Наследие

Казалось, что после утраты Мирабель Лестрейндж это поместье уже не сможет быть ещё более мрачным, но вот и правящий балом Кристен покинул эту грешную землю. Как бы ему ни хотелось, как бы он ни старался, но болезнь никого не щадит. Уходил граф исключительно в своей манере — тогда, когда он посчитал нужным. Последним, кто видел его при жизни, был душеприказчик их семьи. Как только юрист покинул поместье, доктор Лэрд заглянул в покои и обнаружил бездыханного волшебника. Закончив свои дела, он ушёл, чтобы вновь воссоединиться с любимой женщиной. Все пришедшие отдать дань уважения графу по одному возлагали цветы в фамильном склепе семьи. Коллеги из Министерства в один голос говорили сыновьям о том, каким великим человеком был их отец, и что им очень жаль. Рудольфус и Рабастан принимали все сказанные слова с невозмутимым лицом. Во время похорон их лица ни разу не дрогнули, словно Кристен продолжал быть рядом. Большой зал Лестрейндж-холла был заполнен людьми, как в Рождество, но сейчас не было украшенного дерева, весёлой музыки и звонкого смеха гостей. Сейчас всё было, как много лет назад, когда этот дом покинула Мирабель Лестрейндж. Только её сыновья уже не те мальчишки, какими были тогда. Теперь это повзрослевшие молодые люди, наследники своей фамилии с воспитанием своего отца. Рудольфус статно вышагивал по тёмному паркету мимо скорбящих. Справа, держась под руку, шла Беллатрикс. Её длинное платье шуршало чёрным атласом по полу и немного приглушало стук каблуков. Девушка высматривала родителей, которые должны были придти, чтобы проститься со старым другом. — Иди, — ровным тоном обратился граф к супруге, — всё в порядке. Не нужно всё время быть подле меня. Хрупкая фигура брюнетки склонилась в реверансе и растворилась в толпе. Рудольфус ещё какое-то время чувствовал аромат её парфюма, который сам же и выбирал в подарок на Рождество. Изысканное и чувственное звучание розы и цветка из далёкого Китая, которое раскрывалось после верхних ноток свежего цитруса и цветущего пиона. — Руди, — Люциус вырвал друга из размышления, — жаль, что в столь юном возрасте вы с братом остались одни. Понимаю, что это всего лишь слова, но мне действительно жаль. — Люц, я ценю. Правда. Молодые люди пожали руки. Белокурый Малфой был лучшим другом старшего Лестрейнджа долгие годы, всю их сознательную жизнь. Их дружба была проверена многими ситуациями и людьми. Даже женщина не смогла встать между ними. Рудольфус доверял ему, как себе. — Получал задание от Повелителя? — Да. Правда, пока немного тяжело. Те, кто старше, занимают высокие чины, те, кто младше, пока учатся. Вся основная работа лежит на нас. И нас немного меньше, чем хотелось. Вас с Басти очень не хватает. — Скоро мы к вам присоединимся. И Люциус растворился среди приглашённых. Но недолго молодой граф был один. Младший брат безмолвно подошёл и просто встал рядом. Их не объединяла боль потери, удушающее одиночество, переполняющая скорбь. Их объединяло ещё большее — отсутствие всего этого. Они давно остались одни друг для друга. Смерть Кристена ничего не изменила. Два Лестрейнджа стояли в том же зале, что и десятки их прародителей, и ни на их лицах, ни в их сердцах не было чувства потери. Всё было, как всегда. Разве что больше никто не будет пытаться их сломить. — Рудольфус, Рабастан, — совсем рядом послышался женский голос, — мне очень жаль вашего отца. — Спасибо, мисс Фостер, — слизеринец склонил голову в знак благодарности. — Ваш отец был великим человеком. Его кончина — большая потеря для всего общества. — Ты слишком добра, Вильгельмина, — Рудольфус смотрел на девушку не как всегда, и она это заметила. Было слишком очевидно, что зелёные глаза не были наполнены интересом. — Рабастан, ты не мог бы нас оставить? Молодой человек взглянул на брата, старший Лестрейндж одобрительно кивнул, и Басти оставил молодых людей. Вильгельмина почти вплотную подошла к объекту своего обожания. — Я вижу, как ты расстроен, — почти мурлыкая, начала она, — женское сердце всегда чувствует, когда что-то не так. Руди, не нужно прятать свои истинные эмоции от меня. Откройся. Я помогу, выслушаю, поддержу. Как всегда глубокое декольте открывало взору пышную грудь бывшей слизеринки. Но сегодня взгляд юного графа не был прикован к главному девичьему оружию. Лестрейндж просто смотрел на волшебницу, так же, как и на всех прочих. Такого Фостер просто не могла допустить. Её тонкая рука легла на предплечье собеседника, отчего рукав чёрного пиджака и такой же чёрной сорочки слегка поднялись, открывая голубым глазам метку. Рудольфус понял, что Господин был в доме судьи Фостера, и Вильгельмина знает о Пожирателях Смерти. Девушка тут же побледнела, от обычного румянца не осталось и следа, а глаза наполнились страхом. — Руди, — голос собеседницы дрожал, — ты в рядах последователей Тома Реддла? — Да. Страх ещё четче стал читаться на лице шатенки. Казалось, что она увидела Боггарта или Дементора. Почему чёрная метка вселяла такой ужас в бывшую сокурсницу, молодой человек не понимал, ведь он не делает ничего дурного, что могло бы вызвать порицание со стороны общества. Наоборот, он боролся за чистоту крови, за свою семью. — Он приходил к нам домой. Предлагал отцу тоже вступить в его ряды. Но папа отказался. Мистер Реддл говорил страшные вещи. Он говорил об убийствах, о том, что скоро потекут реки крови. — Это всё во благо. Для спокойной жизни наших детей. Чтобы они росли среди таких же волшебников, как и они сами. Я не хочу, чтобы поганые грязнокровки мешали нашу чистую волшебную кровь со своей. Они не достойны изучать магию наравне с тобой, мной и сотнями таких же настоящих волшебников. Волшебница уже еле стояла на ногах. От сказанного становилось дурно. В глазах потемнело, и высокая шатенка упала без чувств, но Рудольфус успел её подхватить. Тут же полетели вопросы от рядом стоявших служителей Министерства, но молодой граф уверил всех, что мисс Фостер всего лишь стало душно. Он взял хрупкую девушку на руки и вынес из бального зала. В фойе около окна стояла софа, куда и положил гостью волшебник. В помещении было тихо, горело всего несколько светильников, создавая полумрак. Лучше бывшей слизеринке не становилось, и Лестрейндж уже собирался вернуться в зал, как его позвал тихий голос. — Как ты себя чувствуешь? — присаживаясь рядом на софу, поинтересовался юноша. — Хотела бы я сказать, что хорошо, но тогда солгу, — она закусила нижнюю губу и опустила взгляд. — Ну, ты пришла в себя, а это уже хорошо. Мне нужно возвращаться к брату и супруге, — молодой человек сделал акцент на последнем слове, и хотел было уже встать со своего места, как на его колено легла тонкая рука собеседницы. — Побудь со мной ещё немного. Пару минут, пока я не приду в себя, — Рудольфус кивнул. Шатенка подсела ближе к своему собеседнику и посмотрела прямо в его ярко-зелёные глаза. Сегодня в них она не видела и доли того интереса, как раньше. Так что же могло так сильно изменить мнение этого хитрого лиса? Неужели он проникся тёплыми чувствами к жене? Это даже звучит нелепо. Беллатрикс Блэк не заслуживает любви. Она груба, заносчива, властна и не обладает теми качествами, которые свойственны девушке в её положении. Так что же тогда произошло? Этого нельзя было так оставлять, внимание волшебника нужно было вернуть любой ценой. Она обхватила его впалые щёки своими руками и, смотря ему в глаза, зашептала: — Руди, не совершай ошибки. Не иди за этим человеком. Беги. Беги, как можно дальше от него, — Вильгельмина наклонила лицо ещё ближе. — Если хочешь, я побегу с тобой… И её тонкие губы накрыли поцелуем губы Рудольфуса. Но долго это не продлилось, волшебник отодвинул бывшую сокурсницу, но не успел ничего сказать, как по фойе эхом разнёсся голос мадам Лестрейндж: — Инкарцеро! — и тело гостьи окутали верёвки, а новоиспечённая хозяйка поместья быстрым шагом приблизилась к молодым людям. В глазах брюнетки горел адский огонь, сейчас она себя не контролировала. Оказавшись около девушки, она приставила волшебную палочку к её горлу. — Мисс Фостер, — голос уроженки Блэк больше напоминал змеиное шипение, — Вы пришли в мой дом и смеете порочить фамилию моего покойного свёкра таким жалким образом? — Беллатрикс, это не то, о чём ты подумала! — шатенка была напугана, бывшая сокурсница выглядела безумной, казалось, что она сдерживает себя из последних сил. — Действительно? Мне показалось, что Вы, мисс Фостер, целовали моего супруга и пытались уговорить его отступиться от его убеждений, предать своего Господина, — и она опустила длинную шёлковую перчатку, которая скрывала череп с выползающей изо рта змеёй. — Так что я не так поняла? В глазах Вильгельмины застыл страх. Раз Белла была Пожирательницей Смерти, то расправиться с неприятелем своего Господина не составит ей особого труда. Рудольфус лишь молча наблюдал за всем происходящим. Он не мог оторвать глаз от своей супруги, такой решительной и воинственной. Сколько грации было в её жестах, как она держала палочку, с какой злостью она проговаривала каждое слово, неприкрытое безумие в её глазах. — Отпусти меня, прошу! И ты больше никогда не увидишь меня на пороге своего дома! Брюнетка наслаждалась страданием гости, она упивалась её страхом. Это было лучше любого самого дорогого вина, слаще любых десертов. Чужой страх одурманивал. Беллатрикс никогда не испытывала подобных эмоций. И она не хотела останавливаться, ей хотелось большего. Никто не смеет идти против её Господина, и никто не смеет претендовать на её мужа. Но сейчас не место и не время. Нужно успокоиться, потушить бушующий огонь. — Сейчас Вы будете свободны, мисс Фостер. Но о нашем с Вами разговоре никто не узнает. И Вы больше не появитесь около моего мужа, — шатенка кивнула. Как только Вильгельмина скрылась за дверью бального зала, Рудольфус хотел подойти к Беллатрикс, но та, даже не взглянув на него, пошла в сторону лестницы. Молодой граф сразу понял, что разговор был закончен лишь для гостьи, а для него всё только начиналось. Он остановился около резной двери их спальни. Не нужно было быть провидцем, чтобы догадаться, что Беллатрикс там. Это единственное место во всём поместье, где девушка чувствовала себя хозяйкой. Легонько постучав, Руди вошёл в комнату. Волшебница стояла около большого окна. Она даже не обернулась на звук открывающейся двери, а наоборот встала ещё ровнее. Величественный подбородок семьи Блэк в её привычной манере был поднят. Как же эта девушка умела себя подать, даже не верилось, что ещё в школьные года молодой граф считал её не женственной. А сейчас он восхищается ей, её грацией и тем безумием, которое борется в ней каждую минуту, чтобы выбраться на волю. — Блэк. — Пошёл вон, Лестрейндж, — процедила сквозь зубы брюнетка. — И не подумаю, — он вплотную подошёл к жене и аккуратно положил свою тощую руку на её хрупкое плечо. От неожиданного прикосновения Беллатрикс слегка вздрогнула, но продолжила стоять неподвижно. Тогда граф поцеловал оголённое плечо. В нос тут же врезался запах её духов. — Я сказала, пошёл вон! Волшебница повернулась лицом к мужу. В глазах был всё тот же адский огонь, но казалось, что сейчас он горит куда ярче прежнего. Но это не особо подействовало на молодого человека, а терпение подходило к концу. Тогда первая пощёчина оставила след на бледной коже, потом ещё одна и ещё. Но Рудольфус не отходил, он, как завороженный, всё смотрел в её полные злости глаза. — Эверте Статум! — и длинное тело Лестрейнджа отбросило в другой конец комнаты, пару раз перевернув. Бывший слизеринец не произнёс ни слова, а лишь молча встал на ноги, поправил пиджак и всё так же смотрел на жену. — Баубиллиус! — из кончика изогнутой палочки вылетает тонкая жёлто-белая молния прямиком в молодого человека. Но он всё так же молчит. А Беллатрикс ещё не раз повторяет заклинание. — Почему ты молчишь? Какого чёрта ты ничего не делаешь, Лестрейндж? Защищайся! — она почти срывается на крик, а он, уже весьма потрёпанный, еле стоящий на ногах, продолжает смотреть в её безумные, поглощённые тьмой глаза. — Ты жалок, Лестрейндж. Мне жаль, что пусть ненадолго, но я ошиблась в тебе. Белла отворачивается, вновь поднимает свой величественный подбородок и направляется обратно к окну, где и стояла до появления супруга. Но она не успела дойти, как почувствовала, что тонкие пальцы с силой сжали её руку, а затем потянули за волосы, закидывая голову назад. Её дыхание стало глубже, а удары сердца сильнее. — В себя поверила, Блэк? — самодовольная ухмылка появилась на губах этого хитрого лиса. Его горячее дыхание обжигало мраморную кожу девушки. — Ты знаешь, кем был мой отец, и лучше других знаешь, как я мог поплатиться за любой, даже самый маленький проступок. И даже после этого смеешь усомниться во мне? Усомниться, что я поступлюсь честью своей семьи ради очередной вертихвостки? Какого же низкого ты мнения обо мне, Блэк, — он коснулся своими холодными губами её шеи. — Кристен больше не может контролировать тебя. Что же помешает звезде Слизерина вновь надеть свою корону? Пока никто не видит, ты волен делать, что вздумается. — А если дело не в Кристене? Что, если я просто не хочу выставлять себя и свою фамилию в дурном свете? Что, если я не хочу делать это из-за тебя? — Из-за меня? — вот она, победная улыбка озарила лицо мадам Лестрейндж. Но это слишком просто, она добьётся от него настоящего признания, что она единственная причина, по которой все его куклы отошли на второй план. — Не делай вид, что не поняла, о чём я говорю. Ты моя жена, и если бы меня застали с другой женщиной, то в дурном свете были бы мы оба. — Так это всё-таки из-за долга, а не из-за меня. Рудольфус сильнее потянул тёмные волосы своей собеседницы назад и услышал тихое шипение. — Не нужно вить из меня верёвки, Блэк. Резким движением волшебник разворачивает супругу к себе лицом. Идеальная строгая причёска испорчена, пряди тёмных волос выбились в разные стороны, глаза, полные решимости и высокомерия, внимательно следят за мужем, а губы сложены в самодовольной ухмылке. Он хватает её узкое лицо длинными пальцами и накрывает пухлые губы своими. И она не отталкивает его, наоборот сильнее прижимает к себе. Пожар, который разгорается между ними, может сжечь всё на своём пути, спалить к Мерлину всё это поместье, не оставив после себя ничего, кроме этих двоих. Беллатрикс закусывает тонкую губу мужа, и из неё сочится бордовая струйка прямо ей на язык. Он чувствует в ней эту жажду крови, и это заводит ещё сильнее. Живущее в ней безумие непреодолимо манит аристократа к себе, и как ему приятно осознавать, что она вся его без остатка. Ведь если бы он наблюдал за этой манящей девушкой со стороны, то наверняка сошёл с ума. Второй такой нет, даже не стоит пытаться её отыскать. И он наслаждается каждым прикосновением таких тонких, но таких сильных рук на своём теле. Наверное, она не умеет быть нежной, но его это ни капли не расстраивает. Мягкие игривые барышни были раньше, сейчас же его балом правит решительная и сильная мадам Лестрейндж. Музыкальные пальцы быстро расстёгивают чёрные пуговицы, а затем стягивают сорочку вместе с пиджаком. Повернувшись спиной, бывшая Блэк подставляет мужу спину, давая понять, чтобы тот расшнуровал тугой корсет. Но Рудольфус не собирается так просто даровать ей свободу. Резким жестом он нагибает брюнетку и задирает пышный подол её чёрного, как воронье крыло, атласного платья. Перед тем, как войти в пылающую страстью супругу, граф Лестрейндж шепчет: — Я никогда не прикоснусь к другой женщине, будучи женатым. И дело не в том, что Кристен был или его нет. Дело в женщине, которая сейчас рядом со мной. И больше никогда не вынуждай меня говорить такие слова, Блэк.

***

— Рудольфус, — раздался совсем рядом голос Друэллы Блэк, — куда вы с Беллатрикс подевались? Вас все искали. — Прошу прощения, мама. Я не смогла сдержать слёз, глядя на мистера Лестрейнджа, ведь он всегда был так добр ко мне. — А я просто не мог оставить её одну в таком состоянии. Сигнус молча пожал руку зятю, попрощался с дочерью, и чета Блэков удалилась из Лестрейндж-холла.