О сорных словах с риском для жизни

Занзас. За два месяца до роковой встречи с Савадой Тсунаёши. – Что значит – нет? – спросил Занзас с феноменальным спокойствием, которое обычно предвещало начало самой настоящей бури. Занзас ненавидел работать, писать отчёты, читать отчёты, решать финансовые дела, решать не финансовые дела. Ненавидел Девятого, Емитсу, отпрыска Емитсу, японцев, японский, Японию. Ненавидел учить, учиться, заучивать, прописывать, проговаривать, прослушивать. Занзас учил японский путём заучивания для того, чтобы хорошо справляться со своей работой, поскольку следующий преемник Девятого, отпрыск Емитсу, жил в Японии и говорил на, мать его, японском. Концентрация ненависти зашкаливала. Учитель японского языка – третий за неделю, между прочим – вздрогнул и отчётливо побледнел. – Понимаете, синьор Занзас, японский язык несёт в себе глубокий отпечаток менталитета страны и её жителей, поэтому вся грамматика, весь лексический запас, все употребляемые выражения подчиняются определённым правилам вежливости. Я согласен с тем, что вам можно и не учить вежливый уровень японского языка, а только бытовой, но я никак не могу выполнить ваше требование и обучить вас нецензурному японскому, поскольку такового не существует в природе! Последние слова несчастный учитель почти что выкрикнул и теперь съёжился, ожидая вердикта Занзаса. Скуало почувствовал, что запахло жареным. Жареным учителем японского языка в ближайшем обозримом будущем! Варийский капитан, надо сказать, тоже находился в весьма дурном настроении, потому что ну правда: какого хера он должен сидеть рядом с тупым боссом в ожидании чуда – то есть, в ожидании, пока тот соизволит выучить хоть десяток слов? Разгадка, конечно, лежал на поверхности. За поджаренных учителей ответ приходилось держать тоже Скуало. Скуало в принципе приходилось держать ответ за всё, что происходило в этом мире. За действия Варии – перед Девятым, за действия Девятого – перед Варией. За свои действия – перед Девятым, Емитсу, Варией и конкретно Занзасом. Скоро в эту систему ценностей обещался добавиться ещё и наследничек, так что Скуало заранее предвкушал весь пиздец, который ляжет на его бедные плечи, если Саваду-младшего вовремя не пришить. И весь этот грандиозный замысел зависел от одной ленивой задницы, которой не хочется учить японский. Ситуацию нужно было исправлять немедленно. – Послушай, чёртов босс, – торопливо сказал Скуало, ненавязчиво оттесняя плечом учителя. – Ну сдался тебе этот японский мат, которого нет? Тебе ж всё равно ничего и говорить не придётся. Только понимать проклятых япошек. Ну? Занзас перевёл взгляд на Скуало. – Нет, – сказал он. В это «нет» Занзас умудрился вместить абсолютно всё, что он только мог иметь в виду. Скуало мысленно проклял Занзаса, потом проклял ещё раз и повернулся к учителю японского. – А что у японцев есть? – спросил он, всем своим тоном намекая, что ответ должен быть положительным, лаконичным и очень информативным. – Есть грубые местоимения, – пролепетал учитель, – ещё есть всякие слова, ну, например... дурак... чёрт... мусор... – Отлично! – преувеличенно бодро воскликнул Скуало, цепляясь за последнюю соломинку. – Чёртов босс, «мусор» тебе подойдёт? Какое ёмкое слово. Как будто ты с пренебрежением относишься к детишкам, и даже не хочешь тратить на них свой словарный запас. Подумай вот о чём: если в японском нет мата, то этой благовоспитанной мелюзге достаточно будет и «мусора», чтобы оскорбиться до глубины души. А большего они и не заслужили. Пользуясь тем, что Занзас прикрыл глаза в раздумьях, Скуало кинул очень выразительный взгляд на горе-учителя. Ещё и сапогом придавил его ногу, чтоб наверняка дошло. – О, да, – поспешно подтвердил тот, морщась, – «мусор» – это весьма оскорбительно! Занзас открыл глаза. Потянулись долгие секунды молчания, которые, наверно, заменили учителю годы пыток, ну а Скуало просто попортили остатки нервов, если такие, за годы работы в Варии, у него ещё остались. – Сойдёт, – наконец, величественно кивнул Занзас, видимо, окончательно и бесповоротно поставив на японском клеймо «самого отстойного языка в мире». Скуало отвернулся и закатил глаза, но очень осторожно: рядом с Занзасом вообще приходилось вести себя крайне осторожно, а Скуало так не умел. Но предполагал, что учиться придётся в срочном порядке: во всяком случае, после «разморозки» характер босса, ожидаемо, ухудшился, и капитан уже успел познакомиться с новоприобретённой привычкой швыряться в людей всем, что попадалось под руку. Один раз Скуало пришлось вымывать из волос клейкий сырный соус, и ему не понравилось. – Перейдём к правилам грамматики? – вопросительно утвердил учитель японского. – Мусор, – презрительно цыкнул Занзас. Спустя месяц после роковой встречи с Савадой Тсунаёши. Перевороты переворотами, но посидеть в баре с Каваллоне Скуало не отказался. Бинты уже сняли, разбирательство над делом Варии шло полным ходом, работы ожидаемо не было – а перед Каваллоне у него застоялся должок (непрошенный, конечно, на кой чёрт этот альтруист полез его спасать, не иначе как перед наследничком выпендриться хотел). – Слушай, – сказал Дино после четвёртого бокала, – что не так с Занзасом? – Он псих и мудак, – Скуало пожал плечами, – что за тупой вопрос? – Да нет, – Дино отмахнулся, на секунду потеряв координацию, но тут же снова выпрямился. Пьяным он, конечно, не был: просто, видать, расслабился. То ли считал, что старый школьный друг по доброте душевной его точно не прирежет, то ли сказывалась уверенность, что Варии с Каваллоне делить нечего, то ли за время пребывания в Японии его успел покусать Савада Тсунаёши, а разжижение мозга передавалось как бешенство, через слюну. Скуало бы покоробила такая небрежность, но из дальнего угла бара за ними следили люди Дино, а персонально за Скуало наверняка ещё следили и люди Вонголы, так что беспечность была объяснима. – Я про его лексикон. Откуда вообще взялось это слово «мусор»? Я бы посмеялся, но перед Занзасом смеяться как-то... ну... да и ситуация не располагала. Видимо, у Скуало самого случилось разжижение мозга, потому что он, недолго думая, Каваллоне всё рассказал. Как говорится, накипело. Дино слушал, слушал, а в конце совершенно неприличнейшим образом заржал, да ещё и бутылку своротил, благо, она почти пустая была. – Ты подожди, – сквозь смех сказал он, – Занзас ещё вас на итальянском мусором называть начнёт. Сила привычки – она такая. Скуало не стал уточнять, что, вообще-то, уже. – А ты, как я погляжу, перерос свои убеждения, что от девчонок никакого толку, а лишь одни неприятности? – наконец, совершенно не к месту выдал Дино. Конечно, Скуало не разделял таких убеждений, толк от девчонок, несомненно, был, да и с его работой рамки «неприятностей» тоже раздвигались до неприличия, но на Дино он всё же вопросительно посмотрел: мол, ты что, Каваллоне, допился? – Метод Орегано, – пояснил Дино, ухмыляясь. – Эвфемизмы и всякое такое. Что ж, нужно мне как-нибудь будет передать ей спасибо от тебя... Протрезвел Скуало, надо сказать, моментально, да и что к чему, тоже быстро вспомнил. – Чего-о-о? – чуть не задохнулся он от возмущения. Ну Каваллоне, ну хорош! Значит, с бывшей знакомой контакты до сих пор поддерживает... Где она, интересно, сейчас? Небось, всё такая же страшненькая: в очках и с тощими косичками. – Впрочем, – добавил Дино, глядя не менее трезво, чем Скуало, и весьма насмешливо, – я думаю, ты и сам сможешь её поблагодарить. Ведь теперь, благодаря вашей экспансии по отношению к Намимори, Савада-старший с вас точно не слезет, и видеться вы с ним будете о-о-очень часто. Скуало даже спрашивать ни о чём не стал. Но мысленно зарёкся Каваллоне хоть что-то рассказывать, и вообще – дело с ним иметь. Трепло бессовестное. (1)