Пятый Дом

Светлых мы встретили наутро, а вернее, они наткнулись на наш лагерь, при этом потревожив установленный Марвином периметр. После встречи с "машинистами" все мы были настороже, и амулеты, спрятанные вокруг поляны, на которой мы расставили палатки, никому не показались излишней предосторожностью. Сигнал тревоги на рассвете услышали лишь маги, я выполз из палатки, когда костер уже горел и светлые угощались сыром и колбасой. Лошадей они привязали к деревьям и даже не расседлали, лишь ослабили подпруги. Оливия налила мне крепкого кофе, я присел к костру. Барон закончил рассказ о вчерашней встрече с врагом, подробно описал как найти ферму и отдал светлым три амулета с молниями. Они заметно обрадовались, что продолжить путь удастся на более знакомом транспорте. Их лошади, вероятно, обрадовались ещё больше. Прощаясь, командир светлых поинтересовался: – А вы куда направляетесь? Камерон улыбнулся, ответил сдержанно: – Я пригласил друзей погостить в моем загородном доме. Это недалеко от форта Улльямс, на берегу Лох Лотиана. – Жаль, – отозвался командир, поднимаясь в седло. У него были холодные светлые глаза человека, привыкшего все замечать и ничему не удивляться. – Вы ведь ветераны, я вижу. Нам пригодилась бы ваша помощь. Одно дело делаем. Барон приподнял брови и взглянул вдоль носа. – Если моему лорду понадобится помощь, он знает, где меня искать. Свернули лагерь, понесли пожитки в ял. Я слышал, как за моей спиной Сторк спросил нашего предводителя: – А что, если магистр и вправду призовёт вас в столицу? Что будете делать? – Придётся ослушаться лорда, – вздохнул барон. – Впервые в жизни придётся. То, что мы сейчас делаем, много важнее любого поручения магистра. – Мы и так опоздали, – поддержал друга Хлодвиг. – На целый год опоздали. К вечеру мы встретили ещё один отряд светлых, и был он совсем другим. Шестеро пеших солдат в обгорелых комбинезонах, и среди них один раненый, обмотанный тёмными бинтами. Его несли на носилках. Хлодвиг сразу распорядился расчистить участок земли, стал срезать с раненого бинты и одежду, обнажая белую кожу с черными кровоточащими язвами. Оливия бросилась помогать лекарю, выполняя короткие распоряжения едва ли не быстрее, чем он их отдавал. Марвин наколол дров, одним взмахом руки превратил их в полыхающий костер. Я побежал к реке за водой, пока она закипала, нарезал сыра и колбасы, нашёл энергетические батончики. Светлые рассказали о целой банде "машинистов", грабивших продовольственные склады в Бедфорде, об огнестрельном оружии в их руках, о лазерах невиданной мощности. – Но ведь Дом Машины дал месяц срока... – проблеял я и тут же пожалел о своём дурацком высказывании. – Да, – тихо отозвался Камерон, – до активных действий дело ещё не дошло. Это всего лишь подготовка общественного мнения... Лоббирование, в своём роде. – Силовые методы... – мрачно проговорил светлый маг, касаясь ладонью красного шрама на шее, будто оставленного плетью. – Запугивают, суки. К тому же еды в городах не хватает. Аллаты выдают рацион, полстолицы в очередях. За крупой, за тушенкой. Я с войны такого не видел. К утру раненому стало лучше. Он пришёл в себя, поел, выпил воды. "Жить будет", – сказал Хлодвиг, и каждый из светлых пожал ему руку и сказал тёплое слово. А когда пришла пора расстаться, командир светлых лишь рукой махнул на рассказ барона о загородном доме. Встретился взглядом с Хлодвигом, нахмурился, сказал: – Хоть лекаря нам отдайте. Нахера он вам на отдыхе? – Простите, офицер, – негромко ответил Камерон. – Если б мог – отдал бы. И сам бы с вами пошёл, с радостью. Могу лишь поделиться вот этим... Ещё три амулета с молниями перешли к светлым. Оставшиеся командир отдал мне, Сторку и Дрону - трём не-магам, понял я. Оливия сделала вид, что ничего не произошло. Продолжили путь в молчании. Каждый чувствовал себя дезертиром, даже я, как ни странно. Погода испортилась, начался дождь, вода за бортом покрылась мелкими оспинами. Я думал о Лестере, о том, как избил его в последний день, а он простил меня, непрошено, щедро, будто иначе и быть не могло... – Камерон, – начал я нерешительно, до конца не зная, о чем буду спрашивать. – Вы сказали, что сила Дома Машины – это сила Аллистера. Но откуда у него столько? Я понимаю, лорд Рохард отдал ему свою, но ведь, по вашим словам, он не был особенно сильным магом? Барон молчал довольно долго. Заговорил издалека, словно тоже не совсем уверенный в том, куда приведет разговор. – Ты знаешь, некромансия – непростое мастерство. Каждый из здесь присутствующих магов поднимал мертвых, я, разумеется, в большем количестве. Так вот, с каждым поднятым сила мага увеличивается. Причём заметно увеличивается, даже если поднять одного. Но для того чтобы вдохнуть жизнь в покойника, нужно также израсходовать свою силу. В какой-то степени это напоминает глупые игры людей, знаешь: пошлите пять крон по этому адресу и через неделю получите сто... Так вот, нет такой силы, способной поднять сотни тысяч мертвых. Ни один источник не может её предоставить в нужный промежуток времени. Иными словами, никто из нас не знает, как Меченый мог поднимать из земли армии. Это противоречит любым законам магии. Но он это делал и, как следствие, должен был обладать немыслимой силой. Неизмеримой. Космической. Достаточной для десяти Домов Машины. Способной рассыпать нашу планету в атомную пыль. – Иными словами, вы не знаете ответа... – прокомментировал я. Оливия довольно фыркнула. Камерон криво улыбнулся. – Знаешь, Коннор, ты удивительно удачно вписался в нашу компанию циников и мизантропов. Можешь, кстати, говорить мне "ты". Ведь мы с тобой были в бою. – Как бы... – процедил Марвин. Я был с ним согласен. Какой это бой? На следующий день мы подошли к острову Брок. Он был ярко-зелёным. Таким было моё первое впечатление. Довольно большой остров показался прямо по течению, пышные ивы склонились над водой, земля между ними просвечивала сочной зеленью. Ближе к устью медленная и величественная Сонна приобрела склочный характер, течение усилилось, вода вокруг острова закручивалась в пенные водовороты. Волнение передалось нам всем, как инфекция, как голос богов, непонятный, неотвязный. Камерон убрал парус, направил ял в обход острова с подветренной стороны. Резко заложил руль, велел: "На вёсла!" И вскоре перед нами открылась маленькая бухта, почти неразличимая в зарослях рябины и плакучих ив. Ял скользнул в узкое устье ручья, галька заскрежетала под днищем. Внезапно остро захотелось сбросить одежду и окунуться в прохладную чистую воду... Будто прочитав мои мысли, Камерон коротко бросил: – В воду не лезть. Всех касается. Особенно тебя, Коннор. – Как будто мы не знаем, – фыркнул Дрон. Я промолчал. Я-то как раз не знал. Теперь желание искупаться показалось мне зловещим и опасным. Вытащили ял на берег, по неприметной тропинке прошли через прибрежные кусты. Перед нами открылась большая поляна с древними могильными камнями, беспорядочно разбросанными по ярко-зеленой траве. Земля под ногами казалась рыхлой и пористой, будто рассеченной узкими бороздами, невидимыми под высокой травой. – Ты здесь осторожно ступай, – вполголоса проговорил Дрон. – Здесь тысячи лет хоронили тёмных магов, и не всем им земля была пухом. Тему подхватил Сторк: – Старые могилы оседали, поверх клали новых покойников. Как тебе должно быть известно, в древние времена мертвых не сжигали, просто закапывали в землю... – Что вы раскудахтались! – разозлилась Оливия. – Как дети в летнем пансионе, на ужастики их потянуло. Камерон молчал, да и Марвин с Хлодвигом выглядели хмуро и сосредоточенно, будто что-то настораживало их, но никто не мог понять что именно. Тревога магов передалась и близким им людям: на Дрона и Сторка напала болтливость, Оливия занервничала. Мне показалось, что кольцо магистра сильнее обхватило палец, налилось пульсирующим теплом... Впрочем, скорее всего, просто показалось. Я засмотрелся на надгробия, древние, полустертые, почерневшие. Вот воин с мечом в руках в старинных доспехах, по-видимому, боевой маг. А вот череп, значит некромансер. У одного камня, сдвинутого в сторону и словно обожженного, Камерон задержался, присел на корточки, протянул ладони, будто подставляя руки огню. Выпрямляясь, сказал, ни к кому не обращаясь: – Пусто. Ничего... Трава росла между неровными каменными ступенями, уводящими куда-то вниз и вправо. Мы спустились в мрачную расселину, где в плетях дикого винограда и в тонких струях стекающей по камням воды притаился тёмный провал. Первым шагнул во тьму Камерон, и тотчас же тёплый желто-оранжевый огонек загорелся над его головой. Следом за ним мы вошли в пещеру. Пещера показалась мне творением безумного архитектора, плодом горячечной и гениальной фантазии, в которой величественная строгость кафедрального собора сплеталась с хаосом природного катаклизма. Изогнутые колонны, некоторые тонкие, как спицы, иные – неохватные, уходили в гулкую высоту, их соединяли вычурные арки, то воздушные, как кружево, то массивные, изъеденные влагой. Сталактиты белой бахромой падали с потолка, им навстречу поднимались оскаленные клыки сталагмитов, тонкие ручейки стекали по стенам и собирались на полу в черные озера. Пахло немыслимой древностью, отпечатками тысяч жизней, коснувшихся этих стен. Камерон остановился у плоского камня, напоминающего формой неправильный треугольник с закруглёнными углами. Желтый огонек мерцал, отражаясь в струях крошечного водопада на стене позади камня. Я вдруг понял, что не могу дышать. И не хочу. Чего-то самого важного не хватает мне больше, чем воздуха. – Коннор... – тихо позвал барон. Сильная ладонь хлопнула по спине, и морок прошёл. Остался лишь плоский камень, отполированное веками серое полотно, которое помнило тепло его тела. Простой серый камень. – Как вы понимаете, это осколок пентаграммы, – проговорил Камерон. – Фигуру завершили на полу. Это обычная практика, я не видел, чтобы она приводила к нежелательным последствиям. Лорд сказал: "Спасибо, друзья. Прощайте". Звезда Шуит загорелась на его груди... Некромансер не может убить себя, звезду вызвали Шейд и Даскен. Я почувствовал прилив силы. Барон коснулся камня, нервно облизнул губы. – Это было так... Жутко. Будто бешеный водоворот подхватил меня, помчал с немыслимой скоростью. Я забыл обо всем, сосредоточился лишь на одном: держать щиты. А когда я пришёл в себя, все вокруг было залито багровым светом. Весь этот зал: стены, пол, потолок - пульсировали гулко, странно, будто я находился в камере живого сердца. Вероятно, моя телесная оболочка пыталась совладать с мощным вторжением чужой силы. Через некоторое время багровый мрак рассеялся. Я увидел моего господина. Он был мертв. Шейд вызвал Инферниатис. Пламя коснулось свода. Вот и все... Силы внезапно закончились. Всё: наше путешествие, неясные надежды и подозрения - всё привело к этому. К пустому серому камню. Я опустился на пол, прижался щекой к алтарю. Казалось мне, что здесь закончилась и моя жизнь. Кто-то коснулся моего плеча. Прозвучал голос: "Оставьте его. Хлодвиг, Марвин, прочесываем остров на предмет магии. Любой. Амулеты, остаточные явления, все, что найдёте..." Остаться бы здесь. Навсегда. Они вернулись слишком скоро. Камень не успел отозваться мне. В этот раз они были настойчивее. – Ступайте, – сказал я. – Я остаюсь здесь. Я так решил. Что-то лепетала Оливия, возмущался Дрон, но голос барона прозвучал жёстко, как свист хлыста: – Коннор Бард, есть сто способов дать тебе пинка отсюда и до столицы. Каждый из них вполне выполним. Лишь одно располагается за гранью реальности: предположение, что мы оставим тебя здесь. Этого не случится. Или вставай и иди своими ногами, или мы транспортируем тебя так, как сочтём нужным. Камень под щекой, прохладный, надежный. Единственная опора в мире, сошедшем с ума. – Зачем я вам? Я бесполезен. Хотите перстень? Возьмите. Мне все равно. – Коннор, заткнись. Мне не светит тащить твою жопу через весь остров. Командир приказал, значит шевели поршнями. Что ты, бля, как маленький. Рука опустилась на плечо, сжала неожиданно тепло. – Давай, брат. Не заставляй нас тратить силу. Она нам для другого нужна. Голос Марвина прозвучал убедительно. Я понял: от меня не отстанут. Понесут на себе, если надо. Встал на ноги. – Вот и хорошо. Ну, подумаешь, мы ничего не нашли. Это тоже результат. Давай, Коннор, топай. Оливия оказалась рядом, крепко взяла под руку. – Это случается с каждым, Коннор. Каждый из нас потерял на войне близкого, это выворачивает душу наизнанку. Поверь мне, я знаю. Ложь, ложь. Эта боль – только моя. Никто не испытывал ничего подобного, ни с кем не случалось такого. Яркий солнечный свет ударил в глаза. Снова зелень сочной травы, покосившиеся надгробия, немыслимая древность. Бесконечная история на чужом языке, рассказанная не для меня. Камерон снова задержался у вскрытой могилы. – В мое последнее посещение камень еще не был потревожен... – Это могила лорда Рохарда? – спросила Оливия. – Но ведь он же?.. – Здесь урна с его прахом. Я сам привёз её сюда, сам вырыл могилу, – барон ответил будто нехотя. – Навещал его часто. Несколько раз в год. Он выставил перед собой руки, и тяжёлый надгробный камень скользнул в сторону, сминая сочную траву. Камерон прыгнул в неглубокую нишу, присел, провёл ладонью. В его руке оказался фарфоровый осколок величиной с мелкую монету. – Урна разбита... – сказал он без выражения. – Это странно. Кто мог это сделать? У него не было врагов. – Камерон, – тихо сказала Оливия, – выползай оттуда. А то так и тянет задвинуть этот камень на место. Снова начался дождь. Серые плети падали с неба, стегали длинную траву, слезами стекали по серым камням, по стершимся именам давно забытых магов. Я шёл следом за бароном, сосредоточившись на простых вещах: не поскользнуться на влажной траве, не оступиться на земле, взрытой чудовищной силой бесчисленных поколений. Вероятно, так и предстояло мне пройти свой путь, бессмысленно передвигая ноги, марионеткой и послушной, и бесполезной. В яле я сел на вёсла. Это было трудно, грести против течения, и вскоре побежал по рукам огонь, охватил плечи и поясницу, и ничего на свете не было правильнее этой здоровой и простой боли. Мне стало стыдно своей недавней выходки. Ведь я должен помочь этим сумасшедшим магам победить Дом Машины. А потом я найду Лестера. И сделаю его счастливым. В доску разобьюсь, а сделаю. Ведь я журналист, какой-никакой. Неужели я не смогу создать одну историю любви стареющего хастлера и столичного аристократа? Пусть это будет историей его любви, не моей, зато я сочиню к ней самый счастливый финал... — Смотрите, что это? – спросила вдруг Оливия, глядя куда-то мне за спину. В её широко распахнутых глазах плясали языки пламени.