***
Трагизм не покинул стен города, но потихоньку люд оживился и набрался смелости вернуться к делам. Жертвы не забыты, но, к сожалению, искренне их запомнят только близкие. И остальным придётся идти дальше. Некоторые следующие дни, проведённые в относительном покое, не отличились ничем выдающимся. Тэхён - босс, Чимин - советник. В такую ничем нерушимую дружбу последний бы не поверил, не знай Тэхёна с детства. Он держит ошейник свободным, но определяет длину поводка. ...Разбавляя домашнюю кухню, они отправились поужинать в корейский ресторан, сели за «свой» столик. У официантов широченные улыбки на лицах и заготовленные шаблоны изысканных предложений. Босс безынтересно листает меню и загадочно замечает вслух: — Луиджи вряд ли действует один, мозгов у него маловато. — Ещё бы, — поддерживает Чимин. — Чтобы вытворять такие трюки, нужна хорошая крыша, а не одна показушная уверенность. — Допустим, он заодно со Стиддой, но насколько они друг друга зализали? Какая этим псам выгода? Не выходит из головы. И вот почему я за то, чтобы не лезть на рожон: мы не знаем своего врага. — Возможно, что… — Чимин зависает с приоткрытым ртом. — Добрый вечер, — рядом с Тэхёном усаживается падре, начищенный и блестящий, как новая монетка. Юнги что-то шепчет Тэхёну на ухо и снова обращает взгляд на Чимина, видимо, ожидая ответного приветствия. — То есть, это ваш новый такой прикол, без предупреждения портить мне настроение? — со смешком выясняет Чимин. — Юнги здесь по делу, — поясняет Тэхён. — Извини, что мозолю глаза, — склонил голову Юнги. Поставки, курируемые человеком Эльмаза, оказывается, дали первые плоды, обновление идёт полным ходом. Об этом и сообщил Юнги, а также выразил беспокойство по поводу фестиваля, до которого неделя срока. Мол, уже с завтрашнего дня на площади опять начнётся шумиха, и продолжатся прерванные репетиции, следует быть начеку. — Да, народу соберётся прилично, — согласился Чимин. — Хочется верить, что за безопасностью дело не постоит, — уверил Тэхён, поджаривая на плитке мясо, — мэр ещё после взрыва отвалил федералам золотую гору, там наверняка и вертолёты подрядят. — И подводные лодки, — загорелся Чимин, а потом показал наверх. — Ну и, конечно, не забудем о Всевышнем. — Очень остроумно, — насупился Юнги и настоял: — Серьёзно, нужно перестраховаться. — Запустить своих, так думаешь? — предположил босс. — Думаю, без этого я бы не обошёлся. Мало ли. Они продолжили обсуждать тонкости и нюансы. Что касалось общих целей, то здесь сходились беспрекословно, не спорили и не выясняли отношений. Всё внимание сосредоточили на безопасности внутри региона, одновременно держа на мушке любые подозрительные передвижения Мотизи и его сподвижников. Но как враг не делал поспешных шагов, так не прокалывались и Ринцивилло. Тэхён удостоверился в том, что их провоцировали и подбивали подорваться паникой, наделать ошибок или потерять бдительность. Не на того напали. Как ни странно, Чимин без проблем содействовал с Юнги по указке Тэхёна. В последнее время ему пришлось частенько бывать в обществе падре, чтобы вникнуть в суть поручений, на выполнение которых подписывают лишь доверенных лиц. Иногда приходилось выезжать «на подмогу», принимать заказы в порту или проводить проверки. Юнги обязательно что-то пропускал из-за церковной службы, и Тэхён спускал ему это с рук, шутя, что так он пытался от чего-то отмыться, снова нахватавшись «скверны». Выражение: «Во всём виноват Стамбул» для Чимина значения не имело. Всё, что его там заботило - не осуществившееся покушение на Тэхёна, ответственных за которое так и не нашли. Вообще, некоторые обороты или «флюиды» между Чимином и Юнги, выползавшие подобно змеям, натолкнули Тэхёна на неприятную мысль, вздёрнувшую давно запылившуюся струнку. Отвесив игривый поклон после очередного отчёта, Чимин не ожидал быть схваченным под локоть. Тэхён резво вписал его в стену. — Можно я задам один вопрос? Сглотнув ком в глотке, Чимин повёл плечом, но не испугался. — Валяй. — Ты спал с Юнги? — Тэхён стиснул зубы. Чимин приоткрыл рот и не дотянул воздух, заикнулся, как будто дав Тэхёну додумать недосказанное. — Нет. — Нет? — Тэхён взял его за подбородок, присматриваясь к губам, будто проверил на целостность. — Ты уверен? — Бля, ну и вопрос. Конечно, уверен. — Мне так не показалось. — Ну уж извини, что разочаровал, — Чимин упёрся в его грудь, поморщился от впившихся в предплечье ногтей. — Пусти... С какого перепугу тебе это в голову взбрело? Я его терпеть не могу только потому, что… Тэхён порывом целует его. Тэхён вминает его тельце в холодную стену и целует жадно, без возможности вздохнуть, сдирая ногтями кожицу на запястьях. То он не даёт ничего понять, разбивает иллюзии, то ткёт новые, вводя в роковое заблуждение. Чимин прикусил ему язык, затрясся под уничтожающим взглядом и шёпотом сокрушился: — Пожалуйста, Тэхён. У меня парней не было с тех самых пор. Правда. Он поверил на слово. То, что его - ничьё больше. Но здесь не только это. Рука снова затряслась, как сумасшедшая, Чимин перехватил её своими, заволновался. — Ты таблетки пьёшь?! — Пью… — Тэхён уронил голову на его плечо и затих, выдохшись окончательно. — Я постою так, пока не пройдёт, если ты не против. Но если против, я всё равно не откажусь понюхать твои «Кензо», — добавил он, улыбаясь, и втянул сладковатый запах с шеи. — Вкус у тебя, что надо. — Я рад, что тебе нравится, — Чимин погладил его по голове и терпеливо выдержал приступ, как свой собственный. Прекратилось. Отпуская Тэхёна, Чимин подумал, что если таков акт ревности, то за что-то серьёзное он действительно отправится к праотцам. Не берёт, чтобы пользоваться, но и не отпускает на свободу. Возможно, Чимин никогда не поймёт, чего хочет Тэхён. Загруженность адская. Чимин с трудом успевал разгребать навалившиеся бумажки, плюс ко всему его покинул распсиховавшийся бухгалтер, и вся эта феерия подсчётов в столбцах и строках норовила свести с ума. «Дорогуши» обходились соответствующе. Свести концы с концами можно, но придётся сэкономить на выпивке и отказаться от закупок свежих кадров. Если фестиваль пройдёт без сучка, без задоринки, казна пополнится, а значит, экономия будет оправданной. Пластичные особы (и активисты), между прочим, принимали участие в парочке-другой шоу, некоторые проститутки Чимина прекрасно танцевали или занимались гимнастикой, другие также не были обделены талантами в рукоделии. Так что он без зазрения совести отпустил их заниматься тем, что нравится. На площади уже вовсю шумели, на сцене топтались танцоры, рабочие проверяли крепления, торговцы горячо спорили о занимаемых палатками местах, музыка сменялась одна другой, и яркие флажки и ленточки хлопали на ветру. Понаблюдав за приготовлениями издалека, Чимин дождался Юнги, и после хлопка дверью, вяло пожелал доброго утра, нажал на газ, и машина плавно съехала с обочины на дорогу. — Не знаешь, зачем твой заморский дружок к нам прикатил? — Чимин приспустил очки с переносицы и постучал по рулю. Юнги выглядел так, словно не спал пару ночей и не удивился, узнав об этом в ироничной подаче Чимина. — Тэхён сказал, что Эльмаз хочет побывать у нас в гостях. Таким образом, мы сохраним некоторый суверенитет на время праздников, никто не решится лезть на территорию, когда на ней чужаки. — Разумно. Но кому нужно влезть, тот влезет... Ладно. Выходит, он его сам пригласил подстраховки ради? — Чимин не мог припомнить подобного разговора. — Вроде того, — вздохнул Юнги и, кажется, вернулся к соблюдению обета молчания. Обстановка и пестрота в городе оптимизма не внушали, и жара плыла в воздухе, раскаляя асфальт и удерживая какую-то тяжесть. Гостиная и впрямь не пустела, в окружении телохранителей поедался лёгкий завтрак. Чимин вежливо поздоровался с типом арабской наружности в куфии, пожал ему руку и занял место рядом с Тэхёном. — Юнги, друг мой! — шейх обнял его и похлопал по спине. Падре ответил парочкой дружелюбных фраз и сел. Около получаса они делились всем, чем сочли нужным, а после Эльмаз хлопнул в ладоши и воскликнул: — Чуть не забыл! Свет мой, зайди!... Через несколько минут всё существо Юнги скрутило в спирали. Он вздрогнул, обнаружив позади роскошную девушку в лазурном платье, лёгким взмахом руки она стянула хиджаб и задорно улыбнулась, шагнув им навстречу. Грация истинной пантеры. Он узнал каждую ресничку её подведённых глаз и растерянно взглянул на Эльмаза. Если она его наложница, то всё равно не имеет права присутствовать на деловой встрече. И хотя шейх, воспитанный в духе двух культур, далеко не во всём придерживался правил, такого бы он себе не позволил, не будь она ему близка в той или иной степени. — Эсперанса давненько просилась на родину, — Эльмаз встретил её очарованным взглядом. — Не красавица ли? Тэхён и Чимин согласно кивнули и тут же подозрительно переглянулись. Не турчанка, не итальянка, едва ли не своя, но наверняка не скажешь, настолько интересная внешность. — Она разве не мусульманка? — выказал недоверие Чимин, поражаясь той раскрепощённой позе, какую Эсперанса приняла, сев в кресло. Он без труда определил, чем она промышляла если не в настоящем, то в прошлом точно. — Нет. В Стамбуле она просто чтит наши традиции, но в вашей стране - мы можем от этого и отдохнуть, — ответил шейх и вернулся к злобе дня, подняв стакан апельсинового сока. — Я надеюсь на ваше гостеприимство, друзья мои. Пусть грядущие праздники пройдут на ура, а наш союз крепчает и цветет! — Будем...! Тэхён повернулся к стороне, представляющей наибольший интерес. Юнги напряженно вцепился ногтями в колени и заметно контролировал мимику, будь он гипсовым, тут же покрылся бы трещинами. Святой отец не мог отвести от неё глаз, она же - пользовалась данной свободой и покручивала ножкой в браслетах, который раз заставляя читать паршивую богомерзкую строчку. Он сухо повторял её про себя и спотыкался, чередуя с молитвой. Шлюха. Но для продажной девки взгляд её был пронзительно умён.øøø
-flashback-
Первое убийство и первое ранение. Первые дозы опиумных и больничная палата. Тэхён ничего этого не знал, не успел осознать. Когда он открыл глаза, рядом с его кроватью тянулась к приоткрытому окну струйка дыма, а чуть дальше от изножья замерли двое истуканов в костюмах. Господин Марко курил и мечтательно смотрел вдаль. Первым вопросом Тэхёна стали друзья, а не вести о перебинтованной ноющей груди. — Они там, — Марко приоткрыл штору, и Тэхён увидел двух спящих мальчиков. — С ними всё будет в порядке. И с тобой тоже. У Тэхёна поразительная тяга к жизни, после операции он не только очнулся быстрее всех, но и восстанавливался с завидной скоростью. Он догадался, за что у него заранее просили прощения, но в должной мере разозлиться на мафиози у него не получалось. В картинке не хватало пазлов. Разговор с Марко состоялся невнятный, Тэхён только и уяснил, что «по-другому» с предателями не расправляются. Что значило - дон Алонзо пошёл наперекор установленным законам и был неминуемо и жестоко наказан. Однако Тэхён не видел причастности к этому всех остальных, обычных рабочих. — Соглашусь лишь с тем, что ситуация вышла из-под контроля. Я не так давно командую головорезами после кончины отца, — как бы оправдался Марко и, пристально посмотрев в мальчишечьи бесстрашные глаза, смягчил тон. — Знаешь, Тэхён, будет хорошо, если вы останетесь у нас насовсем… Сказано так, будто иной выбор грозил последствиями, какие не обязуют человека дышать. — Не хотите, чтобы мы разболтали это кому-нибудь? — нахмурился Тэхён. — Детская болтовня меня не пугает. Не хочу, чтобы вне моего ведома росло целых трое мстителей. Врага лучше держать к себе поближе, — улыбнулся на то мужчина. — Поговори со своими друзьями, ладно? Я дам вам кров и достойные условия для жизни. А ещё я позабочусь о том, чтобы вы стали частью нашей семьи. Кажется, Тэхён больно обжёгся о его слова и онемел. Убийцы предлагали присоединиться к ним, встать на их сторону. И хотя ценой тому значилась жизнь, Тэхён помедлил с ответом, а Марко, точно прочитав его мысли, продолжил говорить. — Боишься примыкать к мафии? То, что произошло ночью, выглядело ужасно, правда? Но у всех обстоятельств есть двойное дно. Вы невольно стали частью большой игры и, конечно же, не могли знать, что помимо моих людей, там находились и люди из другой группировки. Ваш прежний хозяин, скажем так, был не чист на совесть, хотел выиграть хитростью. О том прознали наши враги. А мы, в свою очередь, прознали о том, что они готовят нападение. И решили, что убить двух зайцев сразу будет весьма удобно. — И что, хотите сказать, что родители Чонгука, — Тэхён невольно взглянул в его сторону, — случайно поймали пулю? — Надо же. До этого момента я только предполагал, что у кого-то из вас там были родители… — удивлённо заметил Марко и почесал подбородок. — Да, видимо случайно. Потому как вы остались в живых, верно? Целься бы в вас кто-нибудь, разве дал бы убежать? Подробности ночи Тэхёну давались трудно, сегодняшний день размывал те ужасающие краски, как тот беспрерывный дождь. Посочувствовать Чонгуку он хотел бы, но, как не силился, не мог. Родители были чужими, их тепло всегда распылялось из вежливости, и только. Тэхён не верил в необъяснимые чувства, но, посмотрев на спящего Чимина, почему-то пережил подобие радости. Главное, что он не пострадал. Трудно дыша из-за ранения, Тэхён думал о том, как надоело ему убегать и прятаться, доедая крошки и никогда не достигая целей, не умея показать Чимину и Чонгуку обещанных высот. — Если мы останемся, то станем сильнее? — задал он неожиданно взрослый вопрос. Ответом получил согласие. Убедительным оно было или нет, Тэхён предпочёл поверить. К мафии он относился по-прежнему неоднозначно, глубоко восхищаясь их властностью и правом на свершение справедливости, а после порицая само их существование. Но эти люди объединены целями, ценностями и законами, они стоят друг за друга горой и готовы умирать, следуя за идеей и лидером. И если Марко говорил правду о том, что мальчики столкнулись с людьми другой группировки, то присутствовала очаровательная надежда - обрести дом под фамилией Ринцивилло. Вдохновившись ею, Тэхён пообещал убедить друзей принять предложение остаться. Обнимались они долго и мучительно. Чимин не давил на грудь, но Тэхёну всё равно чудилось, что она трещит и разрывается гранатами. Виду он не подавал, вдыхая запах волос и медицинского порошка. Чонгук продолжал сидеть на кровати и молчать, как выбеленный истукан. Нельзя было точно сказать, сокрушён ли он и на грани срыва или же смиренно спокоен, приняв смерть, как факт, такой же - как ныне светившее в окно солнце. Ни Тэхён, ни Чимин не беспокоили его словесно, решив, что нет лучшего лекаря, чем тишина. Позже им принесли обед, и Чимин помог справиться Тэхёну, а затем всё же коснулся плеча Чонгука. — Нужно поесть. — Не хочу, — он отстранился и печально посмотрел на Тэхёна, чувствуя, что потребность поговорить перебарывает все остальные. Он выдавил: — Тебе больно? — Да нет, — соврал тот, — на мне всё заживает, как на собаке. А ты как? — Паршиво, — и Чонгук задрал сорочку до плеча, показав огромный фиолетовый синяк. — Но это фигня по сравнению с тобой. Они будто мерялись и болью. Чимин не поймал какого-то муторного подтекста в их сквозном переглядывании, вернее, не знал, к чему его отнести, он напрочь забыл вопрос, который кружился у него в голове вчера: почему Чонгук и Тэхён не спали во время нападения (они не выглядели сонными), чем были заняты?... Им приходилось тяжко, разверзлась ещё одна пропасть, но если потерянным Тэхёну и Чимину не впервой, то для Чонгука наступала новая эра смятения и пустоты. Он успешно сдерживал слёзы, а потом понял, что плакать и нечем, в глотке скопилась сухость, и он протолкнул её водой. Отсутствие родителей не сказывалось на нём фатально: он мог ходить, он умел делать всё, что нужно человеку для выживания и без них. В нём точно что-то откололось, но уже не обещало встать на место. Возможно потому, что трагедия случилась неожиданно, и шок стравил эмоции, Чонгук не мог отреагировать, как нормальные дети, а он считал, что таковые горько оплакивают потери и часами, а то и днями ни с кем не говорят. Наверное, будучи чрезвычайно рассудительным для своих лет, он слишком хорошо осознавал беспомощность перед смертью и событиями, которые нельзя изменить. К тому же, с ним рядом колыхались в пространстве пострадавшие Тэхён и Чимин. Тэхён преимущественно. Хотелось подсесть к нему и прикоснуться. Вчерашний стыд за близость сменился чем-то новым. Доверием к нему и завистью, но пламенной, замешанной в волнующее обожание. Ярче всего Чонгуку запомнилось именно то, как Тэхён стрелял, бросившись на незнакомцев, и тем самым, защитив. Теперь Чонгук чувствовал: они наравне, лишены близких, лишены ориентиров, сбиты с пути. И им суждено друг на друга опереться, а потом, когда-нибудь - превзойти. …К ним ещё раз зашёл доктор, дал лекарства и, проведя осмотр, наказал пить больше жидкости и отдыхать. После очередного провала в дремоту и пробуждения, Чимин и Чонгук ждали от Тэхёна каких-то пояснений, уверенные в том, что ему всё известно. Он наконец-то осмелился заговорить. Две пары глаз смотрели на Тэхёна, как на безумного, пока он не перешёл к главной части. — Так что эти люди спасли нас, — добавил он к истории и сделал многозначительную паузу. — И потому наш долг - отблагодарить их. — Вступить в мафию? Разве это надёжно? — спросил Чимин с сомнением. — Это лучше, чем умереть, — холодно заметил Чонгук. — Да, — согласился Тэхён и начал красочно описывать будущее. — У нас будет всё. Дом, вкусная еда и свободная жизнь. Может быть, не совсем и свободная, но мы уже не будем слабыми, нами не будут помыкать. Чимин всё же расстроился, не так-то легко поверить в незыблемую честь преступников, которые «не преступники» только потому, что следуют своим правилам. По правде говоря, Чимин надеялся, что они смогут найти путь вернуться в Корею. Судя по всему, он единственный, кто так думал. Наверное, он верил, что когда-нибудь отыщет родителей и сможет спросить у них: «Почему?». Радовало одно. Они втроём, целые и невредимые снаружи, могли стать причастными к чему-то грандиозному и вылечить всё, что гнило внутри. Спустя несколько недель троица встала на ноги окончательно и в сопровождении покинула стены больницы на дорогом чёрном автомобиле. Их привезли на виллу Ринцивилло, утопающую вечерним часом в облаке огней. И более торжественного и уютного здания они ещё не встречали. Не броское богатство, а эстетично преподнесённое искусство, ухоженность. Проходя по тоннелю, обросшему ползучей зеленью, мальчики чувствовали насыщенный запах цветов, затем взошли по ступенькам ко входу. Внутри дома воздух свеж и лёгок, обстановка не кричащая и не утомляющая, с преобладанием сдержанных кофейных и серых тонов. До кабинета их довёл юноша по имени Карлос, любезно откланялся. Три горящие свечи - как источник света, не давали в полной мере разглядеть незнакомцев в чёрных костюмах, сидевших у стен. Но Тэхёну удалось насчитать двенадцать человек. Кивнув им, Марко поднялся из-за стола и со словами приветствия извлёк из корзинки большой апельсин. Тут же стала заметной мельхиоровая чаша. — Подойдите, дети. Апельсины определённо не вызывали приятных ассоциаций, тем не менее, Тэхён и Чимин смиренно опустили головы. Чонгук тоже. — Нет, смотрите на меня. То, что мы сделаем, в общем-то, формальность, но ею никогда не стоит пренебрегать. Пугающе блеснуло лезвие ножа, и торжественный голос Марко, впечатывающийся в сознание, продолжил изливаться вовне. — С этой минуты вы вступите в мафию Коза-Ностра и дадите клятву. Вы ещё многого не понимаете, да и не обязаны в силу возраста, но так уж вышло. Будет немного больно. Тэхён, ты первый. Сглотнув, он вышел ещё на шаг вперёд, и друзья в страхе следили за происходящим. Марко разрезал фрукт пополам, и душистый запах тут же разошёлся по комнате. Апельсин с красной, как кровь, мякотью распался на две сочащиеся части. — Прежде, чем мы начнём, скажи - готов ли ты? — Я готов, — не дрогнул Тэхён. — Тогда протяни мне руку. Тэхён заметил лежащую в сторонке маленькую бумажную иконку Девы Марии, ей он совсем не обрадовался. Между тем, Марко сделал осторожный надрез на подушечке пальца, и от нахлынувшей едкой боли Тэхёну пришлось прикусить щеку. Ничего уязвимее пальцев просто не придумать. Кровь медленно закапала в чашу, и Марко поднёс иконку, лицо Девы Марии сталось изуродованным пятнами. Монотонно и громко Тэхён начал произносить клятву, повторяя предложение за предложением, пламя свечи плясало в гипнотическом ритме, от сказанного не отречься. В следующий миг красная апельсиновая мякоть источила сок в чашу, а Мария оказалась подожжена и отдана Тэхёну в руки, чтобы в них и истлеть. Он возвёл на Марко не испуганный, а почти недовольный взгляд, а прожорливый огонь уже облизывал кожу. — Повторяй. Пусть моя плоть горит, как и этот святой, если я нарушу законы мафии. Перекидывая горящую бумагу из ладони в ладонь, Тэхён терпеливо произнёс: — Пусть моя плоть горит, как и этот святой, если я нарушу законы мафии. В пепел бумага сошла быстрее, чем ожидал Тэхён, и мучения его закончились. То же самое повторилось с Чонгуком и Чимином. Венцом завершения ритуала Марко подозвал всех троих, опустил палец в месиво из черноты сгоревших святых, сока и крови и помазал им лбы и запястья. — Добро пожаловать в семью. Остальные важные персоны поднялись со своих мест и произнесли сказанное могучим и звучным хором. С той самой минуты жизнь троих ребят существенно изменилась.øøø
Они становились сильнее, но не только. Жёстче. Закалялись тем, с чем случилось сталкиваться. За сытую и обеспеченную жизнь в хорошем доме одного из подчинённых Марко приходилось платить по-своему. Цена не устраивала Чимина, но и ему пришлось сломиться. Следующие два года они учились стрелять и обороняться, драться и отличать калибры оружия, остроты лезвий, правду от лжи. Не секрет, что преуспевали в этом Тэхён и Чонгук, Чимину же было страшно приносить кому-то хоть призрачную боль. Свобода мнимая. Первую половину дня они занимали умы, по настоянию Марко посещая престижную школу, ставшую открытием, а остаток дня уделяли физическим нагрузкам. Человек, приставленный к ним опекуном, обладал характером несговорчивым и резким и ненавидел «желтокожих» в одинаковой степени. Впрочем, от наказаний и унижений его удерживало влияние босса. Поэтому молчание в их новой «семье» следовало принять за наилучшее свидетельство мира. Иногда к ним заходил «отец», и троица могла разделить с ним трапезу, поделиться достижениями. Складывалось впечатление, что Марко действительно слушал их и особенно лелеял изложения Тэхёна. Но у главы ни разу не водилось много времени на визиты. Бытие не представлялось бы Чимину настолько трудным, не отправляйся они на настоящие задания, с которых однажды можно было и не вернуться. Во время первой перестрелки в каком-то обветшалом баре, Чимин забился в угол и просидел там, зажав уши, до самого конца, колени у него тряслись ещё с сутки. А Тэхён и Чонгук, переполненные ужасом и упоением, хвалились тем, как ловко избежали шальных пуль и сами подстрелили столько-то «упырей». После той ночи Чимин чувствовал себя плохо, и хуже всего от того, что разглядел в глазах друзей. Там бесновались звери, а рассуждения их больше походили на бахвальство одержимых. Они осознавали, что это не игра и смерть не в шутку, они убивали и гордились этим, оправданные всегда правым делом семьи. — Мы не только нападаем, но и защищаемся, — распахнув объятия, говорил Тэхён, который наедине с Чимином превращался в того же чуткого и славного друга. — Я понимаю, ты просто не такой, как мы с Чонгуком, для тебя это дико. Они с Чонгуком. Два сапога пара. Двое многообещающих юных убийц, ослеплённых жатвой во славу священных уз. Достучаться до Тэхёна Чимин не сумел, как и обратить его принципы вспять. Неделями позже Чимина не пустили с ними в машину, опекун оттянул его за шиворот и приказал возвращаться домой. — Почему, почему я не еду?! — он возмутился и замахал руками. Вернувшийся на крик Тэхён обхватил его за плечи и попытался утешить. — Я поговорил с отцом, и он разрешил тебе оставаться дома, не ездить с нами. Так будет лучше, — Тэхён позволил быстрое объятие. — Я настаиваю на этом. Мне спокойнее, когда ты в безопасности. — А меня спросить ты не собирался? А мне будет спокойнее от того, что я не знаю, где ты и что с тобой?! — И долго вы будете драму разыгрывать? — спросил Чонгук, выглянув из-за плеча Тэхёна. Его насмешливый взгляд неприятно полоснул Чимина, лишив дара речи. — Машина ждёт. Погнали, Тэ, хорош нюни распускать. — Иду, — выдохнул тот и, достав из кармана телефон, показал Чимину. — Дурачок, ты забываешь, что у нас есть это. Но только не звони, я сам, если что. А вот писать можешь. Ладушки? — Да… — Чимин изобразил улыбку. — Осторожнее там. — А ты осторожнее здесь, — он покосился на опекуна и, взлохматив Чимину волосы, впрыгнул в машину, где тут же весело засмеялся над какой-то шуткой Чонгука. С того дня выезды Чимина со старшими прекратились, и в дальнейшем он только и видел из окна затылки Тэхёна и Чонгука, смешавшихся с напарниками. Оба круто вымахали ростом, обрели более заметные мужские силуэты, подкачанные фигуры, да что и говорить - они хорошели с каждым днём и уже смело обсуждали женщин и поездки в бордель. Чимин слушал краем уха, на первом месте для него стояло их благополучие и факт возвращения с очередных разборок. Проводить время вместе они могли без зазрения совести, ездили веселиться и практически ни в чём себе не отказывали. Но счастье то тошнотворное, и Чимин с трудом удерживался от ветви разговора, какая приводила к ностальгии о прежних временах. Пусть и было трудно, но сколько душевности поселилось в тех годах, где у Тэхёна всё ещё присутствовали какие-то мечты о космосе и, лёжа с Чимином в обнимку, он рассказывал о полётах на другие планеты. Он просто был ближе. И физически тоже. Будучи отдалённым от насилия, Чимин научился относиться к их отъездам спокойно, как любая домохозяйка, провожающая на работу взрослых сыновей или… мужа. Сам Чимин прочно убедился и в том, что ему нравятся мужчины. Разумеется, он пробовал женщин, но ни одна из них не могла повторить того блаженства, того поцелуя (всего-навсего). Однако, Чимина не угнетала данная склонность, поскольку и его друзья, оказывается, пользовались услугами себе подобных. Между собой говорили они об этом открыто, без стеснения и даже изображая «голубков». Правда, выходило у них не просто смешно, а выразительно. И Чимин то ли не хотел признавать очевидного, то ли боялся столкнуться с реальностью. Но она настигла его сама. Чонгуку в тот день стукнуло шестнадцать, и после официального застолья с участием босса, шумная группа отправилась отмечать на широкую ногу в местный бордель. Тогдашний «Полумесяц» ещё не блистал будоражащим убранством, но всё же прекрасно удовлетворял любые прихоти. Посидев в гостиной в окружении полуголых людей и испробовав горячительных, сначала Чонгук отправился с несколькими дамами наверх, а после Чимин потерял из виду и Тэхёна, но подняться сразу не смог - вселенная кружила над ним звёзды, а от впервые втянутого кокса хотелось блевать. …Чонгук сидел на кровати в одиночестве, остывая от покинувших его женщин. Ветер болтал белую штору у открытого настежь окна. Больше ничего, кроме лунного света и неутихающего дыхания. Когда зашёл Тэхён, его скучающий взгляд переменился, губы растянулись в улыбке. Несколько минут они провели в безмолвном разглядывании друг друга. В захмелевших головах одновременно раскололась одна на двоих истина. Спасения бегством не предусмотрено. Тэхён совершил не шаг, но прыжок. Чонгук ринулся ему навстречу и, захватив в объятия, обеззвучил поцелуем, подхватил за ягодицы и опрокинул на подушки, требовательно раздвигая ноги и прокатываясь между. Он молниеносно избавил Тэхёна от одежды, перехватывая попытки вырваться. Такие забавно бесполезные, с подтекстом «нет, но да». Низко застонав, Тэхён подставил под поцелуи и укусы шею, плечи, ответом присосался к мочке Чонгука и вздрогнул, натолкнувшись промежностью на его стояк. Они были так пьяны и так счастливы, что не разбирали происходящее, двигались инстинктивно, продолжая бороться и кататься по кровати, взметая пыль. Чонгук пробовал заломить Тэхёна и удержать, но тот снова вырывался. Тэхён ловок, но Чонгук чуть-чуть сильнее. Схватка завершилась тем, что Тэхён застрял под ним, выбившись из сил, вздыхая проклятья и выпятив зад кверху, в чём романтики не наблюдалось, но желание вызывало неимоверное. Над ухом прозвучал томный вкрадчивый шёпот Чонгука. И отрицать того, что сказанное взаимно, Тэхён не мог, плоть его кипела. Помимо того, что это небольшой проигрыш, он же и победа. Над Чонгуком непоколебимым, не признававшим, что Тэхён занимает все его мысли, что нет никого настолько же потрясающего, кого бы он возжелал заполучить и изничтожить. Тэхён его король, бог и повелитель, и если так, то Чонгук опустошил бы любой Олимп, лишь бы забрать ему принадлежащее и задушить собственными руками. От пресыщения самолюбие Тэхёна разбилось следом за гордостью, Чонгук перебрал его косточки и назвал каждую. Он не претендовал и давно смотрел на него не так, будто «хотел», но «мог», в любую из выбранных минут. Умывшись чужой кровью, провоняв порохом, затаив тысячу и одну фантазию, им предстояло разломить дружбу, надругаться над ней, воспользовавшись тем, что уже так нравилось обоим. Сексом. Безостановочным и прошибающим пот, животным и грубым для юнцов, но местами, когда выдохи прямиком в губы, а пьяные взгляды - глубоко в душу, к ним заходила чувственность, оплавившаяся градусами, разнузданная, но непростительно нежная. Чонгук обнимал его, не как бывавших на том же ложе шлюх, замедлял движения бёдрами, словно пробуя переползти вовнутрь, не затронув артерий и органов, не повредив его клеточную структуру, не нарушая фактур и линий. Бережно. Несмотря на противоречащее желание распять. Разлили ароматное масло, искусали друг друга, наставили засосов - не отмоешь, а слышно вздохи, стоны, и серьёзнее. Поломка. Тэхён выгнулся, захлёбываясь оргазмом, глаза заполонило слезами, и по его телу, и по прежде каменному - Чонгука, прострочило миллиардом швов, и на запястьях затянулись жгутами его руки. Запрокинув голову, Тэхён раскрыл рот и зажмурился, выпуская хриплый крик... Когда снова смог видеть, Чонгук размазывал губами воду по его шее, и Тэхён увидел в дверном проёме постороннего, юркнувшего обратно в темень. Или, может быть, это видение совести. Но оно оставило занозу в памяти и опустилось неприятным осадком. Запустив пальцы в волосы Чонгука, Тэхён удивился тому, какие они мокрые. А кожа липкая. В сравнении с близостью, посвящённой другим, этот раз с их участием обоим показался лучшим. Нет, лучшим он и был. Их тандем сходился на физическом уровне, как никакой другой, вмещая в себя ещё больше космического, и если им сносило крышу, то души в параллельной вселенной также стремились слиться воедино. ...Приподнявшись на локте, Чонгук пронзительно посмотрел Тэхёну в глаза. — Ты в меня втюхался, да? — спросил тот, ухмыляясь. — Хер тебе. И не надейся. Но ты... классный, — добавил Чонгук, поглаживая его живот. — Разве это не одно и то же… — Чёрт… — Чонгук отпрянул. — Что? — Тошнит, сука, — он зажал рот руками. Нацепив простынь, они вместе помчались в ванную комнату, располагавшуюся прежде в конце коридора. Чонгука вывернуло наизнанку, и снова в этом не оказалось ничего, что бы могло понравиться, но Тэхёну нравилось. То, как разбито и, честно, стрёмно выглядел Чонгук, как стирал бумажкой рот, а попадал по щекам. Тэхён опустился к нему и, обречённо вздыхая, помог. — Бля, я забыл… — Тэхён рассмеялся. — Забыл… — Что? — Чонгук приобнял унитаз и скривил страдальческую мину. — Поздравить тебя с Днём Рождения. — Придурок. Я тебя ненавижу, — и несмотря на это, Чонгук бессильно расхохотался. Они успели принять душ, после которого заметно полегчало, и также, завёрнутые в одну простынь, доковыляли до оставленной комнаты, где покоилась одежда. Навеселе проходя по коридору, они не обратили внимание на Чимина, усевшегося на ступеньку лестницы. Чимин подпирал плечом стену и плакал, иногда судорожно вздыхая. Перемен в отношениях не грянуло, обыденность потекла прежним ходом. Не возникло споров и у Тэхёна с Чимином, он держался настолько обыкновенно, что первому и в голову ни пришло заподозрить неладное. Или же Тэхён ослабил внимание из-за сосредоточения на Чонгуке. В тот период отчёт о поступках давался ему сложнее обычного. И проседал на той части, перешитой страстью, до какой они с Чонгуком добирались при первой возможности. Им, что называется, вскружило голову. Неприемлемость и в то же время адовая доступность. Отхождение от системы и внедрение собственных правил. Они могли сорвать поцелуй на чужой территории, на гребне победы и над очередным трупом, сплетая завязь с горьким привкусом отгремевших выстрелов, могли переплести пальцы, замучившись в борьбе выдирать оружие или вдруг подраться, а после снова срывать злость на телах. Или опасно ласкать друг друга, заперевшись в кабинках туалетов посещаемых общественных мест. Немного соревнование. Гонка. Кто первым даст слабину, кто устанет строить козни и поддастся. Замечать проигравших не успевали - сжигало. Сила притяжения становилась губительной, она сокрушала, требовала жертв, вынуждала обнажаться и биться током, доводила до тошноты от резких перепадов к стратосфере и обратно. Порой, трогая друг друга руками, они не совсем разбирали, где чьё. Каждый откусывал по кусочку от себя, и если они могли побороть физику, то химия разделывала их на мясо, на аперитив подавая дыхание. Ничего не стоило спятить, влюбляясь в обветренные губы, загорелую кожу, тембр голоса, остервенелость и припадочный смех, зеркальное отражение пробивающих, но не пробиваемых взглядов, паузы между слов, шаги и даже самые уродливые прыщики, мозоли, шероховатости и сколы. Чимин не встревал между ними, Чимин был тем тылом, к которому они возвращались за напоминанием: всё хорошо. Он знал об этом. Знал, что отчасти - их гарантия и лотерейный билет, хранитель очага. Чимин чувствовал, что ему не хватает агрессии, что было бы куда честнее и лучше, разозлись он на Чонгука, возникшего из ниоткуда, разозлись на Тэхёна, не давшего объяснений, но постоянно кормившего надеждой, похожей на розовую чайку. Она взлетала между ними и обманчивым размахов крыльев поила воздух запахом моря, запахом Тэхёна. Злость отказывалась принимать участие. И то не смирение, во всей его красе, костями бы он за Тэхёна не лёг, и вовсе не протест, потому как на такое недостаточно храбрости. Чимин уверовал, что это и есть любовь. Но, как и всякая тихая, лишённая подпитки, она просто давала ему сил жить и терпеть, помогая автору её и создателю. Полгода Тэхён и Чонгук провели в мире, далёком от существующего, пропитанном взаимностью, налётом ярости, патокой нежности, распущенностью, делимой с другими - всем, как будто старались они прожить и прочувствовать наперёд. Они числились, как напарники и не расставались на зачистках, переговорах или прочих деловых поездках, и не беспокоились, что их могут заметить и уличить в интимной связи, поскольку свои никогда не тронут, как обязывала омерта - внутренний кодекс чести. Впрочем, он нарушался чаще, чем его успевали поминать. И хотя официально однополые отношения стояли под запретом, неофициально они цвели и пахли. Важным условием оставалось сохранение их в некоторой личной тайне. Тот пыльный августовский вечер, когда зной палил с неимоверной силой, запомнился каждому из троих по-своему, но для всех знаменовал переворот жизни с ног на голову. Чимин снова провожал их, но с тяжёлым предчувствием. У семьи какие-то серьёзные проблемы на юге, и несколько групп, в том числе - и группа с ребятами, должны были отправиться на какие-то богом забытые склады для увековечивания врагов в вехах истории. «Серьёзная заварушка», — озорно подчеркнул Тэхён. И та его настоящая улыбка была последней неподдельно счастливой, какую удалось застать Чимину. Обняв друзей на прощание и пожелав им удачи, Чимин простоял у ворот, пока не скрылась из виду последняя машина.