POV Фидо:
Невольно я уже как можно крепче держал Стар в своих объятиях. Я слышал ее вздохи, всхлипы, и это жутко меня расшатывало. Обычно, для меня это было уже обычным делом в ее обществе, но не сейчас — сейчас я переживал все ее чувства будто на своей шкуре. Я был бы рад просто уже вякнуть что-то в ее сторону, чтобы она перестала реветь, но я не мог, просто не мог. Мои мысли были в ее объятиях, а я держал ее все крепче. Но вскоре она начала ослаблять хватку и успокаиваться, причем довольно резко. Я понял, что и мне пора это сделать, поэтому расставил руки, чтобы она, наконец, смогла освободиться. Она отцепилась от меня и, опустив голову, знатно протерла лицо руками, а потом тяжело вздохнула. Грузными шагами она приблизилась к краю обрыва и плюхнулась на траву, свесив ноги. Я насторожился, что она грохнется в бездну, поэтому подошел поближе; она это поняла, поэтому отсела от пропасти чуть-чуть подальше, все так же болтая ножками. — Ты в порядке? — я немного наклонился к ней. — Я далеко не в порядке, — со смешком ответила она. Моя физиономия досадно переменилась, и я присел к ней. Перед нами открывался ужасающий, но просто завораживающий вид: непоколебимые горы, будто выходящие за край атмосферы макушкой, будто росли из бездны, окутанной темнотой и дымкой, которая закрывала то, что видеть было опасно. Луга позади нас из нежно розовой травы шумели, словно море в спокойный, но ветреный день, и хорошо успокаивали в этот вряд ли приятный момент. Было странно, что Стар успокоилась так быстро, когда даже я чувствовал сильное напряжение после всего этого. Она молча пялилась в небо, которое не было разделено горизонтом из-за огромного раскола земли, второго берега которого не было видно. Горы, которые были единственными остатками той стороны, одни лишь виднелись из пустоты, окутанной густой дымкой далеко внизу. Ветер, лёгкий и теплый, не казался мне приятным, а только навевал тревогу своим гудением. Он сдувал словно пух нежные листочки дерева, возле которого мы уселись. Эти еле весомые лепестки неслись словно в танце, закручивая вихри и взмывая вновь к ясному небу, постепенно удаляясь подальше от своего родителя. Вся эта неумолимая красота расслабляла нас, пытаясь смыть с себя ту кровь, которую только что забрала, но мы знали, что это произошло… По крайней мере я. Стар, будто ничего не случилось, гладила руками мягкую траву и дышала в такт дуновению ветра. Ее волосы, как шелковые пряди, развевающиеся на ветру в пример волнам в неспокойном море. Ее глаза, блестящие от слез и ярко-голубые от сияния зенита, казались мне звёздами, которые пленили мой взгляд. Почему-то в эти трудные минуты она… была прекрасна. Ее лицо отражалось в моих глазах лишь единственной надеждой на спасение, которой почти не осталось. Она не знала, что мы здесь застряли навсегда, но предполагала, что за этим всем стоит что-то неладное, и что это неладное скрываю я. Она наконец нашла воздуху спросить: — Что это за место? — она повернулась ко мне, — Взаправду. Я боялся ей говорить все начистоту, чтобы, может, уберечь ее от последствий правды, поэтому я ответил по факту: — Это планета в системе мертвого солнца, если говорить кратко, а если конкретнее, то я буду рассказывать до конца дня. Она лишь вздохнула и опять повернулась взором к зениту. Но молчание она не могла держать долго. — Почему мы не можем уйти? Я, конечно, понимаю все твое рвение найти отца и так далее, но… Мне кажется, это перебор, — она выдержала некую паузу, будто пытаясь себя успокоить, — Почему? Держать ее в неведении было единственным, чем я мог ей помочь, но понимал, что поступаю по-варварски. Но я пытался сопротивляться ее «давлению» (для меня любое ее слово было давлением). Я вздохнул и пробубнил: — Просто не можем. — И это все? А как же ножницы? Черт, да расскажи хоть что-нибудь! — Тебе правда хочется знать? Это ее немного затронуло, и она насторожилась, но, было видно, что она хотела знать правду… а я ей ее дал. — Мы не можем уйти, потому что мы не видим выхода. Ножницы не работают на выход. Это измерение-ловушка, а мы в нее попали. Выход есть лишь в замке, который находится в той самой горе, но путь к этой горе преграждает… иллюзия. — Иллюзия? — она все равно оставалась спокойной, но задумчивой. — Да… Люди, которые… любят, видят это измерение вот… таким. — Каким? Я закатил глаза и проведя ими, показал на все, что нас окружало. Она оглянулась, а потом взглянула на меня с недоумением. А я продолжил: — Когда человек равнодушен к кому-либо, то эта земля выглядит совершенно по-другому, она похожа просто на мертвый кусок планеты. Она усмехнулась, что было странно. — Забавно, я опять все испортила. — Ага… Я перевел взгляд на небеса, усеянные лепестками. Мне было крайне неловко вообще смотреть на нее, а она, улыбаясь, что-то бубнила, и это меня настораживало. — Что ж… — Стар, — я резко прервал ее, — прошу, давай помолчим. Она лишь кивнула и вновь уставилась куда-то вдаль. Песнь этого ветра, проходящего сквозь мой разум, рушила мою тревожность, а свежесть и теплота давали моему телу свободу в ее полном существе. Мягкая трава и сладкий шум листвы выводили меня из здравого рассудка. Мои глаза расслабились и словно витали в этих легких, перистых облаках, а волосы немного щекотали мне щеки. Я думал, что эта тишина просто исправит ситуацию в более спокойную сторону, но я не думал, что настолько. Было ясно, что мое сознание затуманено, но догадываться об этом было уже сложнее с каждой секундой, что я видел ее… Я вновь был очарован… а она лишь сильнее притягивала меня своей этой… аурой. Понимая, что, чем больше я смотрю на нее, тем больше я схожу с ума, я плюхнулся на траву, расставив руки, и, как не странно, Стар сделала то же самое. Вся эта атмосфера успокоила нас обоих, одурманила, будто ничего и не произошло. И мы и впрямь… начали сходить с ума… — Смешно получилось, — начала Стар, — Я очень хотела, чтобы я тебя больше никогда не видела, а теперь… Мы застряли здесь друг с другом навсегда… — она усмехнулась. — Я вообще представить себе не мог, что ты можешь… ну… — Любить тебя? В этот момент в моей груди что-то резко заболело, а дыхание резко исказилось, будто бы кто-то схватил меня за глотку. Твою мать, я не чувствовал такого столько лет и это… мне нравилось. Я повернулся к ней лицом, и ее щечки виднелись кое-как через розовую траву. — Как? — Что как? — Как это получилось? Я не похож на объект особого обожания. Она снова усмехнулась и посмотрела в небо. — Я не знаю. Не буду врать, ты чертовски ужасен, но… Я не знаю… Даже когда ты был готов бросить меня при первой же возможности, ты никогда этого не делал… Ты не был ко мне равнодушен, даже если сам думал, что так и есть. Ты спасал меня, помогал, и эта забота, быть может, оставила свой след. А может и раньше… Я понятия не имею. Забота… Богиня, все ведь, что я делал ввиду своих каких-то принципов было далеко не из-за них! — Я думаю, что это долг каждого мужчины, чтобы его помощь оказалась вовремя ради спасения девушки. — Я тебя умоляю, ты не похож на доблестного рыцаря, — посмеялась она, что и у меня вызвало смех. Ее улыбка вызывала мою улыбку, из-за которой я выглядел как последний идиот. И благодаря этому она вновь направила на меня свой вновь оживленный взгляд, но на этот раз спустя несколько секунд, она перевернулась на другой бок, тем самым приблизившись ко мне на довольно хорошее расстояние. Я чуток был испуган ее отсутствию скромности, но остался на месте. — А ты? — А что я? Я ничего не чувствовал, раз ты хочешь знать. Тем более чего тебе, у тебя небось раз в неделю появляется новый поклонник. — Не надо… — Да ладно, я шучу. Просто я по сути ничего не чувствовал со времен Черного древа, поэтому я сам… немного в шоке, — она пленительно глядела на меня так, что я начинал терять самообладание, — Я действовал лишь по законам с-своих моральных п-принципов. — Да… Нас обоих потрепала жизнь… — Да… — шепнул я на выдохе, уже полностью погруженный в ее очи. Каждая частичка ее существа отражалась в ее глазах, что очаровывало меня до самых дальних уголков мозга. Ее губы казались такими мягкими и сладкими, что мне хотелось попробовать их, словно какую-то конфету. Они манили меня, чтобы я прикоснулся к ним, сливаясь в обоюдном поцелуе. Наши лица уже были на опасно близком расстоянии, и я сокращал это расстояние руками, которые невольно тянулись к ее плечам, к ее шее, чтобы просто почувствовать эту шелковую кожу, разящую своей теплотой. Но вдруг я резко остановился, прикусил свои губы и насильно отодвинулся назад. Нет, я не мог поддаться такому искушению. Один поцелуй — и все это пропадет навеки в страхе и ужасе, в тех последних мгновениях нашей жизни. В недоумении она дернулась от того, как я резко все прервал, и досадно взглянула на меня. — Нет… — я резко встал и отряхнулся, — нельзя так торопить события. — Да, прости, ты прав, — она встала за мной. Сквозь эти извинения было видно ее вожделение. Она жаждала любой близости со мной, но тоже чувствовала, что была околдована. — Ты же знаешь, что мы не найдем выход, к чему все это? — она пыталась оправдать свою страсть. — И что ты предлагаешь? — я нервно взмахнул руками, потому что во мне все-таки появилось напряжение от вынужденной скованности в своих… возможностях. — Я даже не знаю… Перевести дух? — она заулыбалась, — Ты посмотри, какая красота вокруг! Разве мы не найдем здесь что-нибудь интересное, даже если это иллюзия? Я, недоумевая, посмотрел на нее, а она лишь досадно, но весело оглянулась на меня. — Ну же, Фидо, давай пройдемся… Ты же хочешь этого… Я напрягся: она была слишком беспечна, но она была права… Мне этого хотелось… — Ну не ждать же нам смерти, сидя тут и смотря в пропасть! Ну же… — она вновь схватила меня тем ее нежным взглядом, от которого невозможно было высвободиться, — Я хочу провести этот последний день с тобой… Она легко протянула свою фарфоровую ладонь мне. Впервые чувствовалось, как она являлась опорой, в то время, когда я был жалок и беспомощен. Но мои чувства были оголены, я чувствовал себя цыпленком новорожденным, беспомощным, я хотел простой нежности и заботы, которых я не чувствовал очень давно… Я потянулся к ее руке, но не мог принять этой близости, которой она желала, и я просто опустил ее ладонь вниз и пошел дальше. Она поняла, что я тоже не хочу напрасно тратить свои последние часы жизни, и лишь улыбнулась на это. Мы шли бок о бок друг другу, от нее веяло легким ароматом сирени, чем она отличалась от своей сестры теперь. Да вообще она была другой… совершенно другой… уникальной. Ее теплота и благоговение вокруг меня заставляли мой разум выходить за все рамки дозволенного. Я хотел прикоснуться к ней, прикоснуться к ее коже, к ее волосам, к ее губам; было крайне сложно держаться так, как я держался обычно: эта обстановка будто выдавливала из меня все эти эмоции и чувства, которые я хотел всеми своими силами усмирить. Стар порой оглядывалась на меня, улыбаясь, но в один миг, она будто завелась. Она засмеялась, тронула меня за плечо и побежала куда-то вперед, что довольно-таки меня удивило. Она лишь крикнула, что увидела очень волшебное место, и просила поторопиться, но я чувствовал себя неловко просто бежать, как ребенок, поэтому я просто прибавил шагу. Она смеялась, хотя недавно была полностью разбита, но сейчас я был рад, что она может вновь радоваться хотя бы ярким цветам этого непонятного измерения. Из-за холма, за который забежала Стар, действительно виднелось что-то невообразимое. Поляна из радужных цветов, которые врассыпную вырисовывали пестрые оттенки всех цветов радуги, отражающиеся в бескрайнем лазурном небе. — Разве это не прекрасно? — прошептала Стар. Я не мог, да и не хотел ничего отвечать: я абсолютно наслаждался ее голосом и этой легкой атмосферой после такого шока. Стар по-видимому хотела плюхнуться в этот океан цветов, но как только она приблизилась к первому благоухающему бутону, с нее вспорхнули два нежных и пестрых крыла, устремившиеся ввысь. Следом за ними невесомые бабочки друг за другом взмыли в небо, облетая по взвинченным полосам воздуха нас вокруг. Они словно атласные ленточки закручивали хороводы в воздухе, порой запутываясь в волосах Стар, оставляя тонкие микроскопические пряди радужной пыли. Каждый раз она вздрагивала от этого и хихикала от щекотки. Эти порхающие лепестки будто не боялись нас, а скорее наоборот старались нам не мешать… Одна бабочка, голубая с фиолетовым отливом, кружила вокруг нас, отбившись от всех остальных, будто ей было так велено. Она сначала села мне на плечо, а я с ироничным скептицизмом издал смешок и помахал в ее сторону, чтобы она нашла место получше, и она нашла… Подлетев ввысь она витала крайне неосторожно и, облетев еще пару кругов вокруг Стар, она села ей прямо на ее миниатюрный нос. Я усмехнулся и подошел к ней. — Ты ей понравилась. Она неосторожно хихикала и приговаривала: «Щекотно, щекотно…!» Я впервые почувствовал себя беззаботным мальчишкой, у которого под рукой все, чего он пожелает, а я желал только одного… Я чуть-чуть приподнял руку к лицу Стар, и в этот же момент бабочка соскочила с ее носа, перебравшись на мой палец. Стар неуклюже протерла кончик своего носа и фыркнула, но вскоре вновь с детским удивлением озарилась на бабочку, которую я пытался удержать. — Какая она красивая… — Если бы ты была бабочкой, то, по-видимому, была бы как она. — Это комплимент? — она ехидно улыбнулась. — А почему нет? Она посмотрела в мои глаза с такой добротой и искренностью, которые я не получал уже очень много лет… Да, она говорила, как ненавидит меня, как хочет, чтобы я исчез из ее жизни, но ее глаза говорили обратное. Ярко-голубые, окаймленные более темным оттенком, они пленили меня вновь. В них отражалась та самая любовь, которую я никак не мог разглядеть. Может, именно из-за нее она и хочет от меня отстраниться, но не сейчас… Бабочка невесомо вспорхнула и удалилась к своим собратьям куда-то ввысь, но мы уже этого не замечали, моя рука лишь освободилась и получила невластную волю. Я видел, чего она хочет, и я понимал, что она также проницательно догадывается, чего хочу я. Вновь расстояние между нами сокращалось, приводя к большой опасности, но как же сладок был этот момент, когда я мог насладиться ее дыханием прямо возле моих губ, но… нет. Я не мог. Снова мне пришлось поджать губы и отстраниться против своей воли, но это для ее же блага… наверное. Мое поведение вновь расшатало эмоциональное состояние Стар, но с поспешным вздохом она вновь заулыбалась и кивнула, думаю, говоря себе, что так действительно нужно. Немного хрустнув пальцами, отчего я немного дернулся, она обернулась и пошла дальше, пытаясь затронуть горизонт, который уже чуть виднелся желтым оттенком. Она проделывала весь путь, а я шел за ней, как собачка. Вдруг она среагировала вновь весело и любопытно. Она схватила меня за руку и заставила этим меня бежать за ней, даже не реагируя на мои претензии к этому. Мы бежали к реке, которая шумела действительно очень привлекательно для ее внимания. Журчание воды хорошо способствовало нашему успокоению, которое и так было на пределе. Стар уставилась на лазурно-голубое отражение неба в этом рябом зеркале и резко посмотрела на меня… а потом снова на воду… и вновь на меня. Я засуетился. — Нет, — как-то еще неопределенно отрезал я. Она игриво еще раз взглянула на меня, на что я вновь дал отрицательный ответ. Она взяла мою вторую руку и вновь окутала меня своим обаянием. — Ты и впрямь не хочешь оказаться в непонятном месте, в непонятной иллюзии, в непонятно манящей водице? — Я похож на сумасшедшего? — я усмехнулся. Стар резко повернулась ко мне спиной, ткнула каким-то образом пальцем в поясницу, на котором был завязан легкий корсет, и вякнула: — Развяжи это недоразумение… Тошно уже в нем. Мое лицо тотчас отдало красной краской, такой же, что и в жилах кровь моя, которая подоспела к этим ныне горячим щекам. — Тебе, черт возьми, действительно хочется сейчас купаться? — Да, хочется. А если ты мне не поможешь, я сигану в одежде, а потом мне придется сидеть перед тобой абсолютно без нее, чтобы обсохнуть. Ты этого хочешь? Сказать честно, этот вопрос был для меня немного проблематичным, и я, сочтя его риторическим, принялся осторожно развязывать этот несчастный корсет. Каждый раз, как хватка его ослабевала, меня дергало, но я смог осилить это испытание, но далеко не последнее… Она скинула его с себя, как и другие элементы одежды, оставив на себе лишь нижнее белье, которое вроде и скрывало все прелести женского тела, но не настолько, чтобы успокоиться вовсе. Королевские особы, не достигшие совершеннолетия не имели права носить белье, которое не закрывало бы знатную часть живота и ляжек, но даже с этим мне было «немного» трудно справиться. — Ты обезумела… Она обернулась ко мне с какой-то наглой ухмылкой. — Да! — и она плюхнулась в воду, конечно же, неплохо меня обрызгав. Вода была настолько прозрачная, что было сложно упустить ее из виду. Я не желал принимать участия в ее купаниях, поэтому я присел рядом с ее одеждой, просто чтобы чувствовать эти отголоски сирени. А она плескалась, лежала на воде, иногда что-то бормотав о свободе или о чем-то таком. Я лишь сидел и наблюдал за ней, улыбаясь, даже не зная почему. Ее волосы сливались голубым оттенком с гладью воды, что выглядело необычно, как и она вовсе. Она действительно выглядела необычно. Заскучавши, она немного приблизилась к берегу и ко мне, отмахнув мокрые волосы. — Ты точно не хочешь присоединиться? — Нет… Нет-нет, я еще в здравом рассудке, — отмахивался я. — Вот так, значит! — она иронично завозмущалась, — Тогда вот тебе и мой привет! Она откинулась немного назад и с жутким всплеском обрызгала меня с головы до ног. Я был одновременно в шоке и в мягкой ярости, что она так посмела меня облить! Благо, вода теплая, и я к черту не оцепенел (что вряд ли могло бы произойти, но все же). — Эй, ты, мелкая! — я резко поднялся и силой приподнял ее и кинул подальше в воду, отчего она лишь от смеха чуть не захлебнулась. И как только я захотел отойти, она вновь повторила свой трюк, на что у меня не хватало слов. Она на этот раз вышла из воды (не знаю, посмотреть ли на то, как моя ярость может вылиться во что-то обнадеживающее, либо просто поехидничать и полапать меня, пока мокрая) и нагло посмотрела на меня. Я набрал воздуху, чтобы абсолютно выразить свое недовольство, но с язвительным смешком она толкнула меня в воду! Черт бы ее побрал за такие сюрпризы, честное слово. Вода обволакивала мое тело и действительно она успокаивала, и сейчас мы вовсе забыли обо всем на свете. Она плюхнулась ко мне, прыгнув чуть ли не на голову, и засмеялась от того, что я был похож теперь на мокрую курицу. Я просто так уже был раздражен ее поведением, что навалился на нее, в шутку пытаясь утопить, но ответом на это было лишь мое потопление, ведь она была крайне проворна (ну, конечно, когда под ногами была земля). Она кружила вокруг меня, словно голодная пиранья, и накидывалась, когда я давал слабину. Но порой я ее ловил с жутким всплеском выкидывал в воду, но от этого она лишь смеялась. Так прошел, может, час нашей беззаботности, и нагрянул закат, который немного дал напомнить обо всем. Уставший и мокрый с головы до ног, я кое-как выполз на землю, а за мной Стар. Мне пришлось уж снять рубашку, чтобы она высохла, на что способствовали благоприятная погода; я знал, что мы быстро высохнем. Мой разум и тело были оба обессилены, как и у Стар. — Я теперь похож на своего отца, — пробубнил я, пытаясь привести в порядок свои волосы. — Ты же не против этого? — Да, только не таким образом… Она усмехнулась и разлеглась на траве, а я к ней присоединился. Мы так провели еще час. В тишине легкого ветра и журчащей воды мы вернулись на землю. Последние капли уже испарились с наших тел и настало время одеться. Я спокойно напялил рубашку и, наконец, смог привести волосы в порядок. Стар же неохотно оделась и кое-как сама справилась с корсетом. Подсев ко мне, она приняла физиономию, которую скрывала весь день. Ее горечью от тоски теперь веяло за километр, теперь она не пыталась это скрывать. Закат без солнца был тем еще зрелищем. Огромная небесная палитра, которая медленно приближалась к своему концу, как и… все наше путешествие. — Неужели… Неужели теперь это конец… — ее голос был настолько иступлен досадой и желанием жить, огорчением и тоской, что я не мог выдержать. Я молчал. Молчал, потому что не знал, как ответить. Мой вздох для нее послужил ужасным ответом. — Видимо, да… Единственный способ выжить — теперь я думал только об этом. Сейчас я чувствовал себя ужасно, скрывая от нее последнюю надежду, ведь она меня вынуждала своим горем. И теперь я не знал, какое горе ужаснее: умереть, съеденным заживо, но испытать шанс на успешный побег отсюда, либо же умереть без страданий, но с мыслью о том, что мы даже не попытались выбраться. Впервые я не мог оставить на себе такой выбор, и я… решил ей рассказать. — Стар. Она обернулась на меня. — Есть… есть один шанс спастись. Ее глаза блеснули интересом и, может, даже надеждой. — Как я говорил, это измерение — иллюзия, которую видят влюбленные, так? Она кивнула. — Ну, вот есть способ… разрушить эту иллюзию, но… Как только иллюзия спадет, на нас начнется охота всех этих тварей, что напали на Мероли, только… всех. — Но почему? — Ну, понимаешь, эти твари нуждаются в… Чистом сердце. Стар недоумевала, поэтому ждала объяснений. — Чистое сердце можно получить с помощью… влюбленного сердца и… знака истинной любви… — я чувствовал себя мальчишкой, потому что краснел, когда объяснял такие серьезные вещи. — Знак истинной любви — это… — Поцелуй или что-то вроде этого… — Так вот, почему ты… — Да, — я прервал ее, — Я хотел уберечь тебя, но сейчас, я хочу, чтобы ты выбрала… Она жалостливо посмотрела на меня и легонько улыбнулась. — Нечасто ты бываешь таким… открытым. Я засуетился от какой-то неловкости и дал ей понять, что ей стоит подумать. Она придала этому совсем немного времени. Она усмехнулась. — Ты постоянно рисковал ради меня, и причем успешно, чтобы вот так тут умереть? — она взглянула на меня, — Я не смогу смириться с мыслью, что мы не попытались спасти наши задницы всего лишь из какой-то мышеловки, — она легонько поправила свои волосы, которые уже были завязаны в косу, — Теперь я жду твоего решения… Я, конечно же, хотел попытаться выбраться отсюда, но боялся за нее так сильно, что сомневался в ее решении, но сейчас… я не мог ей перечить. Теперь мы отвечали друг за друга. И теперь… я был готов отдать жизнь за нее. Ее волосы развевались на легком ветру, немного щекоча ей щеки, отражаясь в последних отсветах заката. Наконец, я позволил себе сделать то, чего желал… чего желала она. Осторожно и невесомо я направил рукой ее лицо в мою сторону и провел ею по этой горячей румяной щеке. Чуть откинув ее волосы, я вновь видел синеву ее глаз, которые стремились поглотить весь мой взор, но я не давал им. Расстояние между нами стремительно сокращалось, и теперь я снова чувствовал ее робкое дыхание, за которым чувствовалось вожделение каждой клетки ее крови. Я хотел, чтобы эти мгновения длились вечно и не приводили нас к таким последствиям. Ее кожа разгорячила мою кровь, прихлынувшую к губам и, наконец, я прильнул к ее сладчайшим устам. Черт возьми, ее губы были настолько мягки и нежны, что этот поцелуй был мною вознесен до небес. Эта теплота, нежное, затаившееся от страха дыхание заставляли меня овладевать ею все сильнее и сильнее. Мое желание разгоралось, и возросло давление, которое Стар принимала лишь с еле слышимым постаныванием. Мои руки обхватывали ее шею и поясницу, но сейчас мне было этого недостаточно. Она была настолько расслаблена, что челюсть ее будто отвисла, из-за чего я мог полностью насладиться этим поцелуем каждой частичкой своего языка. Терзало ли меня что-либо? Теперь меня терзало только вожделение, которое я хотел утолить именно сейчас, когда мой разум был абсолютно не задействован. Голова кружилась от чувств, и мы оба канули в грезах. Веки были опущены, обострилось осязание. От каждого прикосновения я чувствовал все, что было не позволено. Наш поцелуй раскалялся, словно наша страсть прибавляла угля в топку. Руки Стар также потеряли контроль и рисовали узоры по моей спине и шее, заставляя мурашек пробежаться по моему телу. Я же был более настырный. Не отрываясь от ее уст, я пытался ощутить каждую частичку ее тела: я гладил ее плечи, спускаясь до самых кистей и обводя щекотливыми касаниями каждую линию на ее ладошке. Но вскоре мои руки медленно упали на ее бедра, от чего она вздрогнула. Платье было сшито из лучших тканей, с аккуратными швами, оно было идеальным, но не менее идеальным было ее тело. Ее талия, плавно, но резко переходящая в бедра, была словно срисована с лучших красавиц вселенной. Мое желание не хотело заканчиваться на этом. Я чувствовал ее ребра сквозь тонкую ткань, но я уже поднимался все выше. Она испугалась, и ее руки пытались остановить движение моих, но делали это нехотя, поэтому я не останавливался. Достигнув опасной точки, Стар, постанывая, пыталась освободиться от моих сомнительных объятий, но я не мог выпустить ее, поэтому я надавил своим поцелуем, отчего она, не пересилив меня, легла на землю. Черт подери, как же я хотел насладиться ею в полной мере, но я боялся отстраняться даже на секунду, потому что остерегался того, что может произойти после нашей столь малой близости. Я хотел растянуть этот момент как можно дольше, овладевал ею настолько, насколько она позволяла это сделать. Мои руки проводили легкие лини от ключиц до живота и останавливались на внутренней части бедер. Я ощущал всю ее безотказно, а она лишь постанывала и случайно прикусывала мою губу. Неожиданно для меня ее руки потянулись к верхним пуговицам моей рубашки и резко принялись высвобождать мои плечи от одежды. Твою ж мать, почему это происходит не в спокойной обстановке, а, считай, перед нашей смертью? Мой торс (точнее все, что не было закрыто расстегнутой рубашкой) стремительно оголился и руки Стар начали нащупывать каждую клеточку моего тела. О, моя Богиня, как же я хотел все и сейчас, но был близок конец. Я понимал, что нельзя тянуть вечно, рано или поздно нам придется столкнуться с реальностью и обрушиться об нее. Я последний раз приобнял Стар в последние секунды нашего первого и, быть может, последнего поцелуя… любви. Медленно и осторожно наши губы разъединились. Веки приподнялись, и я вновь увидел ее… Ее глаза были переполнены счастьем, но стремительно это счастье затмевало предстоящее горе. Ее щеки, точнее ее знаки на щеках светились, что было странно. Наши счастливые взоры превратились в отчаянные взгляды несчастья и преждевременной скорби. Мне пришлось привстать, чтобы застегнуть рубашку и ждать… немощно ждать нашего часа и надеяться на все самое хорошее, молиться на удачу. Стар прильнула к моему плечу и тяжело вздохнула. Она повернула рукой мое лицо к ней и прошептала: — Я люблю тебя, Фидо Тоулифф… Я улыбнулся, проведя ладонью по ее нежной щеке и выдохнув, и дрожащим тихим голосом ответил: — А я люблю тебя, Стар Баттерфляй… Наши слова в этот момент были скреплены теперь уж последним поцелуем, который… полностью очистил наши сердца. Закончилась сказка с прекрасными принцами и принцессами, с красивой романтикой и нежными словами… Спустя несколько секунд после наших слов, вокруг нас раздался жуткий грохот, будто земля стала рушиться. Небо стало окрашиваться в свой родной цвет, цветы стали меркнуть и погибать с неумолимой скоростью, а земля стремительно будто перегнивать прямо у нас под ногами. Спустя несколько секунд последний яркий клочок неба затух прямо у нас над головами, холод сковал нас и яростные крики голодных «зверей» приводил нас в ужас. Я оглянулся вокруг и прошептал: — Сработало…Чистое сердце. Часть 1(4): "Провести этот последний день с тобой".
25 марта 2020 г. в 01:10