Свет

Подобной любви Может не выдержать сердце, И я умру. Был ты прежде чужим, а ныне Вся моя жизнь – в тебе. Идзуми Сикибу

В непривычно тихий опустевший дом пробралось утро. Манабу заглянул на кухню – Казуки уже был там, одетый и умытый, и заваривал кофе на двоих. - Кофе. Будешь? – тот обернулся на звук шагов и в привычной манере растянул губы в улыбке. - Черный, без сахара. И не слишком горячий, – предупредил Манабу, подходя вплотную. - Расскажи о разводе. Почему? – вдруг потребовал он, делаясь чрезвычайно серьезным. - Почему? – растерянно отозвался Казуки, не сразу сообразивший, о чем его спрашивают, – А, развод с женой с моей? Отец, наверное, тебе уже рассказал? – вопрос Манабу его казалось не удивил и не застал врасплох. - Хочу услышать это от тебя. Ты бросил ее? За что? – не отставал Манабу, и тот только плечами пожал. - Никто никого не бросал, это было обоюдное решение. Мне необходимо было сменить фамилию и «влиться» в семью, а я был к этому не готов, – Казуки развел руками. – Не было никакой драмы, Манабу. Я для такой жизни просто не приспособлен, и она это очень быстро поняла. Развелись тихо, за два дня, – продолжал объясняться он, – не хотелось быть ведомым... Тем более, она же не Манабу, – он кинул на юношу игривый взгляд. – Вот была бы она Манабу, я может еще и позволил собой покомандовать, – весело закончил Казуки под писк кофеварки. Манабу хмыкнул, принимая из его рук теплую чашку и усаживаясь с ней на диван. «Объяснения приняты, вопросов больше не имею» – говорил его расслабленный и удовлетворенный вид. - Казуки, – тихо позвал он, отставляя опустевшую кружку на журнальный столик, – ты очень привлекательный, когда возишься на кухне. И когда тот опустился на пол перед диваном, откинулся назад, чуть приподнимая бедра и давая спустить с себя домашние штаны. Казуки ловит его за ногу, прижимаясь губами к тонкой щиколотке и проводя рукой до колена. Несильно нажимает, заставив нешироко развести ноги в стороны, и поглаживает бедра с внутренней и внешней стороны, надавливает ладонями, пока Манабу наблюдает за ним сквозь длинные полуопущенные ресницы. Руки забираются под довольно длинную домашнюю футболку, но Казуки не спешит стягивать ее, оставляя место интриге, хотя прекрасно знает – нижнего белья на Манабу нет. Горячая кожа восхитительна, и через мгновенье он подается вверх, толкает, и они оба оказываются в горизонтальном положении. Внизу живота сладко тянет, и Манабу, как женщина, инстинктивно разводит ноги шире, грубая ткань джинсов царапает тонкую кожу на внутренней стороне бедер. Казуки восхитительно пахнет – едва ощутимый аромат чистоты и мыла, смешанный с его естественным запахом, и Манабу кажется, что этой самый чудесный запах в его жизни, он дышал бы им и дышал, а губы и язык горчат от выпитого кофе... Поцелуй такой глубокий и долгий, что начинает нехватать воздуха, и Казуки остраняется первым, опуская голову и прижимаясь ртом к шее, потом ниже, всасывает кожу на ключицах, шокируя Манабу небрежностью, результатом которой потом будут яркие засосы. Пусть все видят, что ты мой. Манабу запускает пальцы в его волосы, массирует кожу головы и несколько раз подается бедрами вверх, дразня его твердый член через ткань штанов. И Казуки судорожно выдыхает сквозь зубы, мстительно дергая футболку Манабу вверх, откидывает на пол, любуясь открывшимся хрупким телом и темными волосами внизу живота, великолепно контрастирующими с матовой белизной кожи. Манабу заводит руку за голову, высвобождая собранные заколкой волосы, позволяя им рассыпаться по обивке дивана, и Казуки сначала бережно проводит по ним тыльной стороной ладони, а затем подцепляет длинную прядь и подносит к лицу, жадно вдыхая аромат, и у Манабу голова кругом идет от этого зрелища. В черных глазах Казуки он видит свое отражение и снова приподнимает бедра, трется о него и изводит их обоих, тихо всхлипывая в снова прильнувший в ласке рот. - Н-не тут, – единственное, на что его хватает, – ненавижу... этот диван. Казуки едва сдерживает смех, и как они добираются до кровати Манабу да еще и на второй этаж, он уже не понимает – кажется, он ощущает ступнями холод пола, считает ступеньки, а горячие руки Казуки не дают ему рухнуть перед самой дверью, потому что самостоятельно перебирать ногами он уже не в состоянии. Вместе они избавляются от одежды Казуки, вернее «вместе» сказано сильно – осоловевший Манабу пытается стащить с него футболку, одновременно с этим дергая пряжку ремня, которая в этот раз отчего-то не поддается, пока Казуки не убирает его ладони и в два счета не оказывается обнаженным, с наслаждением прижимаясь к Манабу и дурея от долгожданной близости. - Я так сильно тебя люблю. - Я так долго тебя искал. Скользкие от смазки, нетерпеливые чуткие пальцы скользят между ягодиц, и Манабу рефлекторно приподнимается, зная, что главное сейчас – полностью расслабиться и довериться. Горячий язык поталкивается в чужой рот, и снова жаркий поцелуй до нехватки воздуха. Все именно так, как он себе и представлял – боль и дискомфорт, постепенно дополняющиеся вспышками удовольствия, и вот пальцы скользят уже легко, а когда Казуки слегка разводит их внутри, Манабу прогибается в пояснице. - ...в меня, – почти беззвучно произносит он, когда Казуки подтягивает его за бедра к себе. - Да... – так же тихо отвечает он, направляя себя в жаркое узкое тело и начиная с легких неглубоких толчков. Смазки он не пожалел – ее так много, что под задницей Манабу намокает простынь. Прижимаясь ртом к острому колену, на котором тоже расцветет нехилый засос, Казуки делает несколько глубоких движений, срывая с губ партнера стон удовольствия, и вжимается к него, замирая на несколько секунд, чтобы не излиться раньше времени. Это трудно, потому что охренительно тесный и разгоряченный Манабу под ним дергается и ерзает, призывая возобновить толчки. - Давай же, черт бы тебя побрал, – сердито шепчет он, и Казуки опускает руку, обхватывая его член. Словно откуда-то со стороны Манабу слышит крик – свой ли? – и кончает, захлебываясь собственными стонами, и тонет, тонет в ослепительном удовольствии. Казуки доводит себя до разрядки парой глубоких толчков, кончая глубоко внутрь, и опускает ослабшие ноги Манабу, напоследок ласково проведя по ним ладонями. *** Прикрыв глаза, Манабу трется щекой о низ его живота, чуть приоткрыв рот. Пальцы обхватывают вставший член, проходятся по увлажнившейся головке, и их почти сразу заменяет язык. - Ох ты ж... Шепчет Казуки, поглаживая Манабу рукой по волосам и лицу, лаская шею и притягивая ближе. Тот послушно обхватывает ртом, неумело, но так старательно и искренне, и это самый потрясающий оральный секс в жизни Казуки, – в этом он абсолютно уверен. Манабу наслаждается вкусом и восхитительной пульсацией, вылизывает от основания до головки, а потом снова забирает в рот. И остраняется за долю секунды до его оргазма, выпускает изо рта, подставляясь под тяжелые белесые капли. Слизывает все, что попало на губы, а остальное тщательно и почти любовно размазывает по лицу, шее и груди. И Казуки чудится тень дьявольской улыбки, скользнувшей по его губам. - Тебе лишь бы вымазаться, – хмыкает он, закидывая руки за голову и вытягиваясь на кровати. – Какой же ты извращенец, Манабу. - О, правда? Несовершеннолетних мальчиков ебешь ты, а извращенец – я? Блеск! – не остается в долгу тот, перекидывая одну ногу через Казуки и седлая его. В сладком бреду пролетают две недели секс-каникул, за которые перепробовано все что можно, и родителей Манабу они встречают при полном параде – щеголяющий подживающим уже фингалом от встречи с коленом Манабу в порыве страсти Казуки и сам Манабу с разодранной спиной и разбитыми локтями – Казуки не удержал их обоих при проведении эротических экспериментов в ванной. - Что тут было? – изумляется Ошио-сан. - Да ничего. Выбесил он меня, пришлось дать в глаз, – ровно пожимает плечами Манабу, сохраняя предельно серьезное выражение лица. - Как-то не похоже на тебя... – недоверчиво произносит отец. - Ну, надо же когда-то начинать, – парирует Манабу, слыша как Казуки за его спиной давится смехом.