***
В подвале Тэхёна раньше тоже хранились пищевые припасы. Пять лет назад «отец» велел снести тамошние стены и оборудовать спортзал (новые веяния он старался не выпускать из виду). В свою очередь, Тэхён подумал, что ту немалую площадь следует использовать и посвятить десять квадратных метров оборудованию комнаты особого назначения, куда попадали самые невезучие из тех, кого им удавалось поймать. Нынешнего негодяя уже привязали к стулу, нагловатая ухмылка с хамоватой рожи не исчезала и уже начинала раздражать, видимо, его не расстраивала некоторая помятость, какую придали ему при поимке, разбив челюсть и украсив ссадинами скулу. Он продолжает бесстрашно осматриваться, предполагая (как и множество других до него), что здешняя обстановка - фарс, а зримые колюще-режущие предметы - бутафория. Чимин, хоть и бывавший здесь не раз, всё же не жалует задерживаться. Чем дольше тут сидишь, тем прочнее подступает тревога и головная боль. Аспидные стены со звуконепроницаемой обшивкой выглядят замечательно, но только не железный стол с кожаными ремнями и стул, напоминающий электрический, а также многочисленные инструменты, в законном порядке развешанные по гвоздикам и занимающие медицинскую тележку. Здесь чисто, почти стерильно, если не всматриваться в старые пятна крови на столе. Недаром Тэхён называл себя хирургом. Ему нравился дух пыточной времён инквизиции, но он внёс в интерьер обманчиво безликое приветствие, а не очевидные свидетельства кошмара, и от того холод пробирает колоссальный. Трое за спиной Чимина даже не решались говорить: так, перекидывались словами, обсуждая удачу поимки. Чимин их мало поддерживал, так как сосредоточенно рассматривал хаотичные волны чёрного мрамора на полу и прикидывал, когда же приедет босс, чтобы убраться отсюда поскорее. Тэхён вошёл незаметно, он легонько приобнял Чимина и устремил взгляд на гостя, определяя, что расколется он быстрее, чем предполагает. — Вот и он? — Вот и он, — подтвердил Чимин. — Окликали, как Уберто. — Хорошо. Оставьте нас. Если он говорит такое сразу - шансы несчастного уменьшаются вдвойне. Похлопав босса по плечу, Чимин кивнул и поспешил удалиться. Дверь закрылась бесшумно. Оставаясь неизменно спокойным, Тэхён снимает пиджак и, повесив на спинку обычного стула, садится напротив. — Уберто, значит. Знаешь меня, верно? Представляться не буду. Молчание. Тэхён расслабленно вздыхает и, отколов манжеты, закатывает рукава атласной чёрной рубашки (жаль, что её придётся испачкать), избавляется от галстука. — Правила простые: я задаю вопросы, а ты отвечаешь. Начнём, — он подался вперёд, сцепив ладони в замок. — Стидда действительно взяла на себя ответственность за смерть Витале Манрике? Тот же несменяемый пронзительный взгляд, едва ли не насмешливый. Пока что. — Кусок говна, неужели ты думаешь, что защищаешь свой клан? — Тэхён задышал чаще. И плевок в лицо не заставил себя ждать. Сжав челюсти, Тэхён смахнул чужую слюну и вместо брезгливости выказал радушие, улыбкой вогнав обидчика в ступор. Сработал пусковой механизм, и тысячи нейронов пронесли по телу Тэхёна желанный ток. Оправданий не потребуется. Он поднялся, чтобы механически разложить инструментарий на блестящий поднос тележки, прикатил её и уселся с довольным видом. Не проронив ни слова, между средними пальцами ног гостя он вогнал инструмент, похожий на щипцы, но со штекером с резьбой, регулировка гайки на котором увеличивала их расход в ширину. Ножные и ручные кандалы стула не позволили жертве и дёрнуться, но издаваемый им звук назвать радостным можно с натяжкой. — У меня таких ещё много, — страстно уверяет Тэхён. — Я поочерёдно переломаю тебе все пальцы, а потом займусь зубами. Тебе чертовски понравится. До последнего Уберто не верил, что подвергнут пыткам, пределам которым не наблюдается. Слухи о Ким Тэхёне ходили разные, и неприятные в том числе, но верить в них? Увольте. Через минуту стопы украшали по четыре самобытные растяжки, а Тэхён забавлялся закручиванием гаек, наслаждаясь вздувшимися венами человека, решившего побить собственные рекорды. Наконец, послышался двойной хруст. — О-у... И первый взрывной крик боли, убившийся о стены. Закусив губу, Тэхён глухо рассмеялся. — УБЛЮДОК! БЛЯТЬ! ЧТОБ ТЕБЯ! — разразился гневом Уберто. — Вытащи эти штуковины, вытащи! — Мы закончим пораньше, если ты согласишься сотрудничать. — Пошёл на хуй, чёртов псих! — он попробовал плюнуть ещё раз, но Тэхён круто вдарил ему в нос и наверняка сломал. Свесив голову, Уберто сплюнул кровь и прохрипел: — Отъебись ты от меня… Я не знаю, кто такой Манрике! Кажется, из глаз того уже посыпались слёзы, он запричитал о прекращении истязаний, но Тэхён не вздумал верить и прислушиваться. Вместо этого он надел маску и, хладнокровно нацепив роторасширитель на сопротивляющуюся голову, взял в одну руку языкодержатель, а в другую - плоскогубцы. Уберто задёргался, норовя чудом вывернуться из-под ремней или взлететь, изрыгая чудовищные звуки, глаза его вылезали из орбит. Вид у Тэхёна далёк от шуточного. Он почувствовал усилившийся запах пота, близка минута, когда кто-то намочит и штаны. — Кто же такой Манрике? — нараспев спрашивает мучитель ещё раз и на всякий случай. Бестолковые мотания головой Тэхёну надоели. Как и отсутствие информации, которая есть. Определённо есть, и он её добудет. Затянув шейный ремень потуже, он зацепил плоскогубцами один из верхних резцов. — Ы-а-а…! — М? — Тэхёну показалось, что к нему обращаются. — Свой шанс ты уже проебал. Он дёрнул так сильно, что бицепс на руке вздулся, натягивая ткань рукава. Стук отлетевшего зуба, свинячий визг. Брызнула кровь, попала повсюду: на руки, лицо, грудь жертвы и немного на пол. Не раздумывая, Тэхён зацепил следующий резец, дёрнул. Обильный фонтан. Маска заляпана. Сглотнув, Тэхён отстранился и беспощадно смотрел на задыхающегося криками персонажа, из гортани которого продолжали выливаться свистящие звуки, а кисти отбивали чечётку по подлокотникам. Он не видит здесь человека, только падаль. Чтобы тот не отключился, Тэхён участливо сунул ему под нос салфетку с нашатырём. — Нет-нет, погоди засыпать. Мы едва начали. Он избавил гостя от всего лишнего, и слюна, наплывшая до того, стекала с подбородка на грудь с тёмно-красной густой примесью и потом. Несколько долгих минут Тэхён расхаживал вокруг, слушая судорожное дыхание и звуки плевков. — Твой советник... Мы не причастны к его смерти, — Уберто пришёл в себя, говоря теперь с заметными сквозными согласными, и Тэхён оживился. — Так-так, продолжай, — и снова сел перед ним. — Армандо решил его убрать, не мы. Тэхён нахмурился. — Как он с вами связан? — Хотел поживиться... Прознал про нашего человека в порту, грозился нажаловаться тебе. Нам тогда шумиха лишняя не нужна была, и ему предложили хороший процент. Потом он попросил присоединиться, но Стидда кого попало не берёт, и он задание получил - типа с вами успешно сделку заключить. Выходит, порт действительно занимали чужаки, подкладывали свиней прямо под носом. Тэхён скучно вздохнул. — Так это ваша директива. Ясно. И что за сделка? — Я подробностей не знаю, честно, — Уберто заметил, как Тэхён снова мрачнеет и нервно добавил: — Я не в руководстве, понимаешь? Мелкая сошка. Наслышан тупо. Мол, вам бы новых поставщиков предоставили откуда-то из Венесуэлы, а там и пару точек для торговли. Отерев лицо, Тэхён ненадолго задумался. В Венесуэле, насколько известно, как раз проходит суровый шмон и гражданские беспорядки, там небезопасно. И те, кто приказал Армандо подписать на это людей Ринцивилло, могли надеяться, что те сойдут за пушечное мясо, клюнув на вкусную приманку. Тоже неплохой метод, если не устранения, то явного ослабления семьи. — Ещё знаю, что по-хорошему, никто умирать на той встрече не должен был. Но у этого пидора Армандо водились с тобой счёты, поэтому, думаю, он и отыгрался... Тэхён надавил на сломанный нос и насладился воплем. — Мне поебать, что ты думаешь, я спрашиваю о фактах, — процедил он сквозь зубы. Отпустил. — Что было потом? — Он забрал наши бабки, кинуть вздумал, сука. И съебался за бугор, в Лиссабон…— От боли Уберто начал периодически отключаться, и Тэхён подносил нашатырь снова и снова. — Короче, он засел. Мы его нашли и устранили. Более-менее похоже на правду, учитывая, что Армандо был подлецом, падким на халяву, к тому же, не самым умным. Тэхён одобрил ответ удовлетворительным кивком. Что ж, одной проблемой меньше. Если эта скотина действительно сдохла, конечно же. — Хорошо. Можешь ведь, когда хочешь, — Тэхён хрустнул пальцами. — Скажи, а какого чёрта кто-то из ваших выставился с речью, будто Стидда причастна к «катанийской буче»? Хрипящие лёгкие Уберто заглохли. Между ними повисла тишина. Если кто-то намеренно распространял такие слухи - это могло быть опасно, либо служило провокацией. — Среди молодёжи полно тех, кто рад выебнуться. Дон, я сижу в Агридженто, в самом говёном районе и просто слежу за порядком, честное слово… — Допустим, — сделал неожиданную скидку Тэхён. — А кто сидит в Палермо? Зрачки Уберто расширились. Он прикусил щёку.. — Кто, блять, командует в Палермо? — Тэхён рванул к нему и сжал руку на шее. — Я не… — Не знаешь? — Тэхён навис, выпучив глаза, усиливая хватку. — Подумай хорошенько. Взрыв. Чьих рук дело? — Не... — Какой же ты пиздабол, Уберто. А всё шло так замечательно. Тэхён молниеносно схватился за скальпель и коснулся кончиком татуировки, что действительно красноречиво выделялась на правом плече. Художественно и беспощадно он обводит звезду по контуру. — КЛЯНУСЬ! — истошное завывание. Рубиновые струи покатились вниз, кожа распухла. Тэхён приставил скальпель к глазу Уберто, чуть надавил. — Я спрашиваю, сукин сын: кто устроил взрыв в моём доме? Глазное яблоко, испещрённое взорвавшимися сосудами, вращалось, как бешеное. Уберто заикался, моля о пощаде. — Мы не повелись на ваш трюк из-за того, что выкинул Армандо, и вы решили перейти к тяжёлой артиллерии, так? Он усердно закивал. — Это моя догадка, еблан, — Тэхён сделал надрез прямо над веком, жертва зарыдала, взывая ко всему святому. — А мне нужна истина. Кто мог иметь связи в Венесуэле, чтобы обыграть спектакль взаправду? Кто собирался подмять под себя все семьи? И, главное, кто был способен?... Тэхён не находил на острове подобных смельчаков. Но один амбициозный подонок на ум приходил тут же. — Тогда спрошу иначе. Стидда и этот человек из Палермо - союзники? — Прошу, не надо... Не знаю я, клянусь... Наконец, Тэхён увидел текущую лужицу, повеяло мочой. Мысленно отсчитав десять секунд, он одним движением вогнал скальпель в расплющенный зрачок. От грянувших криков заложило уши. Китовый рёв. По щеке Уберто потекла плазменно-кровавая жидкость, он лавировал на грани сумасшествия и обморока. Тэхён присел и достал сигарету, ничуть не смущаясь мучениями напротив и не брезгуя кровью на руках. Тишина не обязательное для него подспорье в процессе размышлений. Между тем, Уберто изрыгал проклятья, беснуясь и корчась, вереща нечеловеческим голосом. — ВЫ ТУТ ВСЕ ПЕРЕДОХНЕТЕ, КАК СОБАКИ! — Ты бы лучше назвал имя, пока ещё здесь, — рекомендует Тэхён. — Ты не знаешь, с кем связываешься... ГАНДОН, ОТРОДЬЕ, ЕБАТЬ ВО ВСЕ ЩЕЛИ ТВОЮ ШЛЮХУ-МАТЬ! Вздёрнув бровью, Тэхён поднялся и запихнул тлеющую сигарету прямо в орущий наглый рот, захлопнул руками челюсти, заставляя разжёвывать, выдерживая мычание, дрожь и утробный вой. Он предпочёл бы подвесить эту тварь вниз головой и помучить несколько часов, но желание отпало. Больше лжи Тэхён ненавидел только упоминание о матери. Но кроме него никому оскорблять её не дозволялось. Слившись с состоянием почти пограничным, Тэхён пропустил тот миг, когда лишил гостя языка и всё-таки не удержался от извлечения парочки ногтей. Наступившая тишина значила, что его экспонат уже не отвечает, как полагается и вряд ли ответит. Тэхён умылся, обработал инструменты и разложил по местам, заметил, что чего-то не хватает. Обернулся и обратил внимание, что скальпель торчит у трупа из глотки. Всадил его после первого ногтя? После второго? В любом случае, в ответ на какую-то очередную гадость. И хотя имя так и не было озвучено, Тэхён уже знал его. Луиджи Мотизи, занимающий роль папы в Палермо, второй молодой представитель нового поколения мафии. Он действительно пытался разжечь войну. Чимин опрокинул ещё стаканчик джина, поморщился. Тэхён появился в гостиной, как тень. Следов крови на нём предостаточно, но лицо сосредоточенное, со следами здоровых мыслей. Вероятно, он сочинил целую стратегию или, по крайней мере, её обдумывал. Держа пиджак на руке, он направлялся к лестнице и по пути сухо обронил: — Карлос, избавьтесь от тела. Чимин - за мной. Чимин робко поклонился и пошёл следом, придерживаясь дистанции. Карлос шепнул ему, где сегодня побывал босс. И эти красные пятна на его одежде - всё равно, что лепестки... Когда они зашли в комнату, Тэхён принялся раздеваться, по всей видимости, отправляясь смывать дождь и пытки. Обернув полотенце вокруг бёдер, он встал в пороге и серьёзно посмотрел на застывшего Чимина. Он собирался ждать здесь. — Чимин? — Что? — Я разве не сказал тебе идти за мной? — Но... — он почувствовал, как покраснел. И двинулся вслед за ним, безупречным, держащим осанку и напоминающим крадущегося тигра.øøø
-flashback-
К счастью, хозяин проявил благодушие к юным беженцам и разрешил им остаться, подрядив на хозяйственные работы. Вечно напряжённый и ждущий подвоха Тэхён, к спокойной и размеренной жизни относился с подозрением и на каждом шагу проявлял осторожность. По сравнению с плантацией, что находилась отсюда на безопасном расстоянии, они работали совсем понемножку и в компании Чонгука. По наблюдениям Чимина - Тэхён и Чонгук зачастую не дружили, но соперничали. Продолжали цепляться друг к другу по мелочам и боролись за место командира, как будто та первая схватка снилась им по ночам и не давала покоя. Но между тем, когда войны затихали, Чонгук любил подурачиться и повеселить товарищей, а Тэхён подначивать на мелкие мальчишечьи злодеяния. Чимин же выступал в роли примирителя и выучился тушить пожары до того, как они вспыхивали. Честно, Чимину частенько хотелось повторить то, что у них случилось с Тэхёном на берегу, но по скромности, он ни разу об этом не заговорил, да и Тэхён предпочёл сохранить случившееся в тайниках памяти. До встречи с родителями Чонгука Тэхён и впрямь считал себя грамотным. Но как только его мама, которая некогда была не кем-то, а преподавателем языков, надиктовала ему пару предложений, он сразу же понял, что ничегошеньки не знает. По натуре особой она была мягкой и заботливой, умеющей мягко добиваться поставленных целей и хитрить. Чимин прикипел к ней хронически и мгновенно, а Тэхён обижался, что эта всемогущая женщина так хорошо улавливает его слабости, и иногда вредничал, назло делая ошибки. Зато учёба давалась ему проще, чем Чимину, но оба они и тягаться не могли с Чонгуком, который с детства насыщался знаниями и если не работал, то читал всё, что под руку попадётся, а уж треклятые примеры щёлкал, как орешки. Впрочем, он дружелюбно протягивал руку помощи и объяснял ребятам, что к чему, если они действительно желали слушать. В единственный воскресный выходной семье разрешалось выходить за пределы и проводить время максимально свободно. Ту часть города, отброшенную к побережью, Тэхён и Чимин прежде не посещали, а потому с любопытством знакомились с новыми улочками, получали родительскую похвалу в качестве вкусных угощений и заигрывались до позднего вечера. Отец Чонгука по-итальянски говорил чуть хуже, поэтому между собой они поддерживали корейский; характером он отличался несуетливым, учил мальчишек мужскому промыслу, показывал, для чего нужны инструменты и как с ними обращаться. Тэхён поверить не мог, что в этом практичном человеке (что сам себе на уме) мог быть признан бывший банкир, пока тот не стал учить их разбираться в деньгах. Полгода пролетело незаметно, троица щупленьких мальчишек медленно, но верно подтягивалась в росте, крепла. Однако Чимин оставался ниже всех и очень переживал. Хождение между двумя башнями всяко било по самолюбию. Их с Тэхёном история побега открылась только Чонгуку, но тот оставил её почти без комментариев, прозаично заметив: «Что было, то было». Уж где-где, а в спаррингах, которые в одном из баров устраивали рабочие в отведённые для веселья дни, Тэхён с Чонгуком шли наравне и иногда объединялись в команду, чтобы навалять кому-нибудь из старших. Находившись в роли зрителя, Чимин начал замечать, что между ними есть то, чего у них с Тэхёном нет. Там словно разгорался общий костёр, над которым они прыгали и, обжигаясь дочерна, доедали угли. И это начинало пугать, вызывать ревность, точить, как мерзкий паразит. Мама подобные походы не одобряла вовсе, ругалась на отца, обвиняя в том, что он воспитывает в детях жестокость. Она и заподозрить не смела, что он принимал на мальчишек ставки и подрабатывал, вкладываясь в кампании туманного содержания. Нет, он не становился плохим в глазах Тэхёна и Чонгука, которые горазды были показать себя во всей красе и заработать карманных, но он становился монстром в глазах Чимина, который ходил на бои за компанию и мог адекватно оценить ситуацию, насколько вообще мог это сделать тринадцатилетний мальчишка. Для них упрощали правила до простого «сбить противника с ног за десять секунд» и, обычно, ни Тэхён, ни Чонгук увечий не получали. Они считали это весёлым занятием и на почве вдруг обнаружившегося рвения к лидерству, неожиданно сошлись, стали не разлей вода, находя шуточки друг друга «прикольными». Чимин свыкся с тем, что плёлся позади, всё чаще слыша о том, как они обсуждают какие-то «штучки», которые Чимину обсуждать стыдно. Суть их разговоров открылась Чимину однажды ночью. Снилось ему голое тело, принадлежавшее Тэхёну. Они будто сидели в какой-то тёмной комнате. Тёплая Тэхёнова ладонь тронула его член, и сделала так хорошо, как и представить невозможно. Очнувшись в поту, Чимин обнаружил, что рука и живот липкие, а дыхание тяжёлое и муторное. Тэхён и Чонгук мирно сопели голова к голове на своих кушетках, за окном трещали цикады. Чимин прекрасно понимал, что с ним происходит. С ними всеми. В определённый момент ты прощаешься с тем беззаботным мальчиком, с каким провёл так много лет, и встречаешься с мужчиной, что поведёт тебя в будущее. Не паникуя, Чимин поднялся и вымыл руки, попил воды и снова лёг. О ночном происшествии ничего не рассказал. Скорее всего, с такими же проблемами просыпались и его соседи по комнате. При случавшихся совместных похождениях на пляж, Чимин начинал искать отговорки, но ни одна не срабатывала. Ему не нравилось быть там с этими двумя хулиганами, которые совершенно не слушают голоса разума и ввязываются в неприятности, таская у торговцев рисовые шарики «аранчини» или задирая девчонкам юбки, а то и полдня проводя в поисках самых соблазнительных купальников. С девчонками вообще беда. Они Чонгука и Тэхёна обожали, предпочитая даже местным ребятам. Из-за чего они втроём не раз удирали от рослых парней, грозивших побить за приставания к их подружкам. И хотя Чимин в шалостях не участвовал, под раздачу попадал автоматически. Чонгуку и Тэхёну женское внимание льстило, они тратили деньги на покупку «классных» вещей (хотя нередко просто их тырили, пока Чимин следил за безопасностью). Чимина удивляло одно: как при маме и папе из Чонгука мог вырастать столь безответственный и бессовестный раздолбай. И становилось категорически неясным, это массовик-затейник Тэхён плохо влиял на Чонгука или же не менее подпорченный Чонгук подзадоривал Тэхёна на безумства. В любом случае, дуэт у них сложился феерический, и Чимин иногда скучал по тому времени, где Тэхёна не приходилось ни с кем делить. Волнения его были напрасными, так как Чимина ни в коем случае не забывали, хвалили и помогали, правда, тот чувствовал - тепло к нему равно, как к младшему братишке, пусть все и одногодки. Чимин любил их обоих, прощая дурачества, тянулся вслед за ними, но так и оставался немного позади, присматривая. Он перестал надеяться на то, что Тэхён поймёт, почему Чимину не нужны какие-то там девчонки. Если не считать мелких неурядиц и проказ, то это был их самый счастливый год, полный красочных воспоминаний, какие заставляют ностальгировать много позже, когда кости ломает старость, а глаза слезятся ранним утром, после ночи, которую трудно вынести на ноющей спине. Такая ностальгия уплывает по щекам вниз, и ловят её, скрюченными пальцами размазывая по морщинам. ….Однажды летом, закончив со стрижкой кустов, ребята разместились на крыльце, чтобы играть в карты, болтать и шутить. Тёплый, как парное молоко, пасмурный вечер. Пошёл дождь. Они отложили карты и уселись удобнее, Чимин посредине. Мама вынесла тарелку с фруктами и, потрепав три чернявые макушки, ушла дальше готовить ужин. Воздух волшебный, повеяло долгожданной после зноя прохладой, тучки на небе менялись медленно: штиль. — Слышьте, — деловито начал Тэхён, вгрызаясь в персик. — Я много размышлял. Зачем мы здесь вообще появились? — Ты у нас спрашиваешь или знаешь ответ? — Чимин закинул в рот пару черешен. — Ответа на это никто не знает, Чим, — блеснул Чонгук. — Я как раз и не про всех, — протянул Тэхён. — Все пусть сами думают. Я про нас. Мы с вами из одной страны, так? — Ну, — Чимин уплетал за обе щёки. — А оказались в чужой. Причём самыми разными путями. — Хочешь сказать, наша задача - вернуться? — Чонгук выглянул из-за плеча Чимина. — Нет. Как раз наоборот. Наша задача - построить наш дом здесь, — триумфально объявил Тэхён. — Ведь что это такое, по сути - дом? — Родители, тепло и еда, — нашёлся Чимин. — Да просто место, где тебе хорошо, вот и всё, — отозвался Чонгук, отклоняясь назад и опираясь на руки. Дождь ускорялся, капли крупнее, колотят по листьям, дорожке, навесу, оставленным в стороне шлёпанцам. Самая спокойная на свете песня. Мысли улетучиваются, а вместо них радостная колыбельная. — Точняк, — Тэхён прищёлкнул пальцами. — Мы с вами одна команда, я это знаю. — О, великие знания свыше, о-ом, — утробным голосом подразнил Чонгук, и Чимин рассмеялся. После Чимин приобнял обоих за плечи и стиснул в объятиях. — Лично я за то, чтобы мы всегда были вместе. Несмотря ни на что. Он видел, что Тэхён с Чонгуком отлично ладят, а когда Тэхёну хорошо, Чимину по определению плохо быть не может. И ничто в том славном вечере не предвещало грядущей напасти. Накануне осеннего праздника дон Алонзо Баретти, хозяин виллы, принимал у себя важных гостей, и все трое ребят хлопотали на кухне из-за нехватки рабочих рук. Суета, пылкий торопливый говор. Кухарка всё время подгоняла их и щедро раздавала подзатыльники за промедления. А после им дали задание послужить официантами (дон Баретти посчитал, что это выглядит умилительно). Вскоре одетая в чистенькое и причёсанная троица молча взялась за подносы и блюда. Рта им велели не раскрывать и не делать ничего, что может повлечь за собой неприятности. Тогда они впервые побывали внутри богатого дома и с минуту поражённо оглядывали высокие потолки, лепнину, скульптуры и картины в золочёных рамках, а уж в убранстве столовой, где располагался овальный стол, и вовсе растворились. Для них это был замок, но не представляющий ценности, а просто - красивый, как впечатляющая картинка или блестящая брошка в волосах симпатичной девчонки. С работой они справлялись хорошо и ловко, на гостей не обращали внимания. Когда Тэхён вернулся с новой порцией ризотто и поставил на стол, ощутил на себе чужой пристальный взгляд и невольно вздрогнул, поспешно ища его владельца. Это интеллигентное лицо показалось ему слишком знакомым… Спина похолодела. Казалось, признали и его. Он никак не мог вспомнить имени, но узнал точно: тот мужчина отправил его на ферму, тот самый, у кого так и не удалось украсть бумажник! На кухню Тэхён вернулся мрачным и немного растерявшимся. Чимин заметил влагу на его лбу, промокнул платком и поинтересовался самочувствием. — Если заболел - иди домой, — посоветовал и подоспевший Чонгук. — Нормально со мной всё… — махнул он рукой, но вряд ли беззаботно. Любопытство помогло ему вернуться обратно. Встав в сторонке у стены в ожидании приказов, мальчики могли понаблюдать за происходящим. Стол накрыт на восемь персон. Во главе - дон, а на другом конце тот мужчина. К нему взгляд Тэхёна возвращался снова и снова, к пикообразным лацканам пиджака, белому воротнику и поблёскивающим манжетам, белозубой улыбке и уложенной шевелюре. От него веяло силой, уверенностью. Остальные - люди в деловых костюмах, поголовно мужчины, в состав которых входил и сын Алонзо - двадцатилетний лоб с набором глуповатых шуток и отвратительными прилизанными волосами, походил он на отца, но мозгов имел ещё меньше (Тэхёну запомнился потому, что задирал Чимина). Госпожа Баретти вместе с младшей дочерью отсутствовали, так как пребывали на отдыхе в термах. Разбавляя беседу похвалами блюд, взрослые преимущественно говорили о чём-то таком, что казалось Тэхёну то ли намёком на сделку, то ли на длительное сотрудничество. По крайней мере, так ему понималось. Вникать он не собирался, мучаясь противоречивыми мыслями. С одной стороны, он ненавидел человека, который мог бы и отпустить какого-то там бездомного ребёнка, а не ссылать на каторжные работы. С другой, он восхищался им, очарованный мужеством, элегантностью, плавной речью и низким обволакивающим голосом. Он подумал, как было бы здорово - однажды проснуться именно этим мужчиной. Чимин и Чонгук тоже поддались чарам и с интересом следили за трапезой. — Всё же соболезную потере, — переигрывая сочувствие, вздохнул Алонзо, — смерть вашего отца так внезапна! Помню, как дон Ринцивилло заезжал к нам пару лет в добром здравии, светился... Сколько ему было, простите? — Пятьдесят четыре. Несомненно, жаль. Но ничего не поделать. Люди смертны. Один из «костюмов», сидевших близко к харизматичному мужчине, шепнул: — Марко, в шесть. Нужно поторопиться… Тэхён услышал «Марко» так отчётливо, как будто шепнули ему и со всей силы. Он быстро сложил два и два. Марко Ринцивилло. Но кто он такой и почему имел столько последователей, такое влияние? — Простите, а кто принёс ризотто? Чимин дёрнул Тэхёна за рукав, и тот, встряхнувшись, откликнулся. Все замерли и напряглись, предполагая, что в блюдо нечаянным образом попало нечто инородное, и мальчугану точно влетит, но когда он подошёл, Марко потрепал его волосы, и Тэхён ни с того ни с сего покрылся мурашками. — Очень вкусно. Спасибо, малыш. И хотя вряд ли это готовил ты, но поднёс правильно, я видел, — тут он обратился к дону, — у вас замечательные ребята на службе. Надо отдать вам должное за умение управляться с кадрами. Поэтому - покормите их хорошенько. — Непременно! Тэхён ощутил, как ему в ладонь врезался обрывок салфетки. Сжав кулак, он испуганно взглянул в глаза Марко, но тот подал незримый сигнал молчать, и Тэхён послушно отступил. Послание Тэхён сунул в карман, но прочёл лишь поздно вечером. До того, как их сытно накормили согласно наказу, им пришлось помогать с мытьём посуды и уборкой в целом. Дождавшись, пока остальные заснут, Тэхён подтащил бумажку к окну, фонарик над крышей проявил аккуратные буквы с наклоном. Там значилось: «Прости меня за тот раз. И за следующий тоже». Тэхён никак не мог понять, с чего незнакомый дядя (хотя Марко не дашь больше тридцати), пытался оправдаться перед ним, таким же незнакомым уличным мальчишкой. Но больше всего его тревожила последняя фраза. О каком ещё следующем разе шла речь?... Тэхён сообразил спустя месяц. Тогда же случилось кое-что ещё, в какой-то степени способствовавшее своевременному спасению. Та октябрьская ночь выдалась прохладной: ещё с вечера зарядил дождь и поднялся сильный ветер. По радио обещали шторм, и море, казалось, весьма слышно гремело неистовой машиной где-то там вдали. Родители легли спать пораньше, а они сидели на подушках в комнате и по старому ящику, купленному у старьёвщика, смотрели какой-то нуарный чёрно-белый фильм. Чимин дремал у Тэхёна на плече, а Тэхён уютно прислонился к Чонгуку. Незаметно друг для друга, в момент, когда главный герой стрелял по злодеям, они переплели пальцы. Чонгук чувствовал тяжесть дыхания Тэхёна, краем глаза видел его пушистые ресницы и уставший улыбаться вишнёвый рот. Чонгук начинал испытывать к нему что-то неодолимо тягучее и резкое, вынуждавшее сердце биться в припадке. Чонгук громко сглотнул, и Тэхён тихо усмехнулся. — Есть хочешь? — рука улеглась Чонгуку на живот. — Н… нет, с чего бы, — он накрыл его ладонь своей, но не сдвинул. Прикосновения Тэхёна нежные, а слова, как зефир. — Вот чего-нибудь холодненького я бы выпил… — Я тоже хочу. Давай уложим Чимина для начала. В четыре руки они с ювелирной осторожностью положили его на кровать, накрыли и выключили телевизор, погасив свет. Выпив по стакану клубничного морса из холодильника, выглянули на крыльцо - решив узреть воочию тамошнюю непогоду. Ветер сыпал холодный дождь горстями, как сумасшедший. — Ну и фигня тут творится! — зажмурившись, Чонгук шагнул вперёд, раскинув руки навстречу стихии, а когда обернулся, оказался весь залит. Тэхён сдержанно захохотал, схватившись за живот и тыча в него пальцем: ветер приклеил к его лбу оторванный дубовый листок. — Чё ржёшь? — обиделся Чонгук. — Да вот же, балбес… — Тэхён снял листочек и пожал плечами. — Печать тебе поставили. — Так, не твоё, верни… — Чонгук попытался приклеить обратно, но безуспешно. Теперь смеялись оба. Энтузиазма у них не убавилось. — Слушай, а пошли в наше «хранилище»? Маленький сарайчик для хранения инвентаря они с отцом построили по весне, именно руками мальчишек прибиты полки - некоторые криво, там и кашпо, и мешки с удобрениями, и рабочий инвентарь, а под потолком маленькое круглое окошко, в котором виднеются вспышки разразившихся молний. Пока добежали - промокли насквозь. Но в приключениях не без издержек, как известно. Едва Тэхён прикрыл дверь, и громыхнуло так, что в ноги ударило вибрацией. В темноте осталось их с Чонгуком шумное дыхание и остаточный смех. Словно пытаясь нащупать опору, Тэхён невольно прильнул к нему и замер, они шатнулись, сглотнули. Колотило от холода, и под тоненькими футболками обоих прощупывались твёрдые соски, краска прилила к лицам. Тэхёну отчётливо вспомнился берег и Чимин. Та ошалелая духота и сонные инстинкты. На этот раз он знал, что делать, тело подсказывало ему само, искало разрядки, испытывало восторг от соприкосновения с теплом другого. Безмолвно они согласились с тем, что по-другому не выйдет, рано или поздно их достанет эта ноющая тянучка. Тэхён погладил Чонгуку пах, и тот горячо выдохнул на ухо. Внизу живота растеклась тяжесть. Плоть налилась кровью, и это удивительно увеличивало её размеры. В одиночку им нечасто приходилось так делать: ещё не мучила потребность, душил стыд, но выходить за пределы вдвоём - совсем не страшно. Томно вздохнув, они медленно сползли на пол, рука Чонгука скользнула под шорты Тэхёна, подбородок упёрся в плечо, щекой он ощущал бархатистую мокрую кожу. Не выдержал и дотянулся до губ. Обменявшись неловким и быстрым поцелуем, мальчики окунулись в круговорот новых ощущений, не столько думая об удовольствии друг друга, сколько о личном, спрятанном под маской запрета. — Тебе… приятно? — выдавил Чонгук, двигая рукой. — Да, да… — Тэхён делал то же самое с его членом. Он зашипел, выругался. Он мог ругаться, как сапожник, но Чонгуку всё равно нравилось. Частично Тэхёна он терпеть не мог, но одновременно, не мог без него прожить ни минуты. Никто не хотел, чтобы заканчивалось единение. Переплыв на спине по летней морской воде, и на губах было почти так же солоно, в затылках жарко. Действо приближало их к лакомой зрелости, но не могло длиться слишком долго. Грянули пронзительные рваные стоны неокрепших голосов, Тэхён выгнулся, зарывая лицо в шею Чонгука, Чонгук забился в дрожи. Тесно обнявшись, они продолжали часто дышать, стукаясь рёбрами и обмениваясь поцелуями, тщетно пытаясь придать им схожесть с кадрами из тех фильмов. Языками получалось только облизывать губы, но и это казалось донельзя возбуждающим. Они не смели произнести ни слова, как будто нарушили все обеты разом и боялись прихода палача. В этом отчаянном проступке крылось что-то, чего внешний мир никогда не принимал открыто. Им же открылась прелесть преступного братства, тайного сговора против всех и нового вида отношений. В подсвеченной синим темноте мальчики не различали ничего, кроме тонких черт и глубины прикосновений. Если материнские объятия - дарили ощущение любви и безопасности, а дружеские - приятия, то объятия человека похожего, но совершенного другого, приносили всё разом, а отдавали лёгким покалыванием в грудине. Тэхён каким-то образом сумел сравнить и понять, что ему безумно хорошо, но не настолько, как было тогда с Чимином, где и случилось всего-то несколько поцелуев... Однако сомневался он недолго: кончиком языка Чонгук провёл по челюстной косточке, осторожно поцеловал в шею и взял его ладони в свои. Думалось, набирается духу высказаться. Но он молчал и, возможно, сердился. И чем ближе он держался к Тэхёну, тем сильнее наплывала злость. Свирепствовала разыгравшаяся стихия, и на мгновение яркая вспышка осветила бледные лица. Тэхён прикусил губу, Чонгук не отрывал от него глаз, глядя с таким выражением, будто хотел немедленно съесть. Чтобы не попасться, Тэхён прижался к нему и поцеловал в висок, приговаривая, что они не сделали ничего ужасного. Посидев в обнимку ещё пару минут, вытерлись, оделись и условились никому не рассказывать о случившемся. Вдруг прислушались к раздавшемуся снаружи грохоту. Приближающийся шум двигателей, какой на просёлочной дороге в столь поздний час ни разу не услышишь. — Что это там? — насторожился Чонгук, он приоткрыл дверь и выглянул в щёлку. Ливень не утихал, превращая землю в чавкающую западню. И именно по этим звукам спустя несколько минут Чонгук угадал шаги, много быстрых шагов, движущихся с разных сторон... Тэхён запрыгнул ему на спину и тоже вслушался: согласился со скорым предположением. — Надо возвращаться домой! До него оставалось всего-ничего. Раздались первые выстрелы. Переглянувшись, мальчики взбежали на крыльцо и, не договариваясь, разбежались по комнатам: Чонгук - будить родителей, Тэхён - Чимина. Просыпались все тяжко и долго, словно попав под гипноз. Вскоре они собрались на кухне и условились бежать, отец проверял откуда-то взявшийся пистолет, угрюмо насчитывая три патрона. — Что же дон натворил, что навлёк на себя мафию?! — быстро пихая продукты в сумку, спросила мама. — За что же нам такое, господи… — Не знаю. Надо выдвигаться. Они тут всё подчистят, богом клянусь. Трое ребят обеспокоенно следили то за одним почерневшим лицом, то за другим. Накинув плащи, пятеро фигур двинулись вглубь сада, надеясь скрыться. Дорожки размыло, ноги разъезжались, делая бег практически невозможным, и ребята крепко держались за руки, чтобы не упасть. Родители шли позади. Подступала тошнота, когда ещё не страшно, но уже хочется исчезнуть. Они словно очутились в отвратной версии просмотренного вечером фильма, и повсюду появились тени многочисленных нападавших, они разбредались по усадьбе, расправляясь со слугами. И проступали яснее, потому как на фоне разгорался огонь, которому водопады с неба оказались нипочём. Огненные драконы вырывались изнутри, лопая стёкла. Пылала вилла хозяина. Отец подгонял криками. Дети прибавили шагу, когда вдруг треском, совпавшим с громом, воздух сотрясла автоматная очередь. Тогда Тэхён и не подозревал, что никогда не забудет той ночи, ударившей в спину дрожи и хлюпкого звука рухнувших в грязь тел. Всё случилось слишком быстро. Но они с Чимином сообразили мгновенно, сжали руки Чонгука, силившегося обернуться. И у того всё-таки получилось. Он метнулся к распластавшимся телам, рухнул на колени и, ощупывая их, отчаянно звал по именам, и звук его ломающегося голоса прогонял мурашки. Чонгук испачкался в крови, Чонгук просил не стоять столбом и помочь, то и дело вытирая опухающие от слёз веки. Вздохнув, Тэхён попытался нащупать пульс, скорбно покачал головой. Чимин зажал рот рукой и отвернулся, не в силах смотреть на тщетные попытки друга воскресить мёртвых. — Всё, Чонгук. Ничего не сделать. Уходим. Прибьют, как нефиг делать. Чонгук как будто не поверил, обиженно взглянув исподлобья, он даже замахнулся, чтобы стукнуть Тэхёна, но одумался, ощутив едкий металлический привкус во рту - так сдавил зубами собственную губу. Он хотел пойти и разорвать убийц на части, изломать каждую их косточку. Его тяготило то, что это желание смешивалось со страхом тут же залечь в лужу и захлебнуться землёй. Неужели Чонгук трус?… И он ни разу не смелый, вполовину не такой сильный, как его друзья? Осознание ошеломило его, как и то, что вопреки всему он желал жить. Тэхён же знал только одно: если они будут медлить - их ждёт та же участь, кто-то ходил совсем рядом, их могли заметить в любую секунду. У мамы оставалась сумка с провиантом и деньгами, у отца - пистолет. Тэхён предусмотрительно забрал то и другое. — Чонгук, ты с нами? — он поднялся и коснулся его плеча. Чимин на удивление стойко держался, точно чувствовал, что на него Тэхён полагался в тот момент гораздо сильнее, чем на Чонгука. Для них обоих эти взрослые не были родителями, но это не значит, что им проще было их потерять. Возможно, они с самого начала готовились расставаться, готовились снова оказаться на изнанке мира и выживать. …В какую-то минуту Чонгук очнулся, чтобы стереть грязь со щеки: снова упал. Огонь позади то затухал, то разгорался вновь, дождь то стихал, то обращался наводнением. Вдалеке призрачно сигналили пожарные сирены. Он огляделся по сторонам: Чимин и Тэхён тоже не блистали чистотой, коленки сбиты, сверкают одни уставшие глаза. Они выдыхались. Кажется, что зачистка длилась вечность, но прошло не больше пятнадцати минут. Просто они так долго избегали точек, где пестрили перестрелки и именно ожидание высасывало последние соки. Снова свернули. Выход. Призрачное предчувствие спасения. Удар по зрению вспышкой фар. Южные ворота тоже караулили. Двое вооруженных мужчин вышли из внедорожника. Троица обмерла, прикрывая глаза рукавами. — Это ещё кто? Детишки Баретти? — Не, вроде не было у них мелких пацанов. Понятия не имею, короче. Но лучше от них избавиться… — Мы не Баретти, придурки! — с надрывом крикнул Тэхён. — Как ты нас назвал..? — Может, скрутим и в плен? Мало ли пригодятся? Пока они болтали, Тэхён завёл руку за спину и снял пистолет с предохранителя, после чего отпихнул друзей и вскинул её так быстро, как только мог. «Сейчас или никогда». Отдача так больно вдарила по ручонке, что брызнули слёзы, но Тэхён сжал челюсти и помог себе второй рукой, чтобы нажать дважды. Мужчины плашмя повалились на землю: одному Тэхён пробил бедро - и слышал стоны боли, другому - всадил две пули в живот, и тот человек молчал. Отбросив пушку, Тэхён подумал о том, что круто отстрелялся - для первого-то раза, но обрадоваться не успел, обнаружив противный горячий поток, сливавшийся к животу и замочивший резинку трусов. Он зажал боль руками и упал на подкосившихся ногах. Чёрные тучи сыпали на него кинжалы, летящие вертикально. Как же он устал. Он увидел встревоженные лица друзей, разговоров не разбирал, чувствовал: они боялись за него. — Эй, ну хватит. Я не… умру… Потом услышал чужой голос, показавшийся знакомым. Его подхватили на руки. — Садитесь в машину, живо! Едем… Едем, едем, едем. От тряски по кочкам боль в лёгком Тэхёна кипела так сильно, что он потерял сознание.