By Your Side

От радости, что она восприняла его всерьез, Гарри мигом спрыгнул с постели, натянул халат и нацепил очки. — Уизли, вам тоже надо пойти, — сказала профессор МакГонагалл. Мимо безмолвных Невилла, Дина и Симуса они вышли за ней из спальни, спустились по винтовой лестнице в гостиную, откуда через портретную дверь вышли в освещенный луной коридор Полной Дамы. Гарри боялся, что паника его в любую секунду может прорваться наружу; ему хотелось бежать, звать Дамблдора. Мистер Уизли истекает кровью, а они степенно шагают по коридору. Что, если эти зубы (он старался не думать: «Мои зубы») ядовиты? Они прошли мимо Миссис Норрис, которая обратила на них свои глаза-лампы и тихо зашипела, но профессор МакГонагалл сказала: «Брысь!» — и кошка шмыгнула в темноту. Через несколько минут они остановились перед каменной горгульей, сторожившей вход в кабинет Дамблдора. — Летучая шипучка, — сказала профессор МакГонагалл. Горгулья ожила и отскочила в сторону, стена позади нее разошлась, открыв каменную лестницу, непрерывно бегущую вверх наподобие спирального эскалатора. Они стали на движущиеся ступени, стена за ними закрылась с глухим стуком, и лестница понесла их наверх тугими кругами. И вот блестящая дубовая дверь с латунным молотком в виде грифона. Хотя было уже за полночь, за дверью слышался многоголосый гомон. Как будто Дамблдор принимал не меньше дюжины гостей. Профессор МакГонагалл трижды стукнула молотком-грифоном, и голоса разом смолкли, словно их выключили. Дверь сама собой открылась, и следом за МакГонагалл Гарри и Рон вошли в кабинет. В комнате царил полумрак, непонятные серебряные приборы не жужжали и не пыхали дымом, как обычно, а стояли неподвижно и безмолвно; портреты прежних директоров и директрис дремали в своих рамах. Спрятав голову под крыло, спала на своем шестке за дверью чудесная красно-золотая птица, большая, как лебедь. — А, это вы, профессор МакГонагалл… и… Дамблдор сидел за письменным столом в кресле с высокой спинкой, он наклонился вперед, и на него упал свет свечей, освещавших разложенные на столе документы. На нем был великолепно расшитый пурпурно-золотой халат, надетый поверх белоснежной ночной рубашки, но выглядел Дамблдор нисколько не сонным. Пронзительный взгляд голубых глаз остановился на профессоре МакГонагалл. — Профессор Дамблдор, — сказала она, — у Поттера был… был кошмар. Он говорит… — Это не кошмар, — перебил Гарри. Профессор МакГонагалл обернулась к нему нелегка нахмурилась. — Хорошо, Поттер, сами расскажите директору. — Я… я правда спал, — сказал Гарри. Притом, что он был в ужасе и отчаянно хотел все объяснить Дамблдору его задело, что тот смотрит не на него, а на переплетенные пальцы своих рук. — Но это был не обычный сон… это было на самом деле… я видел, как это произошло… — Он глубоко вздохнул. — Отец Рона, мистер Уизли — на него набросилась гигантская змея. Произнесенные слова как будто еще отдавались в комнате и звучали немного нелепо, даже смешно. На ступила пауза, Дамблдор откинулся в кресле и задумчиво смотрел в потолок. Бледный, потрясенный Рон переводил взгляд с Гарри на Дамблдора. — Как вы это увидели? — спокойно спросил Дамблдор, по-прежнему не глядя на Гарри. — Не знаю… — сердито ответил он (не все ли равно?). — Ну, мысленно, что ли… — Вы меня не поняли, — все так же спокойно сказал Дамблдор. — Я спрашиваю, помните ли вы, откуда наблюдали за этим нападением. Стояли рядом с жертвой или видели сцену сверху? Вопрос поразил Гарри, он изумленно уставился на директора — как будто все уже знает… — Я был змеей. Я видел ее глазами. Стало тихо. Потом Дамблдор, глядя теперь на побелевшего Рона, резко спросил: — Артур серьезно ранен? — Да, — с силой произнес Гарри. Почему они никак не раскачаются, неужели непонятно, сколько крови потерял человек, если бок ему прокусили такие длинные зубы? И почему Дамблдор не удостоит его взглядом? Но Дамблдор встал с такой внезапностью, что Гарри вздрогнул. Директор обратился к одному из портретов, висевшему под самым потолком. — Эдвард! — властно произнес он. — И вы, Дайлис! Волшебник с землистым лицом и короткой черной челкой и его соседка, пожилая ведунья с длинными серебряными локонами, как будто бы крепко спавшие, мгновенно открыли глаза. — Вы слушали? — спросил Дамблдор. Волшебник кивнул, волшебница сказала: — Естественно. — Он рыжий, в очках, — сказал Дамблдор. — Эдвард, вам надо поднять тревогу, позаботьтесь, чтобы его нашли наши люди… Оба кивнули и боком ушли из своих рам, но не появились на соседних портретах (как это обычно бывало в Хогвартсе), а просто исчезли. На одной картине остался только задник — черный занавес, а на другой — красивое кожаное кресло. Гарри заметил, что другие директора и директрисы, мирно дремавшие и похрапывавшие самым натуральным образом, нет-нет да и поглядывали на него украдкой из-под полуопущенных век. Теперь стало ясно, кто здесь разговаривал перед их приходом. — Эдвард и Дайлис были самыми прославленными директорами Хогвартса, — сказал Дамблдор, стремительно пройдя мимо гостей к великолепной птице, спавшей возле двери. — Настолько знаменитыми, что их портреты висят во многих важных учреждениях волшебников. Они свободно перемещаются между своими портретами и поэтому могут сообщить нам, что происходит в других местах. — Но мистер Уизли мог быть где угодно! — сказал Гарри. — Садитесь, пожалуйста, все трое, — сказал Дамблдор, словно не слыша его. — Эдвард и Дайлис могут на несколько минут задержаться. Профессор МакГонагалл, будьте любезны, вызовите стулья. Профессор МакГонагалл вынула из кармана халата волшебную палочку и взмахнула ею. Из воздуха возникли три деревянных стула с прямыми спинками, совсем не такие, как уютные ситцевые кресла, которые наколдовал Дамблдор в Министерстве, когда слушалось дело Гарри. Гарри сел и через плечо наблюдал за Дамблдором. Тот гладил пальцем Фоукса по золотой хохлатой голове. Феникс сразу проснулся, поднял красивую голову и блестящими темными глазами смотрел на Дамблдора. — Нам будет нужно предупреждение, — очень спокойно сказал Дамблдор птице. Вспышка пламени, и феникс исчез. Дамблдор стремительно подошел к одному из тонких серебряных приборов (назначения которых Гарри до сих пор не знал), перенес его на стол, сел и легонько постучал по нему концом волшебной палочки. С ритмичным позвякиванием прибор ожил, из серебряной трубочки наверху стали выходить маленькие клубы бледно-зеленого дыма. Директор внимательно вглядывался в дым, между бровей у него залегла глубокая морщина. Через несколько секунд дым пошел ровной струей, она сгущалась и закручивалась в воздухе… и вот уже вылепилась из нее змеиная голова с разинутой пастью. «Не подтверждение ли это моего рассказа», — подумал Гарри и посмотрел на Дамблдора в надежде увидеть по его лицу, что это так. Но Дамблдор не поднимал головы. — Конечно, конечно, — бормотал он, по-прежнему наблюдая за дымом без малейшего удивления. — Но сущности разделены? Вопрос прозвучал для Гарри загадкой. Между тем дымная змея немедленно превратилась в две змеи, обе сворачивались и извивались в полутьме. С видом мрачного удовлетворения Дамблдор слегка постучал по прибору палочкой: позвякивание замедлилось и стихло, дымные змеи побледнели, расплылись в воздухе и пропали. Дамблдор перенес аппарат обратно на узенький столик. Гарри увидел, что многие прежние директора на портретах проводили его глазами, но, заметив, что Гарри смотрит на них, тут же прикинулись спящими. Гарри хотел спросить, для чего предназначен странный серебряный прибор, но в это время справа под потолком раздался крик: волшебник по имени Эдвард, слегка запыхавшийся, снова появился в своей раме. — Дамблдор!  — Какие новости? — сразу откликнулся тот. — Я кричал, пока кто-то не прибежал, — сообщил волшебник, вытирая мокрый лоб о висевший сзади занавес. — Сказал, что слышал внизу какое-то движение… Они не сразу мне поверили, но спустились посмотреть… вы знаете, внизу наблюдать некому — портретов там нет. Короче говоря, через несколько минут его принесли. Вид неважный, весь в крови. Когда они ушли, я перебежал в портрет Эльфриды Крэгг, чтобы разглядеть получше… — Хорошо, — сказал Дамблдор, а Рон в это время судорожно приподнялся. — Значит, Дайлис увидит, когда его доставят… Через минуту на своем портрете появилась волшебница с серебряными локонами, она села в кресло, откашлялась и сказала: — Да, его доставили в больницу святого Мунго… пронесли мимо моего портрета… выглядит плохо… — Благодарю вас, — сказал Дамблдор. Он повернулся к МакГонагалл: — Минерва, надо разбудить остальных детей Уизли и обеих мисс Блэк. — Конечно… Профессор МакГонагалл встала и быстро пошла к двери. Гарри скосился на Рона — на лице у того застыл ужас. — Дамблдор, как быть с Молли? — задержавшись у двери, спросила МакГонагалл. — Этим займется Фоукс, когда проверит, нет ли поблизости незваных гостей. Но, возможно, она уже знает… благодаря этим превосходным часам… Гарри понял, что речь идет о ее часах, показывавших не время, а местонахождение и состояние каждого члена семейства Уизли, и с болью подумал, что стрелка мистера Уизли до сих пор показывает на смертельную опасность. Но время было позднее. Миссис Уизли, наверное, спит и не следит за часами. Гарри похолодел, вспомнив, что боггарт у миссис Уизли принял вид ее мужа, бездыханного и окровавленного, в съехавших набок очках… Но мистер Уизли не умрет… он не может умереть… Дамблдор тем временем рылся в буфете поблизости от Гарри и Рона. Наконец он извлек оттуда закопченный старый чайник и осторожно поставил на письменный стол. Поднял волшебную палочку и тихо сказал: «Портус!» Чайник задрожал, оделся странным голубым сиянием, а потом успокоился, черный, как прежде. Дамблдор подошел к другому портрету — волшебнику с умным лицом и остроконечной бородкой. Этот был одет в цвета Слизерина — серебряный и зеленый — и спал, по-видимому, так крепко, что не слышал Дамблдора, пытавшегося его разбудить. — Финеас, Финеас. Люди на портретах перестали притворяться спящими, они зашевелились в своих рамах, чтобы лучше видеть происходящее. Умный с бородкой-клинышком по-прежнему изображал спячку, и некоторые тоже стали выкрикивать его имя: — Финеас! Финеас! ФИНЕАС! Прикидываться дальше было невозможно, он нарочито вздрогнул и широко раскрыл глаза. — Кто-то звал? — Надо, чтобы вы еще раз посетили свой другой портрет, Финеас, — сказал Дамблдор. — У меня новое сообщение.  — Посетить мой другой портрет? — скрипучим голосом сказал Финеас с притворным зевком (при этом взгляд его обежал комнату и остановился на Гарри). — Ну, нет, Дамблдор, я сегодня ужасно устал. Что-то знакомое почудилось Гарри в его голосе. Где он его слышал? Но вспомнить ему помешали другие портреты на стенах — слова Финеаса вызвали бурю негодования. — Нарушение субординации, сэр! — взревел дородный красноносый волшебник, потрясая кулаком. — Неисполнение приказа! — Честь обязывает нас служить нынешнему главе Хогвартса! — воскликнул дряхлый волшебник, в котором Гарри признал Армандо Диппета, предшественника Дамблдора. — Стыдно, Финеас! — Внушить ему, Дамблдор? — спросила остроглазая ведьма и подняла необыкновенно толстую волшебную палочку, смахивавшую на трость.  — Ну, хорошо, — согласился волшебник по имени Финеас, глядя на ее палочку с некоторой опаской. — Хотя вполне возможно, что он уже ликвидировал мой портрет так же, как разделался с большинством предков… — Сириус знает, что не должен уничтожать ваш портрет, равно, как ранее этого не сделали Харлин и Рейвен, — сказал Дамблдор, и Гарри сразу вспомнил, где он слышал голос Финеаса: этот голос шел из пустой рамы в его спальне на площади Гриммо. — Вы передадите ему, что Артур Уизли тяжело ранен и что его жена, дети, Гарри Поттер и, разумеется, дочери самого Сириуса скоро прибудут к нему в дом. Вы поняли? — Артур Уизли ранен, жена, дети и Гарри Поттер остановятся у него, — скучающим голосом повторил Финеас. — Да, да… хорошо. В ту же секунду дверь кабинета открылась. Профессор МакГонагалл ввела Фреда, Джорджа и Джинни, встрепанных и ошарашенных, в ночной одежде. За ними, к удивлению Гарри, показались Харли и Рей, обе были полностью одеты. — Явились, — пробормотал Финеас, глядя на вошедших. — И тебе привет, деда, — откликнулась Харли. — Разве ты должен быть здесь? — спросила Рейвен, а Найджелус, что — то бормоча, нырнул за раму портрета и скрылся из виду. — Гарри, что происходит? — с испугом спросила Джинни. — Профессор МакГонагалл говорит, ты видел, как ранили папу… — Ваш отец был ранен при выполнении задания для Ордена Феникса, — опередил его Дамблдор. — Его доставили в клинику магических недугов и травм — в больницу святого Мунго. Я отправляю вас в дом Сириуса, Харлин и Рейвен, это ближе к больнице, чем «Нора». Там вы встретитесь с матерью. — Как мы доберемся туда? — спросил Фред. Сейчас он был не похож на себя. — Летучим порохом? — Нет, — сказал Дамблдор. — Сейчас это небезопасно, за Сетью ведется слежка. Вы отправитесь через портал. — Он показал на невыразительный старый чайник, стоявший на столе. — Мы ждем сообщения от Финеаса Найджелуса… Прежде чем отправить вас, я хочу убедиться, что путь свободен. Посреди кабинета на миг вспыхнуло пламя, от него осталось золотое перо, медленно опускавшееся на пол. — Это предупреждение Фоукса, — сказал Дамблдор, поймав его на лету. — Профессор Амбридж узнает, что вас нет в спальнях… Минерва, идите и отвлеките ее — придумайте что угодно. В развевающемся халате МакГонагалл устремилась к двери. — Он сказал, что будет рад, — раздался скучающий голос за спиной Дамблдора: волшебник Финеас снова появился у себя, на фоне слизеринского знамени. — У моего праправнука всегда был странный вкус по части гостей. Вы, дорогие внучатки, — он обратился к близняшкам Блэк, — не в счет, хотя тоже не отстаете от своего папаши. — Хорошо, что от него не отстаем, деда, — съязвила Рейвен, смерив портрет дедушки хмурым взглядом. — Тогда подойдите сюда, — обратился Дамблдор к Гарри, Харли, Рей и всем Уизли. — Быстро, пока не появились провожатые. Они сгрудились возле его стола. — Вы все уже пользовались порталом? Они кивнули, и каждый протянул руку к закопченному чайнику. — Хорошо. На счет три: раз… два… Все случилось в одно мгновение — раньше, чем Дамблдор произнес «три». Гарри посмотрел на него — они были совсем рядом, — и ясные голубые глаза Дамблдора остановились на его лице. Сразу же шрам на лбу обожгло страшной болью, словно открылась старая рана, и неожиданная, беспричинная ненависть вспыхнула в его душе, такая лютая, что больше всего на свете ему захотелось броситься на этого человека, впиться в него зубами, терзать… - … три. Гарри ощутил сильный толчок пониже пупа, пол ушел из-под ног, рука намертво прилипла к чайнику, и, стукаясь друг о друга, увлекаемые чайником, все пятеро понеслись куда-то в вихре красок и шуме ветра…  — Прочь отсюда, отродье, предавшее свою кровь. Это правда, что ваш отец умирает? — ВОН! — рявкнул другой голос. Гарри вскочил на ноги и огляделся. Они прибыли на кухню в цокольном этаже дома двенадцать на площади Гриммо. Единственными источниками света были камин и оплывшая свеча, освещавшие объедки чьего-то ужина. К двери в прихожую убегал Кикимер, перед тем как скрыться, он злобно оглянулся на них и поддернул набедренную повязку. А к ним уже спешил встревоженный Сириус. Он был небрит и в дневной одежде, от него пахнуло перегаром, как от Наземникуса. — Твою мать, папа! — ругнулась Рей, оказавшись в крепких объятиях отца, вместе с сестрой. — Как квасить, так без нас, — поддержала сестру Харли, целуя отца в щеку. — Что случилось? — Сириус отпустил дочерей, затем протянул руку и помог Джинни встать. — Финеас Найджелус сказал, что Артур Уизли тяжело ранен. — Спроси у Гарри, — сказал Фред. — Да, и я хочу услышать, — сказал Джордж. Близнецы и Джинни повернулись к нему. Шаги Кикимера на лестнице стихли. — Это было… — заговорил Гарри. Им рассказывать оказалось еще труднее, чем Дамблдору и МакГонагалл. — У меня было… вроде… видение. Он рассказал все, что видел, но изменил рассказ так, как если бы наблюдал за нападением змеи со стороны, а не смотрел на это ее глазами. Рон, по-прежнему белый как простыня, глянул на него, но ничего не сказал. Когда Гарри кончил, Фред, Джордж и Джинни продолжали молча смотреть на него. Он не понимал, мерещится это ему или нет, но в их глазах он прочел осуждение. Ну, если он виноват в том, что был свидетелем нападения, хорошо хоть, не сказал, что был при этом внутри змеи. Фред повернулся к Сириусу.  — Мама здесь? — Она, может быть, еще ничего не знает. Важно было переправить вас до того, как вмешается Амбридж. А сейчас, я думаю, Дамблдор даст ей знать. — Нам надо сейчас же в больницу святого Мунго, — сказала Джинни. Она оглянулась на близнецов: оба еще в пижамах. — Сириус, одолжишь нам плащи или что-нибудь? — Подождите, нельзя вам мчаться в больницу! — сказал он. — Нет, нам надо, и мы пойдем, — уперся Фред. — Это наш отец! — А как вы объясните, откуда узнали про несчастье, если больница даже жене еще не сообщила? — Какая разница? — вскинулся Джордж. — Такая, дубина! — сердито ответила вместо отца Харлин. — Мы не хотим привлекать внимание к тому, что у Гарри видения и он видит вещи, которые происходят за сотни миль! Вы представляете, какие выводы сделает из этого Министерство? Фред и Джордж смотрели на Сириуса и Харли так, как будто им плевать на любые выводы Министерства. Рон был бледен и молчал. Джинни сказала: — Нам мог кто — то другой сказать… Не обязательно Гарри. — Кто, например? — обозлился Сириус. — Слушайте, ваш отец пострадал, выполняя задание Ордена, обстоятельства и без того подозрительные — не хватало еще, чтобы дети узнали об этом через минуту после происшествия. Это может серьезно повредить Ордену… — Плевать нам на ваш дурацкий Орден! — выкрикнул Фред. — Наш отец умирает — о чем мы тут говорим! — заорал Джордж. — Ваш отец знал, на что идет, и он не поблагодарит вас, если вы навредите Ордену! — с таким же жаром ответил Сириус. — Вот как обстоит дело… вот почему вы не в Ордене… вы не понимаете… есть дело, ради которого стоит умереть. — Тебе легко говорить, тут сидя! — взревел Фред. — Не вижу, чтоб ты рисковал своей шкурой! — Повтори, что ты сейчас сказал, — вскинулась Рей, но Харли выскочила вперед и наставила на Фреда свою волшебную палочку. — Закрой свой рот, Уизли, — прорычала она. Гарри никогда не видел Харли такой злой. Девушка сейчас напоминала саму себя, в обличие черно - тигровой собаки, готовой броситься на противника и загрызть того до смерти. Фред, увидев перед собой палочку, попятился назад. — Еще одно слово в сторону моего отца, Фредерик, твоя голова будет висеть на стене рядом с эльфами. Усек? И пофиг мне на эту палочку, — девушка убрала ее в карман, — я тебя и так убью… Растерянный Фред смотрел сверху вниз на злую Харлин, которая и правда была готова его убить. Лицо Сириуса, и прежде бледное, стало пепельным. Казалось, он готов ударить Фреда, но, когда он заговорил, голос его был предельно спокоен: — Я знаю, это тяжело, но сейчас мы должны вести себя так, как будто нам еще ничего не известно. Должны сидеть тихо — по крайней мере пока нет известий о вашей матери. Фреда и Джорджа это не успокоило. Джинни подошла к ближайшему креслу и села. Гарри посмотрел на Рона: тот сделал непонятное движение — не то кивнул, не то пожал плечами, и оба они сели одновременно. Сириус осторожно положил руку на плечо Харли, пытаясь отодвинуть ее от Фреда, но она, вдруг подняла правую ладонь и влепила Фреду звонкую пощечину. Все присутствующие ошарашенно смотрели на парня, держащегося за щеку, и на девушку, повторно занесшую ладонь для второго удара, но Сириус остановил дочь, перехватив ее за запястье и мягко опустив вниз. Ошеломленный Джордж отошел немного в сторону, от греха подальше, благоразумно, решив не вмешиваться. — За что, Блэк? — проговорил Фред тихо. — За слова твои и действия, — огрызнулась Харли. — Для профилактики. Чтобы думал, кому и что ты говоришь, головой, а не задницей, — девушка отвернулась от парня, позволив взять Рейвен себя за руку и отвести к дивану. Близнецы еще минуту жгли глазами Сириуса и Харли, но потом уселись по бокам от Джинни. Фред все еще держался рукой за щеку, приняв от вошедшего Флетчера мешочек со льдом, прикладывая его к пострадавшей стороне лица. — Ну, хорошо, — с облегчением сказал Сириус. — Давайте… давайте теперь выпьем, пока ждем. Акцио, сливочное пиво! С этими словами он поднял волшебную палочку, и из кладовой вылетело полдюжины бутылок, они заскользили по столу, раскидав остатки хозяйского ужина, и аккуратно остановились — по одной перед каждым. Харли встала и убрала свою бутылку обратно в шкаф. Глянув на отца и кивнув ему, девушка достала огромную бутылку огневиски. Поставив два стакана на стол, девушка наполнила их до краев и протянула один стакан Сириусу. Отец и дочь залпом выпили алкоголь, ничуть не поморщившись. Затем, Харли снова наполнила стаканы, и, убрав бутылку, села обратно к сестре, уже не спеша попивая свой напиток. Пили молча, только потрескивали поленья в камине да изредка стукала по столу поставленная бутылка. Гарри взял бутылку просто для того, чтобы чем-то занять руки. Чувство вины жгло его, разрывало нутро. Если бы не он, они не сидели бы здесь, спокойно спали бы в своих постелях. И бесполезно было убеждать себя, что, не подними он тревогу, мистера Уизли не скоро бы нашли — некуда было деться от жуткой мысли, что он же сам и напал на их отца. «Не дури, у тебя не змеиные зубы, — говорил он себе, пытаясь успокоиться, но бутылка все равно дрожала у него в руке. — Ты лежал на кровати, ты ни на кого не нападал». «Но тогда что случилось в кабинете Дамблдора? — спрашивал он себя. — Ведь и на него хотел наброситься?» Он опустил бутылку чуть резче, чем хотел, и навалился на стол. Никто не обратил на это внимания. А затем в воздухе вспыхнуло пламя, осветив грязные тарелки перед ними. Все вскрикнули, на стол шлепнулся пергаментный свиток, а вслед за ним опустилось золотое перо из хвоста феникса. — Фоукс! — воскликнул Сириус и схватил пергамент. — Почерк не Дамблдора — это, наверное, от вашей матери. Держи. Он сунул письмо Джорджу, тот развернул его и вслух прочитал: — «Отец еще жив. Я отправляюсь в больницу. Оставайтесь на месте. Как только смогу, извещу вас. Мама». Джордж обвел взглядом стол. — Еще жив… — медленно проговорил он. — Это надо понимать так, что… Не было нужды договаривать до конца. Для Гарри эта фраза из письма тоже прозвучала так, что мистер Уизли одной ногой в могиле. Рон, по-прежнему без кровинки в лице, смотрел на письмо не отрываясь, будто ожидал услышать от него слова утешения. Фред выхватил пергамент у Джорджа и прочел про себя, а потом посмотрел на Гарри. Рука, державшая бутылку тряслась, и Гарри сжал ее покрепче, чтобы унять дрожь. Никогда еще ночь не тянулась для него так долго. В какой-то момент Сириус без особой убежденности в голосе предложил всем лечь спать, но отвращение на лицах Уизли было достаточно ясным ответом. Сидели за столом по большей части молча, смотрели, как фитилек свечи все ниже опускается над расплавленным воском, изредка подносили бутылку ко рту, изредка кто-то спрашивал время, или вслух гадал, что сейчас происходит в больнице, или пытался успокоить других, говоря, что, если бы были плохие новости, они бы знали — миссис Уизли давно уже там. Фред задремал, свесив голову на плечо. Пакет со льдом уже давно лежал на полу, всеми забытый. Джинни калачиком свернулась в кресле, но глаза ее были открыты. Гарри видел в них отражение огня. Рон сидел, опустив лицо на ладони — спал или нет, понять было нельзя. Гарри, Харли, вертевшая в руках свой стакан, Рейвен и Сириус время от времени обменивались взглядами — непрошеные свидетели семейного горя. Ждали… Ждали… В десять минут шестого дверь распахнулась, и в кухню вошла миссис Уизли. Она была бледна, но, когда все повернулись к ней, а Гарри, Фред и Рон привстали, слабо улыбнулась. — Он поправится, — сказала она усталым голосом. — Попозже пойдем навестим его. Сейчас с ним сидит Билл, утром он не пойдет на работу. Фред упал в кресло и закрыл лицо руками. Джордж и Джинни бросились к матери и обняли ее. Рон неуверенно засмеялся и разом опорожнил бутылку. — Завтрак! — весело и громко объявил Сириус и вскочил на ноги. — Где этот проклятый эльф? Кикимер! КИКИМЕР! Но Кикимер не откликнулся на зов. Харли и Рей переглянулись. — Ладно, без тебя обойдемся. — Он пересчитал гостей. — Итак, завтрак на… деветярых, яичница с беконом, чай, тосты… Харли встала и, на автомате, направилась на кухню. Гарри кинулся помогать ей у плиты. Он не хотел смущать обрадованных Уизли и страшился минуты, когда миссис Уизли попросит рассказать о его видении. Но едва он вынул тарелки из буфета, миссис Уизли отняла их и заключила его в объятия. — Не представляю, что было бы, если бы не ты, Гарри, — тихо сказала она. — Не знаю, через сколько часов его нашли бы, — и было бы уже поздно. Он жив благодаря тебе. А Дамблдор сочинил правдоподобную историю для объяснения, почему Артур оказался там. Не представляешь, какие нас ждали бы неприятности — вспомни беднягу Стерджиса… Гарри мучительно было выслушивать слова благодарности, но, к счастью, она отпустила его и стала благодарить Сириуса, Харли и Рей за то, что приютили на ночь детей. Сириус ответил, что рад был оказаться полезным и надеется, что они поживут у него, пока мистер Уизли в больнице. Харли только пожала плечами, а Рей обняла женщину. — Сириус, я так тебе признательна… они хотели бы тут побыть… ближе к больнице… значит, наверно, останемся и на Рождество. — Чем больше нас, тем веселее! — Сириус так искренне обрадовался этому, что она просияла. Она надела фартук и принялась помогать Харли с завтраком. — Сириус, Харли, — тихо сказал Гарри, не в силах терпеть дальше, — можно вас на два слова? Прямо сейчас. Харли и Сириус переглянулись, а Рей без вопросов сменила сестру у плиты, начав помогать Молли в «базовых» вещах, поскольку из них двоих шеф — поваром была Харлин. Гарри ушел в темную кладовку, и Сириус с Харли за ним. Без всяких предисловий Гарри подробно рассказал им о своем видении, не умолчав и о том, что сам был змеей, напавшей на мистера Уизли. Когда он остановился, чтобы перевести дух, Сириус спросил: — Ты сказал об этом Дамблдору? — Ну, да. Но он не объяснил, что это значит. Теперь он мне вообще ничего не говорит. — Уверен, он сказал бы тебе, если были бы причины для тревоги, — успокоил его Сириус. — И это еще не все, — вполголоса сказал Гарри. — По-моему, я схожу с ума. У него в кабинете, прямо перед тем, как отправиться через портал, я на секунду опять подумал, что я змея. Почувствовал себя змеей, и шрам обожгло, когда посмотрел на Дамблдора… Я хотел броситься на него! Гарри видел только край их лиц, остальное терялось в тени. — Должно быть, последствия твоего видения и больше ничего, — сказала Харли. — Ты вспомнил сон или как его там назвать, и… — Нет, не то. — Гарри затряс головой. — Во мне как будто что-то поднялось, как будто змея сидела у меня внутри. — Тебе надо выспаться. Позавтракаешь, потом отправляйся наверх спать, а после обеда навестишь с ними Артура. У тебя был шок, Гарри. Ты обвиняешь себя в том, что только наблюдал, — и счастье, что наблюдал, иначе Артур мог погибнуть. Перестань себя мучить. Сириус хлопнул Гарри по плечу и вышел из кладовки, вместе с дочерью. Гарри остался стоять в темноте. Утро все, кроме Гарри, проспали. Он поднялся в комнату, где они с Роном ночевали в последние недели лета, но если Рон сразу забрался в постель и через минуту уснул, то Гарри продолжал сидеть одетый, привалившись к металлическим прутьям кровати. Он нарочно сохранял неудобную позу, чтобы не задремать, боялся, что во сне опять станет змеей, а проснувшись, обнаружит, что искусал Рона или прополз по дому и напал на кого-то еще. Когда Рон проснулся, Гарри сделал вид, что тоже хорошо выспался. Во время обеда прибыли их чемоданы из Хогвартса — теперь можно было одеться маглами и пойти в больницу святого Мунго. Все, кроме Гарри, были счастливы и болтали без передышки, пока переодевались в фуфайки и джинсы. Провожать их в больницу явились Тонкс и Грозный Глаз. Ребята встретили их радостными криками, смеялись над котелком Грюма, лихо надвинутым на бровь, чтобы скрыть волшебный глаз, и на полном серьезе уверяли его, что в метро гораздо менее заметной будет Тонкс, которая снова обзавелась короткими ярко-розовыми волосами. Харли и Рей остались дома с отцом, решив навестить Артура позже. Тонкс очень интересовалась видением Гарри, хотя обсуждать эту историю он не имел ни малейшего желания. — У тебя в роду не было ясновидящих? — допытывалась она в гремучем вагоне метро, мчавшем их к центру Лондона. — Нет, — сказал Гарри, оскорбленный этим вопросом, поскольку вспомнил профессора Трелони. — Нет? — задумчиво повторила Тонкс. — Хотя, и в самом деле, ты ведь не предсказывал. То есть видел не будущее, а настоящее… странно, правда? Но полезно. К счастью, подъехали к своей станции в самом сердце Лондона, и в общей суматохе Гарри ухитрился пропустить между собой и Тонкс, шедшей впереди, Фреда и Джорджа. Следом за ней они стали на эскалатор, а позади всех стучал деревянной ногой Грюм в нахлобученном котелке, держа за пазухой покалеченную руку с волшебной палочкой. У Гарри было такое ощущение, что спрятанный глаз пристально следит за ним. Чтобы избежать новых вопросов о своем видении, Гарри спросил, где скрывается больница святого Мунго. — Недалеко уже, — прохрипел Грюм, когда они вышли на морозный воздух. Перед ними была широкая улица, сплошь в магазинах, запруженная предрождественской толпой покупателей. Грюм подтолкнул Гарри вперед, а сам топал за ним по пятам. Гарри знал, что глаз под надвинутой шляпой вращается сейчас во всех направлениях. — Нелегко было найти хорошее место для больницы. В Косом переулке тесно, а под землю упрятать, как Министерство, не годится — для здоровья вредно. В конце концов удалось приобрести здесь здание. Расчет таков, что хворые волшебники смогут приходить и уходить незаметно, смешавшись с толпой. Он схватил Гарри за плечо, чтобы их не разделила стая покупателей, ринувшихся к магазину, набитому электрическими штуковинами.  — Пришли, — сказал он минуту спустя. Они стояли перед старым кирпичным универмагом «Чист и Лозоход лимитед». Дом был запущенный, невзрачный, в витринах — несколько облупленных манекенов в съехавших париках и нарядах, лет десять как вышедших из моды. На пыльных дверях большие вывески: «Закрыто на ремонт». Гарри отчетливо услышал, как крупная женщина, увешанная пластиковыми пакетами, сказала спутнице: «Вечно у них закрыто». — Сюда, — сказала Тонкс, подзывая их к витрине, где стоял одинокий и очень уродливый манекен женского пола. Искусственные ресницы у нее отклеились, а из одежды был только зеленый нейлоновый фартучек Все собрались вокруг Тонкс. Грюм снова подтолкнул Гарри в спину, чтобы он стал поближе, а Тонкс, глядя на манекен, наклонилась к витрине вплотную, так что от ее дыхания запотело стекло. — Стрём, — сказала она, — мы к Артуру Уизли. Гарри подумал: какая нелепость — рассчитывать, что манекен расслышит ее тихий голос сквозь стекло, когда на улице грохочут автобусы и галдит народ. Правда, тут же сообразил, что манекены вообще не слышат. А через секунду разинул рот от изумления: манекен чуть заметно кивнул, поманил суставчатым пальцем, и Тонкс, схватив под руки Джинни и ее мать, вошла прямо в стекло и исчезла. За ними вошли Фред, Джордж и Рон. Гарри оглянулся на озабоченную толпу — никто и головы не повернул в сторону безобразных витрин «Чист и Лозоход лимитед», никто не заметил, как шестеро человек растворились в воздухе. — Иди, — шепнул Грюм, снова подтолкнул Гарри в спину, и сквозь что-то, похожее на холодную водяную завесу, сухие и тепленькие, они вошли внутрь…