***
На часах было без четверти полночь, а Эстель только закончила ставить танец — завтра она планировала устроить шоу, от которого Рейно будет в бешенстве. Второстепенно ей уже пришло в голову, что Альберто будет поражён. Такой неприступный и загадочный мужчина привлекал девушку. Но и она тоже не из простых дев, над ней священнику тоже придётся посидеть, как над сложной головоломкой, если она ему и вправду интересна. Девушка давно не тренировалась и умудрилась растянуть левую ногу. «Чёрт, ладно, будем в следующий раз аккуратнее.» — подумала Эстель. Она сразу же вытащила своё разноцветное танцевальное платье — в нём она и правда походила на настоящую цыганку, если не считать светлых волос. Закончив с приготовлениями, она спокойно выдохнула, потянулась и заварила жасминовый чай. Посмотрев в окно, девушка увидела, что небо настолько ясное, что каждое созвездие можно рассмотреть лучше, чем в планетарии. Отхлебнув горячего чая, девушка поднялась на второй этаж, открыла окно в спальне и вылезла через него на крышу, предварительно проверив, выключил ли Рейно свет в мэрии, а то ещё скажет, что она летала ночью на шабаш. Включив на телефоне любимую музыку, Эстель открыла «Википедию» и начала подробно изучать знакомые созвездия. Тем временем, когда Эстель только показалась на крыше, Вито стало немного холодно, одиноко и грустновато. Тут юноша заметил на крыше старого дома странное свечение. «Неужели привидение?!», — ужаснулся звонарь, подскочил на месте и начал вглядываться в ночной мрак, озаряемый лишь звёздами. Эстель же услышала странный звук у ратуши (это трещала под ногами парня черепица) и поспешила оглядеться. К своему удивлению, она узрела возвышающуюся фигуру звонаря на крыше. «Интересно, что он там забыл», — с интересом рассматривая юношу, подумала она. «Да это же Эстель!», — наконец-таки признал девушку звонарь. Она начала подавать фонарем ему знаки — не сидеть же одним на разных крышах. Если уж так сложилось, что они оказались в одно и то же время в спящем городе и заметили друг друга, то надо использовать эту возможность. Вито мгновенно смекнул и уже слезал вниз по запасной лестнице, которая находилась с самой незаметной стороны церкви. Через некоторое время звонарь уже стоял на пороге дома Эстель. — Доброй ночи! Кому не спится в ночь глухую? — весело спросила девушка, встречая юношу. — Нам с тобой, — с улыбкой ответил он. — Заходи уж, что на пороге трешься. Чай будешь? — Не отказался бы, я что-то замёрз, — поёжился Вито. — Ну так это не проблема! Поднимайся на крышу, захвати с кровати пледы, а я принесу чай. Вскоре Эстель и Вито, закутавшись в два клетчатых пледа и попивая чай, молча сидели и разглядывали звезды. — Какой тёплый плед, однако же. — Я даже помню, как я их купила. Это было в Швеции. Была жуткая метель, а на мне лишь осеннее пальто и легкие сапоги, в кармане остались двести крон да билет на обратный поезд. И на оставшиеся деньги просто покупаешь два пледа и булочку с маком, а после пешком чапаешь на вокзал. Помню, как сильно я тогда простыла!,— с энтузиазмом рассказала Эстель. — Ты побывала в таком количестве стран, а я все свои семнадцать лет просидел здесь, — с некоторой завистью произнёс Вито. — Возможно, если б меня поставили перед выбором, остаться где-то или дальше колесить вот так — без образования, стабильного заработка и человека, на которого можно положиться, скорее всего, я выбрала спокойную жизнь. Не за горами тридцать лет, надо бы остепениться, что ли. Ну, даже путешествиями это трудно назвать. Хватает денег на горячий обед и билет на поезд — уже хорошо. Задерживаешься в городе только для того, чтобы заработать, а после уехать подальше. Каждый город имеет свой вкус и запах. Вот, например, в последнее время мне надоели приторные ароматы мегаполисов, я и стремлюсь в глубинку. — И отсюда ты тоже уедешь? — Хотелось бы верить. У меня почти не осталось денег, а тут даже заработать нельзя. Плюс ещё купила лошадь, потратила накопленные семьсот евро — берегла их для билета на самолёт, хотела сменить континент, в коем-то веке. — Я мог бы сказать, что ты от чего-то бежишь. — Это не так, хотя, возможно, я и бегу. Но только от самой себя. Меня просто никто не держит. Они немного помолчали, допив холодный чай. — А ты… Любила когда-нибудь? — неуверенно прервав молчание, спросил звонарь. — Вито, я настолько запуталась в себе, что даже и не знаю, любила ли когда-то. Вот и сейчас я не знаю, что чувствую. — Так ты влюблена сейчас? — Ну, да, — неуверенно произнесла Эстель. — И кто же он? — Ох, я надеюсь, что ты не сплетник или что-то ещё в этом роде. Этот человек такой неприступный. Но, знаешь, я открою тебе тайну. Всех женщин привлекает то, чего они не могут достигнуть, что недоступно. Я тоже попала в такой капкан и не знаю, как из него выбраться. — Капкан или не капкан — не важно. Вот что я тебе скажу. Я провожу всю свою жизнь тут и наверняка здесь её и закончу, но, пожалуйста, действуй, пока можешь, пока ещё есть время. А то будешь потом жалеть о том, что не сделала. — Я столько раз это слышала и потом столько же раз жалела, — разочарованно произнесла девушка. — Н-да, трудно людям разобраться в себе. Вот, светят звезды, им хорошо, — потянул Вито. — Краусс когда-то сказал:«Каждый атом в вашем теле берёт своё начало во взорвавшейся звезде. И, возможно, атомы в вашей левой руке взяли своё начало в иной звезде, нежели атомы в правой руке. Это, действительно, самая поэтичная вещь, из тех что я знаю о физике: вы все звёздная пыль. Звёзды погибли, чтобы вы могли находиться здесь и сейчас.» Все мои знакомые романтики об этом говорили. — А ты? — А я? А я не романтик, я лишь изучаю астрономию как предмет. — Скучная ты, — по-детски обиженно отозвался Вито, закутавшись в плед. — Мне ещё говорили, что звёзды — это души умерших людей. Опять же, романтично. — Слышу скептицизм в твоих речах, — улыбнулся Вито. Молодые люди ещё долго общались без остановки, говоря о звёздах, любви, а потом принялись обсуждать какую-то ерунду, громко смеясь. — Ой, что-то мы с тобой засиделись, я, пожалуй, вернусь в церковь, а то меня Альберто просто убьёт, если не застанет меня утром, — засобирался он. — Успокойся. Куда ты пойдёшь, заночуешь у меня, утром вернёшься. Всё равно утром намечается кое-что интересное, и ты просто обязан будешь это увидеть. — И что же? — поинтересовался звонарь. — Увидишь. А теперь давай спать. Спустившись с крыши, Эстель постелила юноше на полу в спальне, потому что он долго отнекивался от её собственной кровати, аргументируя тем, что настоящий мужчина может поспать и сырой земле, так сказать. Когда девушка погасила лампу, они ещё некоторое время переговаривались в темноте, а после, наконец-то, уснули.***
Альберто проснулся, на удивление, в добром расположении духа и был полностью выспавшемся. Но проснулся он от странных звуков, лившихся с площади. Это звучала гитара и тромбон, барабан и бубен. «Что происходит?», — высунувшись в окно, Дио увидел цыган. «Вито! Вито, ты где?», — мгновенно надев сутану, Альберто влетел по винтовой лестнице наверх к колокольне, но звонаря там не оказалось. Тогда падре выбежал в зал, надеясь найти юношу там, но Вито тоже там не было. Священник выбежал из церкви, увидел процессию цыган и просто встал как вкопанный. Кто-то играл на музыкальных инструментах, дети привели ручную козочку, и она скакала вокруг них, а некоторые цыганки гадали женщинам из города. Около двадцати горожан с блаженной улыбкой наблюдали за этими развлечениями. «Что это за вакханалия? Рейно будет в бешенстве, когда это увидит!»***
Вито проснулся, когда в лицо ему ярко светило солнце. Эстель в доме не оказалось. Сладко потянувшись, он неуверенно встал с пола и подошёл к зеркалу. Выглядел звонарь, мягко говоря, слегка помятым. Он небрежно пригладил торчавшие во все стороны рыжие завитки и вспомнил вчерашний разговор. «Кажется, я должен быть на площади… Эстель обещала что-то необычное», — собирая мысли по кусочкам, Вито разминал затёкшую спину и лениво зевал. «Ох ё-ё! Я же даже не звонил в колокола! Альберто просто с меня шкуру спустит!», — мгновенно прийдя в себя, юноша вылетел из дома и вихрем понесся к площади. А там уже во всю шло что-то неописуемое: музыканты играли незамысловатую, но какую-то колдовскую мелодию, завораживающей своей простотой, женщины кружились рядом, дети играли с козочкой, а на лицах горожан застыли благоговейные улыбки. Только Дио стоял у порога церкви и напряжённо глядел на процессию. Когда Вито подошёл к священнику, чтобы начать разговор, тот, не отрываясь от этого балагана, строго спросил: — Где ты был всю ночь? Почему утром я на застал тебя и ты не звонил в колокола? Что за распущенность? — Да, знаю, я поставил тебя в неудобное положение, — потянул Вито. Звонарь не умел лгать и постоянно стыдился, когда огорчал падре. — Где ты был всю ночь? — терпеливо повторил свой вопрос священник. — Я был у Эстель, — равнодушно, ни на что не намекая, ответил Вито. — Что ты сказал?! — вспыхнул Дио, повернувшись к юноше. — Нет, Альберто, это не то, что ты подумал, я сейчас всё… — начал было звонарь, но Вег своим звонким голосом разрушил молчание и остановил музыкантов: — Дамы и господа! Рады приветствовать вас на нашем скромном празднике! Наша главная звёздочка хотела бы исполнить танец на радость вам! Поприветствуйте Эстель! — звучно, на всю площадь, объявил цыган. Когда музыканты заиграли «Цыганочку», в образовавшийся круг вихрем впрыгнула девушка. Её красное платье, развеваясь, взлетело наверх, и танцовщица закружилась по площади. Цыгане одобрительно посвистывали. У Альберто что-то сжалось в груди и похолодело чуть ниже. «Звёздочка… Звезда пленительного счастья», — заворожённо подумал он, глядя на выплясывающую пёструю фигуру. — Это прекрасно, — с придыханием произнёс Дио, обращаясь не то к Вито, не то к танцующей девушке. Её тонкая фигура, изгибающаяся через раз, произвела неизгладимое впечатление на падре. Его глаза блестели от дикого восторга, хотя на лице сохранилась печать суровости и неприступности. По крайней мере, ему так казалось. Эйфория улетучилась с криком Рейно, растолкавшего зевак: — Что тут происходит? Что за балаган? Святой отец, почему вы не разогнали этих крыс?! — Вам не о чем волноваться, мсье, это просто самодеятельность, — спокойно ответил падре. — Самодеятельность?! Это мракобесие вы самодеятельностью называете? Ну тут я могу понять, да, мрачный священник со своим псом-звонарём. Падре у нас беспечно влюблён в эту танцовщицу. — Прекратите лгать, господин мэр, — спокойно ответил Дио. — А вы что тут? Убирайтесь вон из города, пока я не позвонил в соотвествующие органы! — спокойствие Альберто ещё больше взбесило Рейно и он накинулся с криком на цыган. — Разорался он тут, — тихо с ухмылкой сказала Эстель, а Вег в ответ улыбнулся. — Опять ты! Всё, я лично вышвырну тебя из этого города! — мэр схватил девушку за руку и попытался потащить, но она вырвалась. — Значит, так. Без рукоприкладства! У меня есть условия, от которых вы не сможете отказаться. — Ты ещё и условия будешь ставить, грязная шавка! — огрызнулся Рейно. — Вы тоже хороши, так что просто послушайте. Через три дня закончится время аренды и я торжественно клянусь, что уеду отсюда и больше не буду вас раздражать. А пока вы не будете вмешиваться в мою общественную и личную жизнь. Идёт? У Альберто снова что-то защемило внутри, заныло. Мужчина явно не хотел, чтобы девушка уезжала. — Ну, допустим, — согласился Рейно и удалился. Горожане уже начали разбредаться и продолжать это действо не было смысла, ведь план Эстель был выполнен — провокация удалась. Цыгане тихо-мирно вернулись в поле, а девушка уже готова была нырнуть в улочки, как вдруг услышала диалог Альберто и звонаря: — Нас перебили. Потрудись обьяснить, что ты делал ночью у Эстель? — Я же уже сказал, это не то, что ты думаешь! — вспылил Вито. — Что ссоримся? — вмешавшись в спор, поинтересовалась подошедшая девушка. Альберто замер и лишь смотрел на неё своими светлыми глазами, не в силах что-либо произнести. — Он думает, что мы ночью с тобой спали, — флегматично произнёс Вито, скрестив руки на груди. — Тебе не о чем волноваться. Мы просто сидели на крыше и говорили о звёздах, вот и всё. — И я должен верить? — с сомнением произнёс священник. — Ну, это твоё дело, Альберто, — улыбка Мона Лизы скользнула по губам девушки и она, заглянув в глаза священнику, поспешила удалиться. От этого взгляда его бросило в жар, но он старался этого не показывать, однако сдерживать нахлынувшие эмоции становилось всё труднее.