:
— Как прошел день? — М? — Чанель поднял немного удивленный взгляд с тарелки на Бэкхена. Обычно он не начинает разговоры первым, особенно за ужином. — Моф день? — он наскоро проглотил лапшу. — Неплохо. А твой? — Пойдет, — суховато сказал Бэкхен. На самом деле он ждал, что Чанель все-таки вспомнит о своем обещании или все же спросит что-нибудь в духе «ты, кажется, хотел сказать мне что-то». Ну просто из принципа он не хотел начинать разговор на эту тему первым. Такой уж у Бэкхена характер. — Ты как-то странно смотришь на меня сегодня, — сказал Чанель спустя какое-то время. — Извини. — Он опустил взгляд в свою тарелку. — Ты точно хочешь что-то сказать мне, — он стал тыкать пальцем в плечо Бэкхена. — Ну же, говори. — Ничего я не хочу говорить, — Бэкхен повел плечами. — Нет, хочешь. — Ты не стал слушать меня ночью, а теперь просишь рассказать. Утром тоже забыл про это. Чанель на мгновение растерялся от того, что голос Бэкхена можно было сравнить с тоном ребенка, когда тому не дали конфет или игрушек. Он не ожидал, что Бэкхен чем-то обижен на него, и тем более совсем забыл, что он хотел что-то сказать ему еще со вчерашней ночи. Но почему-то он глупо улыбнулся от этих мыслей. — Ты так избалован моим вниманием, Бэкхенни, что, когда я не дарю тебе его, ты расстраиваешься, — довольно сказал Чанель и не стал скрывать улыбки. — Ты так хотел, чтобы я тебя послушал, да? Бэкхен нахмурился и поджал губы. Такая мысль его не посещала и только сейчас он разозлился на себя, потому что это как-никак было правдой. — Ты ведь любишь мое внимание, да? — мурлыкал Чанель. — Хочешь, чтобы я тебя слушал и смотрел на тебя? — Ну да, и что? — он посмотрел на Чанеля с каким-то вызовом. — Я эгоцентричный и избалованный, а еще самовлюбленный. И? Что мне с этим делать? — Ничего, — Чанель стал гладить его по руке. — Мне это нравится. Бэкхен закатил глаза и одернул руку. Он не любит, когда в разговорах его заводят в тупик. Он встал из-за стола и поплелся в сторону дверей, но Чанель взял его за руку и потянул на себя, что в итоге Бен плюхнулся к нему на колени лицом к лицу. — Не уходи, расскажи мне, — улыбаясь, сказал ему Чанель. — Я чувствую своей задницей твой член и мне это очень не нравится, — сухо сказал Бэкхен, даже не пытаясь вырваться: он уже наперед знал, что это усугубит его положение. — Мой член и твою задницу разделяют четыре слоя ткани, так что не волнуйся и расскажи мне уже, я умираю от любопытства. — Ты умираешь только от спермотоксикоза, озабоченный. Я уже не хочу тебе что-то рассказывать. — Боже, ну что мне сделать, чтобы ты сегодня наконец-таки покраснел... — картинно грустно сказал Чанель, сведя брови домиком. Бэкхен вздохнул. На него накатила волна усталости. Не то что вырываться, даже вставать с Чанеля расхотелось. И нет, почему-то и впрямь все эти паковские вольности не стесняли его — раздражали немного, конечно, но румянца не вызывали. Он упал головой на плечо Чанеля, потому что уже невозможно было самому удерживать эту тяжесть на своей шее. Чанель опешил. — Слушай, можно вопрос? — спросил Бэкхен спустя какое-то время. Чанель вздрогнул, почувствовав, как шеи коснулось чужое теплое дыхание. — Конечно. — Я что, раньше всегда был снизу? Чанель сначала не понял сути вопроса и хотел было переспросить. Когда же до него дошло, он вспыхнул (а заставить его краснеть можно было очень легко и быстро, что Бэкхену почти всегда удавалось сделать). — Почему ты спрашиваешь? — Просто стало интересно. А то, как я понял, раньше из нас двоих я был меньшим мужиком. — Зачем тебе это знать... — Просто хочу знать, всегда ли я был дыркой, вот и вс- — Не говори так! — Чанель встряхнул его за плечи, заставив поднять голову и взглянуть ему в лицо. — Как ты можешь называть себя так? Ты никогда не был для меня «дыркой», — последнее слово он сказал с нескрываемой брезгливостью. Но вдруг Чанеля прошибла мысль: «А ведь когда-то был». Раньше ведь он использовал Бэкхена. Пускай это «раньше» было очень давно и Бэкхен совсем не помнит об этом (а Чанель очень надеется, что он не вспомнит об этом никогда), факт остается фактом. Сейчас он врет, врет очень нагло, и имеет смысл поправить самого себя. Но ведь сейчас это не так! Сейчас ведь все по-другому. Зачем же перегружать Бэкхена лишней информацией, ведь важно то, что происходит сейчас. — Э... ладно, — Бэкхен странно посмотрел на Чанеля, от которого не ожидал такой бурной реакции. — Я ничего такого не имел в виду под этим словом. Просто хотел узнать, всегда ли я был снизу. Чанель вновь весь покраснел, но скрыть от Бена в этот раз не удалось. — Нет... не всегда, — признался Чанель, а его уши были словно два горящих фонарика — так и горели красным пламенем. Бэкхен рассмеялся — ему нравилось, что он неосознанно заставил Чанеля покраснеть. — Значит, ты не всегда был властным папочкой? — он потрепал сконфузившегося Пака по волосам. — Слушай, слушай, а ты меня тоже называл папочкой? Несчастный Чанель вконец растерялся и не знал, куда деться. Он всерьез испугался, что его сердце вот-вот лопнет от потока нахлынувшей крови. Бэкхен, не выдержав этой слишком умилительной картины, даже улыбнулся и ущипнул его за нос. Чанель коротко ойкнул и еще сильнее смутился. Кажется, это очень подняло настроение Бэкхену, и он даже расслабился, сидя на чужих коленях. Он стал накручивать на палец волосы Чанеля, не думая вставать. — Ты вроде бы выглядишь властным и серьезным, как будто знаешь все на свете и держишь ситуацию под контролем, такой взрослый... но все равно ребенок, — озвучил свои мысли Бэкхен. Чанель заметил легкую улыбку на его лице и все же расслабился, а густой румянец стал постепенно сходить с его лица. — Тебе идет. Чанель ничего не ответил, лишь позволил проворным пальцам Бэкхена вытворять кавардак на его голове. Он очень обрадовался, что у Бэкхена поднялось настроение. — Расскажешь мне все-таки? — пробормотал Чанель спустя минуты молчания. — То, что собирался сказать ночью. Бэкхен не спускал задумчивого взгляда с завитушек Чанеля и не отвечал, склонив голову набок. Пак знал об этой особенности Бэкхена: он не сразу отвечал на вопросы и сначала выдерживал паузу, так что Чанель вполне привык к подобному, не смея торопить. — Я кое-что вспомнил, — промолвил он наконец. Чанель вздрогнул, в желудке разом потяжелело. — ... как я стал дружить с Чонен, — добавил Бэкхен. — Мне приснилось, как она заклеила мои ранки и принудила быть ее моделью для причесок. — А ты уверен, что это воспоминание? Может, твое воображение? — Это не просто сон. Я уверен, что воспоминание, — твердо сказал Бэкхен. — Это замечательно, — искренне сказал Чанель. — Я надеюсь, что когда-нибудь и тебя тоже вспомню. — Он наконец оторвал глаза от волос и посмотрел в лицо Чанелю, столкнувшись с его взглядом. Эти слова безумно тронули Чанеля; столько мягкости, столько раскаяния было в голосе Бэкхена, что к горлу Пака подступил сухой ком. Его губы самопроизвольно растянулись в улыбке, а на левой щеке проступила едва заметная ямочка. — Это вовсе не обязательно. Я очень счастлив с тем, что у нас есть сейчас, — сказал он. Бэкхен поерзал, почувствовав неловкость из-за этой фразы, и откашлялся. — Я иногда чувствую себя неполноценным, потому что многого не помню и не понимаю. Хочу вернуть кусок пазла. — Будешь много знать — скорее состаришься. — Ну, старее тебя мне точно не быть. — Бэкхен ловко слез с него и ушел в коридор, не став ждать возмущенного ответа и извечного «да не старый я».:
— Да-а, было дело, — рассмеялась Чонен в трубку. — Я очень рада, что тебе удалось вспомнить. Бэкхен, безумно обрадованный, что его слова оказались правдивы, наскоро отблагодарил подругу и сбросил вызов. Он повернулся к Чанелю, который слышал этот разговор, и самодовольно сказал: — Ну? Я же говорил, — он сложил на груди руки. Чанель улыбнулся и потянул Бэкхена на себя, что тот плюхнулся сверху него. — Да-да, говорил, говорил, — добродушно сказал Чанель, потрепав его по голове. — Раз уж я в проигрыше, то, быть может, могу выполнить какую-нибудь просьбу победителя? — Я ничего не хочу. — Бэкхен, как котенок, зажмурил один глаз, когда большая ладонь Чанеля вновь растрепала волосы. — Быть такого не может. Я по глазам вижу, что ты что-то хочешь. Бэкхен вознес глаза к потолку, задумавшись. Он даже подпер щеку рукой, локтем уперевшись в грудь Чанеля. — Ну... я бы хотел, чтобы ты ответил на мой вопрос, — спустя минуту размышлений сказал он. — Я готов отвечать. — Как мы... ну, познакомились? Этот вопрос тут же не понравился Чанелю. Его лицо более не выражало расслабленность и игривость, он напрягся всем телом. Что он мог ответить? «Мы напились и у нас был неплохой перепих, однако следующим утром я втоптал тебя в дерьмо и бросил» — ну как он может в таком признаться? Он же разрушит все то хрупкое, что сумел за это время собрать по крупицам. — Я думал, тебя не интересуют вопросы нашего прошлого, — тактично заметил Чанель. — Не знаю. Вдруг стало интересно, — невинно сказал Бэкхен, положив голову ему на плечо. Он отчетливо услышал учащенное сердцебиение Чанеля. — Ох, вот у тебя сердце-то стучит! — ничего не заподозрив, сказал он. «Еще бы ему так не биться», — сглотнув, подумал Чанель. — Чего ты молчишь? — вернул его в реальность голос Бэкхена после продолжительной тишины. Соврать? Признаться? Или уклониться от ответа? Это ведь будет так сложно объяснить!.. — Ну, эм, — неуклюже начал Пак, — если честно, мне самому уже и не вспомнить даже. Э-э... мы встретились на вечеринке у общих знакомых. Ну а потом и пошло поехало. — Когда это было? — Около шести лет назад, если не ошибаюсь, — на этот раз честно ответил он. — А кто влюбился первым? — У Бэкхена разгорелся азарт в глазах; он, судя по всему, жаждал узнать побольше. — Ты. — И как мы начали встречаться? — Уоу! Бэкхен, мы же договаривались на один вопрос, разве нет? Бэкхен поджал губы и смолк. Они полежали в молчании еще немного, когда он вновь заговорил: — Я смогу вспомнить. Чанель был удивлен твердости его слов. — У тебя получится, — только и сказал он в ответ, погладив по голове.:
Кажется, Бэкхен был настроен вполне серьезно. Это вовсе не было так уж ярко выражено, но Чанель был внимательным и замечал любые изменения в Бэкхене. Последний не делился с Паком своими замыслами, но, судя по всему, проводил свое личное расследование. Бэкхен пытался найти взаимосвязь: почему он вспомнил именно такое далекое воспоминание? почему оно было связано с Чонен? почему оно пришло к нему во сне? почему спустя столько времени после черепно-мозговой травмы? Эта перемена в нем выглядела очень странно. Еще в начале он от всего отказывался, отрицал, убегал... а теперь настойчиво стучал в дверь своей памяти, чтобы наконец выпустить утраченные воспоминания. Наверное, это было связано с тем, что Бэкхен становился счастливым вместе с Чанелем, поэтому возникло желание узнать больше, копнуть глубже, чтобы этим самым... ну, стать ближе, что ли? Да и вообще — любопытно же. Ведь когда нам кто-то нравится, мы хотим узнать побольше, а в случае Бэкхена — вспомнить хоть что-нибудь. — Не спишь? Бэкхен слегка вздрогнул. Он увидел в дверном проеме кухни полусонного Чанеля в одной лишь пижаме. — Да вот, — он потер затекшую шею, — копаюсь. Чанель прошел в кухню к столу, на котором стояла настольная лампа, освещавшая разбросанные фотографии и какие-то бумажки. Он положил руки Бэкхену на плечо и перегнулся через него. — Уже поздно, — только и сказал Чанель, никак не прокомментировав увиденное. — Ты устал. — Нет, все в порядке. — Бэкхен тряхнул головой, невинно улыбнувшись, но глаза у него были довольно усталые. — Кровать холодная без тебя. — Извини, — еще раз улыбнулся он. — Можно посидеть здесь? — Конечно. Чанель стал ходить по кухне, заварил себе и Бэкхену чай, сел возле него, молчаливо наблюдая, как Бэкхен роется в бумагах, что-то отмечает для себя и подчеркивает, обводит кружочками, делает закладки. Чанель был похож на кота, который садится подле ног хозяина, пока тот занят, и смотрит своими полусонными любящими глазами. Спустя очень долгое время он, подперев рукой щеку, нарушил царившую тишину: — Почему тебе так важно вспомнить? Бэкхен поднял на него немного растерянный взгляд — кажется, он даже забыл о том, что был не один. Он посмотрел на Чанеля взглядом, словно ответ на его вопрос был до смешного прост и очевиден и, казалось бы, чего тут спрашивать. — Это все равно что «зачем изучать историю» — затем, чтобы понимать природу человека, учиться на ошибках прошлого, узнать лучше самих себя. Знать, как это начиналось и как продолжать дальше. — Ты думаешь, что станешь счастливее, если сможешь вспомнить? — Конечно! — молниеносно ответил Бэкхен. — Мне казалось, ты тоже будешь счастлив, если я вспомню тебя. — Я же говорил, что меня все устраивает. Главное, что ты жив и здоров. Тем более, ты меня уже и без воспоминаний любишь, — хихикнул Чанель. — Ты такой самоуверенный, — закатил глаза Бэкхен. — Тебе придется с этим мириться, — улыбнулся Чанель.:
— Боже, да что с тобой такое? — Я хочу серьезно поговорить. — О чем? — Послушай. — Она была освещена тусклым светом уличной лампы, а за спиной Бэкхена ударяли тяжелые биты музыки из клуба. — Я заметила... не знаю, у нас в последнее время все как-то не так. Бэкхен ничего не ответил, этим самым негласно согласившись с ней. Да он не то что был согласен, а всеми конечностями за. — Ты какой-то холодный, нам некомфортно друг с другом, я от тебя никакой заботы не чувствую, ты вообще о своем думаешь!.. — Извини, — сухо сказал Бэкхен. — Я тоже немного устал. От нас. Повисла тишина. Кажется, Тэен промолчала только потому, что пылко выкрикивать так давно сидящее в голове «ура, давай уже наконец расстанемся!» было бы неприлично и неправильно. — Давай не будем держать друг на друга зла, — все также сухо сказал Бэкхен. Он подошел к своей почти что экс-девушке, заметив, как та крупно дрожит, и бросил свою джинсовку ей на плечи. — Ты же не обижена? Она помотала головой из стороны в сторону, что было одной из самых милых ее привычек, которая теперь, увы, никак не могла взволновать сердце Бэкхена. — Я не думала, что можно так спокойно расставаться, — сказала она спустя какое-то время. — Ну? Может, обнимашки на прощание? — он развел свои руки в пригласительном жесте. — Ага, обнимашки на прощание, — повторила Тэен и обняла его за шею. — Вот так все и было, — уверенно сказал Бэкхен после рассказа своей истории. — Я вспомнил это, пока возвращался с работы. — Так неожиданно? — скептически спросил Чанель. — Не знаю... я просто шел, и вдруг эта сцена ударила в голову. Я уверен, что это достоверное воспоминание. Ах! Наверное, нужно спросить у самой Тэен и убедиться, — он схватился за телефон, но Чанель мягко остановил его. — Тебе не кажется, что будет странно, если ей вдруг позвонит парень, с которым она в последний раз разговаривала восемь лет назад, и уточнит, как именно вы расстались? Бэкхен подумал с минуту и отложил телефон: «Точно, ты прав». Тем не менее, он нисколько не растерял свой запал: — Понимаешь, Чанель, вот оно! — он взял паковское лицо в свои ладони и тряс. — Я собираю по крупицам утерянное, воспоминания восстанавливаются! Чанель расплылся в счастливой улыбке. Бэкхен что-то еще радостно лепетал, когда Чанель резко подтянулся и слегка укусил его за шею. Бэкхен испугался и ойкнул, а Чанель на этом не остановился, крепко ухватив его за пояс и припав губами к плечу. — Чанель, что... ты делаешь? — немного напуганно спросил Бен. Названный ничего не ответил, оставляя мокрую дорожку от губ и языка от плеча вверх к подбородку. Бэкхен уперся ладонями ему в грудь, но как-то особо не протестовал, хотя всем телом был напряжен и, кажется, нервничал. Пак прикусил его за ухо, почувствовав, как несчастный парень весь сжался и шумно сглотнул — кто-кто, а Чанель лучше всех знал, насколько Бэкхен чувствителен в этом месте. — Мне не нравится, что ты говоришь о своей бывшей девушке, — тихо выдохнул он ему в самое ухо. Естественно, Чанель нисколько не был зол, наоборот, — рад, но его природная ревнивость так или иначе слегка взбунтовалась. — Прости, — как-то беспомощно ответил Бэкхен. Он таял в руках Чанеля, таял от его прикосновений, таял от его губ. Бэкхен понял, что дальше так не пойдет, и попробовал вырваться, но Чанель жестко пресек это, победоносно ухмыльнувшись. Когда он снова оставил укус на его шее, Бэкхен выпалил: — Прости, я больше не буду. Говорить о Тэен. — Пообещай и скажи «папочка». — Обещаю, что больше не... что? Чанель, ты дурак? — прозвучало не возмущенно, а как-то обреченно и жалостно. — Или я залезу тебе языком в ухо, — твердо сказал Чанель, поцеловав покрасневшее ушко. — И всего обслюнявлю. Бэкхен снова толкнул его, однако ничего этим не добился, и Чанель коснулся кончиком языка хрящика, вызвав мурашки по всему телу у Бэкхена. — Ты знаешь, что я не буду говорить этого, — уперто сказал Бэкхен, но звучал он крайне неуверенно: он был вовсе не в том положении, чтобы ставить условия. Чанель не ответил и, словно большой пес, с широким размахом облизал лицо Бэкхену, что тот весь сморщился и скривился, как делает хозяин, когда этот самый надоедливый пес лижет его. — Фу! Ну что ты делаешь, а, Чанель?.. — Лучше тебе сказать то, что я прошу, или в противном случае ты будешь весь в моей слюне. — Хватит придуриваться, я... Чанель перестал улыбаться, как дурачок. Он теснее сжал руки на поясе Бэкхена и издал звук, чем-то напоминающий недовольное урчание животного. Кажется, он уже не шутил. — Будешь еще рассказывать мне о бывших? — с нажимом спросил он. — Нет. Ответ показался Паку неполным и совсем его не устроил. Он прикусил кожу на шее (он вообще был любителем покусаться), оставив там синяк. Бэкхен едва заметно задрожал. — Я повторюсь: ты будешь рассказывать мне о бывших? — Сказал же, что не буду... Чанель прильнул губами к его правому уху и поцеловал. Он провел мокрую дорожку до мочки и стал лезть языком в ушную раковину, как Бэкхен не выдержал и выпалил: — Черт, не надо, я скажу! Чанель замер, ожидая, но отдаляться не стал, обдавая своим горячим дыханием влажную кожу Бена. — Я больше не буду, — с кислым лицом начал Бэкхен, — говорить про Тэен, папочка, — проскрежетал он сквозь стиснутые зубы. — С интонацией, — потребовал Чанель. Воцарилась тишина; Бэкхен не отвечал, закусив губу. Чанель ждал, готовый в любой момент снова мучить Бэкхена. Он крайне неуклюже начал говорить: — Я больше так не буду, папочка. Он сделал это очень старательно, поэтому Чанель остался вполне довольным. Он радостно лизнул его щеку, словно это было мороженое. Бэкхен сморщился и был весь красный то ли от злости, то ли от стеснения. — Хороший мальчик, — озорно хихикнул Чанель. — Сам ты мальчик! — Бэкхен выкрутился из ослабевшей хватки и ушел. Кажется, произошедшее довольно серьезно задело гордость Бэкхена. Он впервые за долгое время обиделся на Чанеля, что, вообще-то, было не в его характере. Вплоть до поздней ночи он умело игнорировал существование Чанеля, а когда они легли спать, он демонстративно отвернулся к стенке. — Эй, Бэкхен, — шепотом позвал его Чанель. — Извини меня за сегодняшнее. Бэкхен не ответил, и Чанель легонько ткнул в него пальцем. Бэкхен повел плечами, говоря, чтобы не трогал, но Чанеля это раззадорило, и он стал настойчивее тыкать в него. — Бэкхе-е-н. Бэк. Бэкхенни. Мистер Обижуля. — Да что? — раздраженно выпалил Бен, повернувшись к нему. — Я тебя люблю. — Чанель навалился сверху него. Последовало копошение, суета, гадкий смех Пака и ругань Бэкхена, сбитое дыхание, шорох одеяла. — Блин, Чанель, что ты делаешь! — возмутился Бэкхен, когда Чанель был слишком близко. — Мы же оба парни! — Ты так говоришь, как будто я не знал, что у нас у обоих есть по члену. — Слезь. — Ты зол, что я заставил тебя говорить «папочка»? Прости. Если хочешь, я могу загладить вину и то же самое сказать для тебя. — Не нужно, просто отвали. — Папочка, прости меня. Я так больше не буду. Чанель будет хорошим мальчиком. Бэкхен уставился на него странным взглядом. Кажется, он клюнул. — Обещаешь?.. — недоверчиво спросил он. — Да, обещаю. Больше никогда не буду злить папочку, — абсолютно естественно и невинно сказал Чанель. Бен одобрительно кивнул, и Чанель понял, что его простили. Бэкхен даже улыбнулся, что не могло не заставить сердце Чанеля дрогнуть. Он, прежде чем слезть, наклонился к Бэкхену и очень медленно, очень осторожно поцеловал его. Целоваться с Бэкхеном в темноте — это полнейший кайф, как-то интимнее, как-то чувственнее, когда не видишь и полагаешься полностью на остальные рецепторы. И дыхание как-то ближе, а сердце громче, и губы мягче, да и все совсем по-другому. Бэкхен — о Господи — всецело отвечал ему. Когда вообще Бэкхен прекратил отнекиваться от его поцелуев и прикосновений? Когда настал тот момент, что он также отвечал, отдавался? Это сладкое время длилось долго, беспрерывно. В темной спальне стояла тишина, нарушаемая тихим шорохом простыней и сбитым дыханием, а тусклый свет луны прокрался через окно, освещая собой изножье кровати, отчего казалось, что держаться там не стоит — лунный свет как будто мог обжечь и заставить вернуться в реальность, а ни Чанелю, ни Бэкхену этого не хотелось. — Прекрати так ерзать подо мной, а не то я не смогу остановиться на одном поцелуе, — шепотом наругал Чанель. — Ты тяжелый, — оправдался Бэкхен. Чанель не ответил и снова поцеловал его. Бэкхен замычал, не ожидая этого, и положил свою ладонь ему на шею, чтобы быть ближе, быть нежнее, быть отзывчивее. Он сам не заметил, как стал напирать на Пака, а после Чанель и вовсе перевалился на спину, потянув его на себя. Разрывать поцелуй в этот момент казалось чем-то огнеопасным, словно наступит конец света, если их губы не будут соприкасаться. Тем не менее, спустя продолжительное время Бэкхен таки отлипнул от него, шепотом сказав: — Пора спать, — звучало немного расстроенно, потому что самому не хотелось, но он понимал, что надо. — Завтра на работу. Чанель вглядывался в его лицо сквозь темноту затуманенным взглядом, как будто еще не очухался от поцелуев, а затем едва заметно вздохнул и мягко улыбнулся. — Точно. Спать. Бэкхен слез с Чанеля, неловко закусив губу. Прежде чем удобно устроиться на подушке, он вдруг что-то вспомнил и громко сказал: — Кстати! — он испугался своего громкого голоса и снова перешел на шепот: — Из-за тебя у меня красные следы на шее! — он пнул Чанеля под одеялом. Тот глухо рассмеялся в ответ. — Чанель плохой мальчик, — хихикая, сказал он. — Папочка хочет, чтобы я понес наказание? Бэкхена это насмехательство разозлило: — Да, папочка зол и хочет, чтобы Чанель готовил ужин всю неделю. — Он закутался в одеяло и отвернулся. — Как папочка скажет, — беззлобно сказал Чанель и устроился поудобнее подле Бэкхена.