О сорных словах с риском для жизни

Реборн, детство. Послевоенные годы. Морская волна выплеснулась на песок и с тихим шуршанием укатила обратно. Колонелло поднял выброшенную на берег медузу – прозрачную, круглую, с тонкими фиолетовыми прожилочками внутри – критически осмотрел её, а затем замахнулся и швырнул обратно. Медуза блинчиком проскользила по воде и скрылась с глаз. – Ты – жалкий прожигатель жизни, – важно сказал ему Реборн. – Чего-о-о? – возмутился Колонелло и повернулся к приятелю, который вытянулся на берегу, закинув руки за голову. – А ну повтори, эй! – Жалкий прожигатель жизни, – с удовольствием выполнил его просьбу Реборн. Он услышал это не далее как неделю назад, в одном из подпольных баров, когда тупой Манчини взялся хвастаться новым кольтом и разнёс пару бутылок. Владелец бара, прежде чем начать вытрясать деньги за ущерб, предварительно просто тряс того за шиворот, обсыпая всевозможными выражениями. Конечно, были там и словечки поинтереснее, но их Реборн уже знал. А вот про прожигателя жизни слышал впервые – но ему понравилось. – Это ещё почему? – спросил Колонелло, но, кажется, не обиделся. Его вообще было сложно обидеть, этого деревенского дурачка. Уже целых три месяца в большом городе, а всё равно на городского не тянет. Реборн иногда задавался вопросом: почему он вообще с ним возится? Но с Колонелло было интересно ловить рыбу с пирса, воровать апельсины в садах, которые тянулись от кромки города – и до самых предгорий, и вообще, с ним было интересно. Наверное, даже интереснее, чем слушать разговоры взрослых в баре. – Потому что ты даже не знаешь, кем хочешь стать, когда вырастешь! – отрезал Реборн. Колонелло задумался. – Я стану лётчиком, эй! Буду летать на истребителе. И в следующей войне наша страна уж точно не проиграет, вот увидишь! – Да кто тебя туда возьмёт, – снисходительно бросил ему Реборн. – Ты же коротышка! На два сантиметра ниже меня. – А я вырасту, эй! – Колонелло уселся рядом и пихнул Реборна в бок босой пяткой, перепачканной в песке. – И буду ещё выше, чем ты! – Ага, мечтай, – Реборн отряхнул бок и прищурил глаза, пытаясь рассмотреть солнце, слепящее из безоблачно-синей выси. – Не-е-е-ет, небо – это не для тебя! Ты ж деревенский простофиля. Какое тебе небо! Лучше становись фермером. Или рыбаком... – Тогда я стану капитаном корабля, – легко передумал Колонелло. – Или, лучше, подводной лодки. И когда начнётся следующая война, тогда мы точно победим. – И в капитаны тебя не возьмут. Так, разве что юнгой. Будешь палубы драить. Колонелло умолк, склонил голову к плечу и, приопустив светлые, будто выгоревшие на солнце ресницы, внимательно посмотрел на Реборна. Реборну всегда становилось не по себе от такого взгляда. Ох уж этот Колонелло: смеётся-смеётся, а потом как глянет, и аж до костей пробирает. – Но я хочу защищать свою страну, – спокойно сказал он. – А кем же мечтаешь стать ты, когда вырастешь, эй? – Самым лучшим в мире мафиози! – не раздумывая, ответил Реборн. – И буду я нести смуту и... и-и-и хаос. Вот. Хаос. Хаос – тоже хорошее слово. Его Реборн услышал от дородной розовощёкой Матильды, хозяйки борделя. «Хаос и бардак!», – кричала она каждый раз, подгоняя своих тощих размалёванных девиц, польститься на которых могли разве что нищие моряки, сошедшие в порту на денёк-другой, да обитатели трущоб, из тех, что побогаче. Но, всегда раздражённая и неприветливая, Реборну Матильда почему-то благоволила, давала ему молоко с печеньем, когда придётся, и за это Реборн терпел её шлюх, снующих вокруг. «Бардак» у Реборна всегда намертво ассоциировался только с борделем, а вот «хаос» почему-то нет. Да и вообще: это ж только слова. Они общие, и нечего их приписывать кому-то, хочет он пользоваться – и будет. – Что-что ты там будешь нести? – расхохотался Колонелло. – Хаос! – повторил Реборн и подумал, что если приятель сейчас начнёт издеваться, он хорошенько ему всыпет. Но Колонелло не начал. – А знаешь, что? Я придумал новую игру, – внезапно объявил он. – Теперь у нас будут свои позывные! Ну, это как код. Чтобы никто не догадался, о чём мы. И когда мы встретимся, ты будешь говорить мне вместо приветствия: «Хаос!» И тогда я точно узнаю, что это ты. – Дурак! – засмеялся Реборн. – А что, могут быть варианты, что это не я? – А если ты мне скажешь «Привет», – невозмутимо продолжил Колонелло, не обратив внимания на выпад Реборна, – то это значит, за нами следят. Или что-то произошло. И тогда я буду настороже. Понял, эй? – А не проще ли наоборот? – резонно заметил Реборн. – Так какой тогда интерес? – Колонелло смахнул соломенную чёлку и лукаво посмотрел на Реборна. – «Привет» мы и так друг другу каждый раз говорим. Ну, давай, эй! Это будет здорово. Ты будешь говорить «хаос», а я буду говорить... – «Медузка», – выпалил Реборн и тоже засмеялся. Это было глупо, но уж точно не глупее, чем просиживать вечера в баре или ошиваться около борделя. ? лет спустя – Чаоссу, – Реборн взмахнул пистолетом. Колонелло вытаращил и без того огромные глаза и расхохотался. Брови Лал Мирч поползли наверх, а губы задрожали, как будто она сдерживалась из последних сил, чтобы не присоединиться к заразительному смеху. – По... повтори-ка ещё разок! – попросил Колонелло, и Реборн предупреждающе щёлкнул предохранителем пистолета. – Ты у меня поговори ещё тут, – надменно произнёс он, – медузка. Но вкупе с детским голоском и ростом, не превышающем среднестатического пятилетнего ребёнка, выглядело это, скорее, смешно, нежели угрожающе. Как, впрочем, и коверкание некоторых слов: физиологию ещё никто не отменял. Это было даже нечестно как-то: вот дикция и голоса Колонелло и Лал остались более-менее схожими с прежними. Хотя за давностью лет Реборн уже начал забывать, как их голоса звучали раньше. – Никогда не устану это слушать, – признался Колонелло, наконец-то успокаиваясь. – Ну кто бы мог подумать, что детское словечко станет твоей визитной карточкой, а? Реборн осторожно покосился на Лал, но она пожала плечами. – Не надо на меня так смотреть, он мне ничего не рассказывал, – Лал хмыкнула, – про ваше босоногое детство. Я не охоча до сплетен. Но не сомневаюсь, что тогда вы были полными придурками, иначе как из вас выросло то, что выросло? – Как ни странно, но вынужден с тобой согласиться, – вздохнул Реборн. – Как минимум Колонелло точно был тогда полнейшим идиотом.