение предлагает посетителям услуги магистра ордена Шуит. Шлюхи красят волосы и покупают сиреневые контактные линзы. Ты, я вижу, обходишься без линз. Видимо, в этом захолустье их и не достать. Но сезон заканчивается, и ты ищешь нового клиента. Желательно постоянного, который мог бы увезти тебя отсюда, лучше всего в столицу. Чтобы как-нибудь перекантоваться в межсезонье, а весной снова направиться на побережье. Разве не так? Его глаза потемнели, стали почти черными. Замершее лицо матово светилось в полутьме. Я продолжал: – Ну, и сколько же ты берёшь? Во что мне обойдётся твоя компания до середины апреля? – Вы ошибаетесь! – тихо сказал мой спутник, осторожно опустив бокал на столик. – Я не... – Да брось! – засмеялся я. – Мы взрослые люди, можем договориться. Ты мне даже нравишься. Знаешь, я видел магистра, близко, как тебя сейчас. Ты действительно похож. Он был моложе и красивее. Но его больше нет. Есть только шлюхи, играющие его роль. Он вскочил так резко, что едва не перевернул стаканы. На мгновение задохнулся, пытаясь что-то сказать, но лишь взмахнул рукой жестом горьким и бессильным и бросился прочь. Столкнулся с официантом, посыпались на пол стаканы, зазвенело разбитое стекло. Он исчез в темноте. Все так же пели на маленькой сцене музыканты, так же дрожали огоньки свечей. Вежливая публика не заметила скандала. Лишь я один не мог успокоиться. Бросил на столик несколько купюр, поднялся в номер. Лицо на стене глядело так же грустно. Все-таки этот хастлер, Лестер, очень похож... Почему я обидел его? Ведь я же никогда не был груб с людьми его профессии. Да, мне больно видеть, как горе и смерть превращают в порнографию. Но это моя проблема, не его. Ему тридцатник, если не больше. Это конец карьеры. Конечно, ему хочется заработать. А может быть и найти себе покровителя. Не у всех папы-сенаторы. Не всем дарят журналы, некоторым нужно зарабатывать на жизнь по-другому. В конце концов, кто я такой, чтобы читать морали? Зажравшийся, одуревший от звездной пыли сноб, которому пора уже в "Одалиске" снимать собственную комнату, чтобы не ездить туда-сюда. А туда же, полез к парню с лекциями, обидел. Ведь мог бы позвать его к себе, угостить, отлюбить, а уж потом принять решение... Я рассказал это все портрету на стене, заказал в номер бутылку виски, выпил, пошёл купаться. Долго ходил по пляжу в надежде найти Лестера, напугал каких-то детишек, умудрился заблудиться. Страшно хотелось звездной пыли. Ещё больше хотелось секса, именно с ним, с моим магистром, пусть и поддельным... Утром я решил уехать. До конца отдыха оставалось ещё три дня, но вчерашнее происшествие разбило иллюзию замкнутого мира, и теперь я задыхался в терпком воздухе искусственного рая. Я спустился в холл гостиницы, чтобы сообщить администратору о своём решении. Но первым, кого я увидел среди пыльных пальм и плетёных диванов, был он, мой вчерашний хастлер. Он поднялся мне навстречу, решительно, как в бой. На нем были очень короткие неровно обрезанные шорты и майка-алкоголичка, тоже короткая, плотно облегавшая неправдоподобно тонкую талию. В промежутке между майкой и шортами виднелась полоска загорелой кожи с маленькой горошинкой пупка и косыми мышцами, уходящими под линию пояса. Более блядской одежды я не видел даже в "Одалиске". И более возбуждающей. Я подошёл к нему, снова чувствуя неясное раздражение. Он заговорил первым. – Коннор, я готов обсудить ваше предложение. Если вы все ещё в нем заинтересованы. Я молча схватил его за руку и потащил к лифту. Администратор на ресепшене открыла рот, собираясь что-то сказать, но хастлер бросил на неё такой аристократически-холодный взгляд, что речь не состоялась. В лифте я не спускал с него глаз, жадно впитывая тёмные грозовые глаза, глядящие с угрюмым вызовом, подрагивающие крылья тонкого носа, губы, сжатые в одну бледную полосу. Зато в номере я сразу бросил его лицом к стене, одним движением разорвал тонкую майку, губами, зубами впился в загорелую шею. Сорвать шорты оказалось труднее, но хастлер сам помог мне, избавившись от ненужной вещицы. Я дёрнул на себя его узкие бёдра, он послушно прогнулся, пошире расставляя ноги. Плотные маленькие ягодицы в ладонях, вкус крови на губах, болезненное проникновение в узкое и сухое, и невозможно желанное, тихий крик, резкое испуганное движение, прочь от моих рук, и ногти, вцепившиеся в кожу, и дрожащее тело, прижатое к стене, пронзённое до упора, моё, моё до каждой волосинки на затылке, до каждой капли пота на плече, насквозь, до кости... В самый последний момент я запустил пятерню в косички, запрокинув его голову, чтобы прижаться губами к задыхающемуся рту... Как же я хотел этого, как давно и страшно. Когда все закончилось, он бессильной куклой сполз на пол, опустившись на колени, спрятав лицо в ладонях. Я присел рядом, заметил капли крови на полу и на его плече. Заметил и мутные подтеки на стене. Ну, хоть что-то и я дал ему. Отвёл с лица занавеску из косичек, поцеловал мучительно закушенные губы, влажные дорожки на щеках. Хотел поднять его на руки, но он остановил меня спокойным и решительным: "Не нужно, я в порядке". Поплёлся вслед за ним в ванную, встал под душ. Он позволил обнять себя и даже уронил голову мне на плечо. Я прошептал в теплый висок: – Прости меня, Лестер, я не хотел... Он перебил меня: – Оставь, все нормально. Я тоже так люблю. Потом я все же завернул его в полотенце и отнёс на кровать. Спросил: – Может, тебе что-нибудь нужно? Врача, мага-целителя, мази какой-нибудь? Он рассмеялся: – Давай уж сразу некромансера! Что я, ребёнок, что ли? Перестань так трястись надо мной. Все в порядке. Просто я не готовился и давно никого не было... Я взял его руку в ладони. Сейчас, измученный и потерянный, мокрый и взъерошенный, он совсем не походил на образ моей мечты. – Лестер, я завтра уезжаю. Если ты хочешь, поедем вместе. У меня большая квартира, у тебя будет своя комната. Могу предложить тебе месячное содержание, к примеру две тысячи?.. Три?.. Условие только одно: пока мы вместе, никаких других партнёров. Тебе я этого не обещаю. Подумай, Лестер. И если у тебя есть свои условия, я буду рад их выслушать. Мне кажется, мы договоримся. По крайней мере, мне этого очень хотелось бы. Тень пробежала по его лицу, тень боли. Видимо, здорово я его... Глаза в глаза, огромные, теперь почти чёрные: – Две тысячи меня вполне устроят. Но и моё условие будет таким же: никаких других партнёров. Я почему-то обрадовался. И согласился неожиданно легко. Мне не нужен никто другой. Впрочем, может быть и он не слишком нужен мне.