Ashen crown

Вне всяких сомнений, об их приезде главного уведомили ещё до того, как они успели въехать в гостиницу, но наблюдать предпочли издали, дав время то ли развернуться, то ли почувствовать, как же хорош знаменитый город на грани сентября. В просторном номере, где от кондиционера приятно холодило кожу, Чимин по поручению Тэхёна первым делом взялся за телефон и занялся координацией людей непосредственно в городе: после всего, что случилось, приехать маленьким составом, как и обещал, он не смог себе позволить. Оставалось надеяться только на то, что не обозлится и не спустит собак, ограничившись добычей информации. Что касается вопроса безопасности - впросак им не попасть. Скоро босс вышел из ванной, сменив костюм на светлый и лёгкий, уверенно проследовал к большому зеркалу и поправил ремень. — Ты всё сделал? — Позиции прояснил, все ждут твоих указаний, — отчитывается Чимин, лениво потягиваясь на огромной кровати. Они получили подтверждение тому, что брат Савиано после досрочного освобождения полгода назад действительно обосновался по известному адресу. Остаётся только нанести ему неожиданный визит и задать пару-тройку вопросов, возможно, с летальным исходом. Тэхён решил дотянуть с этим до наступления темноты. — А пока будем паиньками, просто погуляем и зайдём к моим старым знакомым. Пусть Луиджи думает, что у нас есть чем заняться помимо откручивания его тупой башки. Сыграем в дурачка… Сыграли они неплохо, в местном подпольном казино, где Тэхёна встретили с небывалым радушием. Там не приходилось думать ни о причинах, ни о следствиях, а богачи раскидывались деньгами направо и налево. У стола с блэкджеком Тэхён погрузился в собственные мысли, и Чимину пришлось рассчитывать на свои силы в одолении других игроков. А думал Тэхён всего-навсего о том, следует ли сдерживаться и прощать тех, кому прощение не светит. Кодекс чести гласит, что любому, кто причиняет вред семье, следует нанести ответный удар и привлечь к ответственности, иной раз отомстив жёстко и без колебаний. С некоторых пор Тэхён не видит смысла в разбросе пуль, он успел пресытиться ролью «крутого мафиози», успел хлебнуть и говна. Отзвониться бы Марко и «поблагодарить» за тот трон, на который, знай обстоятельства с самого начала, не взобрался бы ни за какие коврижки. Подтянутый мальчик-крупье шепнул на ушко, что Тэхёна ждёт владелец. «На чай». То есть, пропустить стаканчик-другой виски и потрещать о кулуарных заговорах: местные бандиты всегда отличались своенравностью и в подчинение не вязались, особенно, когда место занял неуравновешенный зарвавшийся щенок Мотизи. Вместе с Чимином они проследовали наверх по бархатному ковру, в овальный тёмно-синий кабинет с белыми кожаными диванами. Воздух нещадно прокурен. В компании давнего товарища и его приближённых время летело быстро. Кое-кто проговорился, что у Мотизи нелады с бизнесом и вообще, он зашивается в долгах, поэтому отплясывает то перед одним папой, то перед другим, ловко подкладывает свиней всем неугодным, а также ввязывается в авантюры. — Даже с одним ублюдком из Венесуэлы подружился, — сказал строго одетый плотный мужчина и причмокнул сигарой. — И к мексиканцам клеился. Хотел там отхватить долю в карибском бассейне. — Мы ему сразу сказали: условия, что были подписаны с твоим отцом, останутся в силе, хоть ты обделайся, — со смешком говорит другой, активно жестикулируя руками. — Типа дружки зарубежные нам тут не нужны. — Его здесь никто не жалует, верно? — догадки Тэхёна подтвердились: раскол в Палермо имеет место быть, атмосфера танцев на минном поле. — А то! Убрали бы давно, да тут кажется не всё так просто. — То есть? — подал голос Чимин. — Во-первых, кто придёт вместо него? Тут с горем пополам, но справляемся по старым правилам, а эпоха, сами знаете, задницы жарит только так. Во-вторых, с Луиджи что-то нечисто. Он мутный, как ебаное океанское дно, мы не в курсе, с кем он водится, но когда нужно - всегда достанет денег, партнёров найдёт, любой ступор разрулит. — Великий маг и чародей, — хохотнул Чимин, и его поддержали, всколыхнув виски. — С его отцом было попроще, конечно, — в возобновившейся тишине заметил Тэхён, глядя на подтаявшие льдинки. — Жаль, что он так быстро отошёл в мир иной. — Не мудрено, что сынок похлопотал, — хрипло отозвался сидящий напротив упитанный банкир. — Да хватит тебе языком молоть, Ринальдо! — прикрикнули на него. И такая версия ходила среди знающих. Мол, по старинке Луиджи подстроил покушение на отца, чтобы поскорее занять его кресло. Кто-то верил, а кто-то сомневался, полагая, что у сынка на такое извилина не заточена. — Как бы то ни было, Тэхён, держи ухо востро. Тебе сейчас непросто приходится, но на нас можешь рассчитывать, если что. Тэхён ни на кого рассчитывать не собирался, прекрасно зная, как работают законы выгоды и рынка. Даже если здесь его и жаловали, то неспроста. На острове известно, у кого самые острые зубы и чьи слова не расходятся с делом. Но это не значило, что пора расслабиться и купаться во мнимом обожании, готовым превратиться в хороший валежник. Главная цель приезда не раскрыта, её озвучивания никто и не просил, если Тэхён позволяет себе выезды из Катании, означать это может только одно: вопрос требует срочного разрешения. До вечера Тэхён вёл себя спокойно и отстранённо, и Чимин не мешал его раздумьям. Они прогулялись по городу, покатались на яхте, после прошлись по тенистой аллее и наткнулись на женщину цыганской наружности, из-под чьих чёрных бровей жгло всеведущим взглядом. Естественно, она желала им погадать. Тэхён прошёл дальше, а вот Чимин задержался. — Да брось, ты серьёзно? — он повернулся и скрестил руки на груди. — Она тебя обдерёт, моргнуть не успеешь. — В жизни чужого не брала, — прохрипела женщина. — Это всего-навсего забава, почему бы и нет? — заулыбался Чимин, и его очарование выветрило из Тэхёна скептика. — Бля, как хочешь. Я вон на той скамейке подожду, — Тэхён указал вдаль и ушёл. Чимин же обратился в слух. Взяв его раскрытую ладонь, цыганка помассировала холмики, рассмотрела с пронзительным вниманием каждую чёрточку. — Добрый ты, мальчик, сердце твоё открыто, и мысли чистые, умный, отзывчивый. Несмотря на тихий характер, погулять горазд. Связей много, плотских утех, переживаний... Детство было плохое, без родителей, тяжёлого труда отведать пришлось. Зависишь от кого-то сильного, — она незаметно сделала кивок в сторону, где исчез Тэхён. — Давно любишь одного человека, но он тебе делает больно, и душу твою поедает, и тело. Чимин широко раскрыл глаза, сглотнул. — И что меня ждёт? — Сам выбирай, — женщина отпустила его руку, будто удостоверилась в чём-то окончательно. — Но в ближайшем будущем ничего хорошего не вижу. И лишения будут, и горя хлебнёшь ещё немало. А всё потому, что любовь твоя роковая. Отчасти так судьба складывается... Оцепенев, Чимин смотрел на её браслеты, дешёвые побрякушки, колыхающиеся на запястье, голова у него заболела. Не расстроиться он не мог, но и с обвинениями накидываться прав не имел, коли сам попросил. — Эй-эй, не слушай её бредни! Судьбу ты делаешь сам, не еби мозги, — появившийся Тэхён взял Чимина под локоть, выводя из транса. — Пойдём лучше поедим. Как ни странно, Чимин быстро откинул паршивые мысли. Они отведали деликатесов и холодных десертов. За эти долгие часы проронили по парочке малозначимых реплик. Чимину на удивление хватало и даже настолько, что он украдкой старался не выдавать улыбки, появляющейся всякий раз, когда Тэхён позволял смотреть на него дольше трёх минут (то есть, любоваться). Возможно, он и не подозревал, что для Чимина за ценность - целый день вдвоём. Желание поговорить Чимин компенсировал, звоня Хосоку, и тот рад был обрушить на него поток неконтролируемых эмоций по поводу происходящего. С интонацией бывалой актрисы он рассказывал о мучительных отношениях с падре и давал сводку новостей о тех мелочах, какие обычно веселят простых смертных. Задрав голову, Чимин снова хохочет, пританцовывая под пальмой неподалёку. Отошёл, чтобы не мешать Тэхёну в тишине наслаждаться лазурью вспенивающегося Тирренского моря и вкусом фраппучино. Солёный бриз обдувает лицо, вздувает рубашку, под тенью зонтика сладко пахнет недоеденным клубничным тирамису. Тэхён чувствует, как за ним наблюдает Карлос, сидя за столиком позади, слышит, как ворчит на Гаспара, который снова балуется играми на телефоне. Другие посетители подсвечены слабо, почти меркнут. А все звуки покрывает заливистый смех Чимина, ласкающий слух. Он слаще десерта и приятнее волн, осторожно изучающих берег. Чимин спасителен. Иногда, когда Тэхён невольно возвращается мыслями назад, в сырое прошлое во всей его мерзостной красе, и от подступающей тошноты саднит глотку, он пользуется приёмом, выученным у психиатра. Вспоминает самые лучшие моменты. И если с участием одного человека он не мог позволить себе такой роскоши по причине появления боли ещё большей, то с Чимином старался на полную, прибавляя его образу немного надуманного и подсознательно прикрывая те значимые ночи и объятия не с ним, за повтор каких он когда-то продал бы душу дьяволу. Порой он думает, что его влечение к Чимину носит всеобъемлющий характер, окупающий их общие грехи, порой останавливается, чтобы не навредить, но гораздо чаще он остаётся у черты, где есть место уважению тела и духа, где между ними - теплота и беззвучие цепей, отсутствие песка. Непорочность. …Крутанувшись, Чимин вдруг поймал на себе внимательный взгляд и вздрогнул, скороговоркой продолжая доносить Хосоку важное. Тэхён смотрит на него, чуть прищурившись, с каким-то томным ожиданием или хорошо замаскированной тоской. Или гордится тем, каким Чимин сумел стать для него. Или сожалеет о том, каким не может стать для Чимина. Так или иначе, он молча призывал его вернуться, и прочесть знак иначе невозможно. К девяти они снова очутились в номере, готовясь к визиту, проверили пистолеты. Вставив обойму, Чимин небрежно швырнул его на кресло, и оба вспомнили Юнги, который бы в ответ на подобное святотатство отчитал бы его от и до. Тэхён не торопился от слова совсем, предчувствуя, что жертва никуда не денется. Эгоистично предполагать, что он тянет время, и Чимин мысленно себя одёрнул. Застыв у музыкального центра с сердитым лицом, Тэхён долго водил пальцем по экрану телефона и, наконец, воодушевлённо похлопал. Пригубив на дорожку ещё виски, он качнулся и плавным жестом подозвал Чимина к себе. Приоткрыв рот, тот узнал пронизывающие ноты, он как-то слышал эту песню и пробовал подпевать. «Lara Fabian – You're Not From Here». Чимина словно начали сладостно душить. Тэхён притянул его за талию и, взяв за руку так, что сплелись пальцы, с грацией истинного джентльмена аккуратно повёл в танце. — Позвольте пригласить вас и плевать, что мы уже в процессе… — мурлычет он, и Чимин заливисто смеётся, именно так, как Тэхёну нравится. — Ты сбрендил? Нам же выходить пора, — голос дрогнул, он почувствовал, как зарделись щёки, а в груди теснее и теснее, он лопнет изнутри, и не выберется живым. Но штормит его не от градусов, и колени подгибаются не поэтому. Просто здесь Тэхён, жестокий для других, но мягкий по отношению к нему. Некая доля избранности спадает пахнущим горечью саваном. — Ещё как сбрендил, — Тэхён прислонился лбом к его лбу и заулыбался. — Правда, давай потанцуем? Когда нам ещё такой шанс представится? Растаяв под его властным взглядом, Чимин не отвечает, боясь вздохнуть и расплавить момент, развеять. Не мираж. Это та близость, которая достаётся ему от Тэхёна, не предпринимающего попыток сбежать или отказаться, показавшись недостойным. Не поборов частого дыхания, Чимин подстраивается под шаг и кладёт подбородок ему на плечо. Плотно прижавшись друг к другу, они чувственно и медленно вальсируют по комнате. Так надёжно и тепло может быть только с ним. Чимин разрывается от переизбытка эмоций, и не знает, чем чреват застрявший в глотке ком, смехом или слезами. Одновременно ему хочется всего и сразу, прикасаться к Тэхёну, делиться нежностью, считать, сколько раз он успеет вздохнуть, пока сближаются лица, стать причиной его улыбки, обнажиться до скелета искренности и впитать печали, переписать их на чистовик без единой ошибки. Дрожа, он едва ли способен понимать, что происходит, послушно плывёт по течению. Тэхён щекочет дыханием шею, его большая ладонь топит ручонку Чимина, который закрывает глаза, отдаваясь сну наяву. И не верит до тех пор, пока не ощущает губы Тэхёна поверх своих, неожиданно горячие, мягкие из-за бальзама и терпкие хмельные… Продолжая кружить, Тэхён придерживает его спину и прижимается ещё и ещё, увлажняя и принося привкус ржи, который Чимин тут же невольно слизывает, дурея до головокружения. Он больше не способен двигаться, цепенеет, зажатый в объятиях. А песня льётся по их венам, давая прочувствовать болезнь, чёрную плесень, тягу и шрамы. Тэхён продолжает впечатываться невнятно, пробуя и страшась того, насколько опасна для него вседозволенность, потом прилегает несдержанно сильнее и чаще. Он страстно обхватывает голову Чимина руками, вороша волосы, и проталкивает язык. Чимин вздрогнул так, будто это проникновение гораздо глубже. И хотя они целовались множество раз и при разных обстоятельствах, сейчас что-то другое, что Тэхён держит на поводке, как рьяного пса, а дотронуться даёт до разогретого воздуха. Тем не менее, он жжётся, и неизбежное соприкосновение тугих бёдер, бугров под ширинками, отбирает у разума шансы на победу. Делая короткие передышки, Тэхён нападал снова и снова, и чувственный Чимин подавался навстречу, охваченный его пламенем, подстёгиваемый своим. Скорбная жажда. «...любовь твоя роковая...» Но другой ему не нужно. Нужен Тэхён, какой он есть, весь. Покалеченный, больной или здоровый, сильный или слабый. Любой. Как первооснова и начало начал. Они летели то высоко, то низко. Расходуя неиссякаемое тепло. Чимин опадал, слабел, едва поспевая за оборотами языка, держался за его плечи. Он трогательно уцепился за воротник Тэхёновой рубашки, точно тот собирался скинуть его в бездну, распрощаться и не преследовать. Кажется, у них получается продолжать танец. С трудом, переигрывая желание сломать то, что поддаётся, Тэхён проявляет нежность, которая недоступна ему много лет. Суть в ней - не просто подарить, а получить наслаждение, но кроме животной тоски по телу он ничего уловить не может, и поцелуй превращает в яд змеи, отчаявшейся от него избавиться. Он не прощает себе мысли, что бесстыже хочет Чимина, но хочет трахать, заполучив не то, к чему стремится. А нужное ускользает, прикрываясь солнечной пылью, словно в оправдание... Тэхён снова весь там. В объятиях человека, которого нет, под градом его поцелуев, под сенью его тела. Веки стали влажными. Чтобы Чимин не успел опомниться, Тэхён резко опустил руки на его ягодицы, сжал и подсадил на столик, закинув ногу к себе на бедро и давая возможность кончить. Насколько нужно быть важным, чтобы доводить до оргазма губами?... Целуя Чимина с ожесточённым пристрастием, Тэхён теснит его и позволяет себе проверить знаковый укус на надплечье, и как только задерживается у ярёмной ямочки, по Чимину ударяет волна, пробегающая по Тэхёну вибрацией. Застонав срывающимся голосом, он выгнулся, хлопнув руками по его груди, и всхлипнул, наверняка чувствуя что-то вроде стыда, испорченности… Хотя Тэхён видит его невероятно красивым, видит его взмокшие виски и проступившие вены, приоткрытый тёплый рот и лёгкий румянец. Любой другой посвящённый мужчина счёл бы за счастье иметь в своих руках такое чудо. Изнурённый, Чимин виновато смотрит Тэхёну в глаза. А тот ждёт, что в нём загорится оно самое, но чувства, притуплённые, ссохшиеся, не дают себя обнаружить. Если он перегорел окончательно, ему очень жаль. Чимин заслуживает лучшего, не пустот. Они отказались от «дружеских услуг», и Чимин вправе подумать, что находится в его легитимном пользовании независимо от установленных правил. Между рёбер засела заноза, и то воздушное настроение, что сопровождало Чимина весь день, куда-то испарилось. Гораздо хуже и страшнее безумного и бездушного Тэхёна оказывался тот, который, справляясь с вакуумом, пытается любить. Чимин прочувствовал его тревогу и с ужасом осознал, что забирается на ложе, сочно выкрашенное сепией. До сих пор. Где-то там, в недрах сердца, в палеозое памяти. Время ничего не лечит, эта сука ковыряет там, где больно. — Я… — Чимин осторожно сполз со стола, бормоча: — Мне теперь переодеться нужно. Я быстро. — Да, конечно… — Тэхён отрешённо смотрел куда-то в сторону. Когда Чимин ушёл, он протёр увлажнившиеся глаза и закурил, обнаружив отсутствующее возбуждение. Это хорошо. Потому что он действительно боролся. Откуда-то из глубины приходили видения, о каких он предпочёл бы забыть. Он целый не потому, что у него есть Чимин. Тэхён обещал себе, что не прогнётся и не даст себя поставить раком, он сделал травму мотивацией. Но Чимин - залог его нормальности, адекватности, как ни назови. И он хочет понять, что чувствует к нему на самом деле, делает ставку на длительность отношений и их качество, на то уважение сокровенного, которое прежде не предавалось унижению. Скоро они оба стояли перед домом, погружённым в темень. Чимин неловко молчал, Тэхён не посмел прикоснуться, проронив «прости», не высказанное вслух.

***

Юнги побывал на приёме у епископа ещё до обеда, прояснил ситуацию и задал несколько наводящих вопросов о прибывших кардиналах. Да, появилась необходимость соблюсти законный процесс проверки, но это напуганные служки обратились с жалобами, а не подписать он их не мог. Однако и под страхом смерти компаньон якобы ни за что не стал закладывать Юнги. «Так вышло. Подождём». Понадеявшись, что более никаких подлостей его не ждёт, Юнги вернулся домой и с унынием обнаружил, что здесь ему невероятно скучно. Спускаться в погреб нет нужды: там ни одного детища. А отцовский кольт на хранении у Эсперансы. Поразительно, как можно было доверить взбалмошной девице практически члена семьи, но Юнги доверил. Юнги подобрал удачный час для выхода. Разленившееся солнце скрылось за тучами, сменился ветер. Общественный транспорт он не любил, а потому изучал пешком тротуары. По дороге встретились ребятишки, которых он обучал, и пришлось соврать, что занятия временно приостановлены, так как падре немного «приболел». Отпустив их с улыбкой, он сунул руки в карманы и затосковал. Скорее всего, возобновить не выйдет. И вот, плохо понимая, зачем и почему, он обивает порог, к которому притянут невидимой струной. Пришёл не с пустыми руками: коробка маффинов и… На букет цветов он сам продолжает смотреть, как на первый признак полоумия. Но что сделаешь, если так воспитан? Эсперанса расположилась на квартирке рядом с борделем, успешно подселившись к Чимину. Насколько известно Юнги, здесь недавно побыл ремонт, и внутри, согласно утончённому вкусу владельца, должно быть уютно. На звонок или стук отклика не случилось. Толкнув дверь плечом, святой отец обнаружил, что та поддаётся. Взволновавшись не на шутку, он прошёл внутрь, опустил гостинцы на столик и прислушался. Со стороны ванной комнаты доносилась искристая восточная музыка, барабанная дробь. Покинув Стамбул, кое-кто привёз его частями с собой. Юнги пригнулся, осторожно идя по стенке, принюхался к сладкому аромату эфирных масел. Падкий на вкусные запахи, прошёл дальше по коридору. Любопытство не травилось порядочностью. …Появившейся щелки в двери Хосок не заметил, так как возлежал в пенной ванне, уложив голову на подушечку, и пел на турецко-итальянском, почти везде попадая в ноты. Из-под покрывала белых пузырей выглядывают смуглые колени, и плещется белая пушистая вода до уровня резных ключиц, а он тягуче тянет «ре» второй октавы и срывается вниз до хрипа, а потом затихает, обнаружив голодные волчьи глаза, впившиеся в него с неприкрытой похотью. Они зияли и блестели в черноте. Хосок быстро собрал волю в кулак и успокоился, провёл рукой по волосам и устроился поудобнее, как могла бы сделать Венера Милосская, отрасти она руки и будь способна пошевелиться пред алчущим взором смотрящего. Первое правило Хосока: помни, что всегда выглядишь прекрасно. — Я сделаю вид, что не заметил, хорошо? — прикрикнул Хосок, сделав музыку потише и услышал смешок. — Это посягательство на частную жизнь, между прочим! — Тогда тебе следовало бы запираться, bambolina… Покраснев до ушей, Хосок опустился в ванну поглубже. Святой отец очень плохой мальчик, раз называет его «куколкой», невероятно плохой и напрашивается на перевоспитание. — Я подожду в гостиной, — слышится следом, и шаги падре удаляются прочь. Прежде, чем она явилась, Юнги успел осмотреться, оценить светлые просторы квартиры в стиле арт-деко, посидеть и даже полежать на роскошном угловом диване. — Держи… Он присел и обернулся. Эсперанса, облачённая в голубое шифоновое платье, подпоясанное под грудью, подошла и торжественно вручила кольт, обёрнутый в мягкую серую ткань. Ей ведь никто не говорил, что Юнги заботится о нём, правда? Приняв дар, он едва успел придержать улыбку. — Ты ведь за ним пришёл, насколько я понимаю, — как истинная хозяйка, она села рядом и, закинув ногу на ногу, нежно поинтересовалась: — Чай, кофе? А может быть ты голоден? Ну, судя по тому, как ты пялишься на мою грудь. Юнги неохотно поднял глаза на ухоженное личико, но стыда в них не обнаружилось. — Это вполне естественно, нечего напоказ выставлять, — простодушно ответил он. — И спасибо, но мне кусок в глотку не лезет. — Смотря чего кусок, — заметила она и толкнула язычком в щёку. Остроумна. Безбожница эдакая. — Кстати! Минутку. А то забуду. Юнги отлучился. Проводив его удивлённым взглядом, Эсперанса успела посмотреться в зеркало и поправить чёлку, стереть комочек туши, упавший на скулу. Падре принёс подарки и, протянув букет, поцеловал изящную ладонь танцовщицы, взглянув так, что у неё в самом деле подпрыгнуло сердце. Она бы завопила от прилива эмоций, но лишь смущённо спрятала в ладошку кашель и поблагодарила. — А ты ничего так джентльмен, — семь розовых роз тут же отправились в вазу, она забегала туда-сюда, готовя кофе под выпечку. — Тебя не смущает, что Хосока нет? Сев поудобнее, Юнги отрицательно помотал головой. В какой-то степени он восторгался этим его умением играть за двоих, его намертво привязывает всё, что выходит за рамки, хоть убейся. — Я же говорил: будь, кем хочешь. Эсперанса расцвела. Вскоре они могли насладиться великолепным латте, обсуждая вещи, далёкие от духовных. — Из-за отъезда босса такой раскисший? — умяв ещё один маффин, спрашивает она. — Да нет, — Юнги пожал плечами. — За него я как раз меньше всего переживаю. Наверное. — Ага, — она прищёлкнула пальцами. — Твои оружейные делишки под угрозой. Я бы тоже расстроилась. Видела я этих кардиналов, шастали по улице, от них и впрямь мороз по коже... — Где видела? — перебил Юнги, сдвигая брови в кучу. — Из окна кабинета в борделе. Сегодня с утра. Их было двое… — Вдруг Юнги встал с места и прошёлся по комнате, добрался до окна и словно бы проверял, нет ли кого на уровне четвёртого этажа . — Что-то не так? — С чего это они разгуливают, где вздумается? — насторожился Юнги. — Точно, не все ж такие грешники, как ты, им у публичных домов делать нечего, — напряжённо подметила Эсперанса. — Или ты о чём-то серьёзном… — Я воспользуюсь телефоном? — Пожалуйста… — едва она ответила и указала на мобильный, как Юнги уже вышел звонить. Разговора она не слышала, но чувствовала невыразимую радость от того, что он поблизости, от того, что можно слушать его голос. По возвращению изрыгнувший скверну. — Блять! Надо было мне сразу спохватиться, — Юнги заметил небывалое удивление, посланное в его адрес, объяснился. Он звонил товарищу из Ватикана и просил уточнить фамилии и имена тех, кого выслала Сигнатура, затем сверил их с теми, кто представился ему, на всякий случай отзвонился управляющему гостиницы. Сложить два и два смог бы и ребёнок. К нему приходили четверо самозванцев, а настоящие кардиналы только-только распаковывают чемоданы. — Но если эти настоящие только что пожаловали, то кто тогда те и что им нужно? — Эсперанса округлила глаза. — Какие-то засланные казачки, от которых нам нужно поскорее избавиться. Скорее всего, пытались пронюхать о моих тайниках или ещё чего учинить. В любом случае, оставлять их без присмотра нельзя, — Юнги уложил кольт в сумку. — Стрелять умеешь? — Я? Ну… — она замялась, не желая показаться хоть в чём-то несовершенной. — Ладно, — он снисходительно улыбнулся. — Позже научу. Могу я на тебя рассчитывать в одном деле? — Разумеется! Каков план?... С такими и в огонь, и в воду, и в самое жерло вулкана прыгнешь. С теми, у кого душа всего горячее. Для выполнения такого опасного плана никто другой не подошёл бы Юнги в качестве союзника так же хорошо и по всем параметрам: красоты, ума, интуиции и навыков самообороны. Предполагаемые «кардиналы», одетые в штатское, ужинали в малоизвестном баре и тихо шушукались за столиком в углу. По всей видимости, они готовятся покинуть город. …Подперев кулачком подбородок, Эсперанса не сводила блестящих глаз с Юнги. Она ещё не видела его в обычной одежде. Кепка, дырявые джинсы и клетчатая рубашка, которых он не носил почти ни разу, входили в тот скудный запас вещей, что использовалась на крайний случай. Он чувствовал себя чуть по-новому, но в целом не обращал внимания, прислушиваясь к каждому шороху и изредка щупая рукоять спрятанного ствола. — Слушай, почему бы тебе всегда так не ходить? — Заканчивай пялиться на меня, — Юнги допил пиво и поморщился. Грешить, так грешить. — Готова? Начинаем. — Умеешь ты свидание испортить, — фыркнув, Эсперанса откинула волосы. Грациозная и великолепная, поднялась в полный рост и, покачивая аппетитными бёдрами, направилась в сторону предполагаемых бандитов. При марафете и макияже, в облегающем чёрном платье. У Юнги закружилась голова от взгляда на высоту её каблуков. Вслед ей посмотрели почти все посетители мужского пола. Господи, Хосок, наверное, умеет всё. Юнги отряхнулся от заполонивших голову фантазий. Перекинувшись парочкой фраз, Эсперанса живо влилась в компанию «заскучавших» мужчин. На обаяние они клевали не хуже молодняка на приманку. И смотрели на неё с таким вожделением, что у Юнги внутри закипело, забурлило. Хотя он вовсе не собирался западать или что-то в этом роде, просто компания этого неординарного человека ему приятна. Эсперансу активно угощали выпивкой, но пила она умеючи (то проливала за спину в горшок с пальмой, пользуясь невнимательностью спутников, то меняла рюмки прямо у них под носом). Спустя каких-то двадцать минут она добилась требуемой цели и, притворяясь очень пьяной, согласно шла на выход под ручку с одним из мужчин. Его дружки топали следом. Юнги незамедлительно отправился за ними. Если бы до того он не проверил, что прибывший квартет пользовался услугами местных ночных бабочек, ни за что бы не подписал на это Хосока. Главное, чтобы теперь не подвело охотничье чутьё. Они приехали на стареньком непримечательном «фиате» с наверняка перебитыми номерами. Юнги сел в подаренный Тэхёном пикап, припаркованный неподалёку. Так негласно обозначилась вторая часть большого плана. Держаться на расстоянии, садясь кому-то на хвост - дело не такое уж и простое, и выглядит отнюдь не так идеально, как в боевиках. Но преимущество Юнги в том, что он знал местные дороги и объезды и предположительно догадывался о новой дислокации, где расположились самозванцы. Рисковать Эсперанса приучена, а вот у Юнги по пути сосало под ложечкой, беспокоился он не за провал операции по зачистке, а почему-то ещё. Первопричину перекусил, как оголённый провод, чтобы не растерять концентрации. За тонированными стёклами он видеть не видел, что там происходило, но если кому-то из ублюдков захочется раздеть Хосока, то быть беде. Оставалось уповать на его сообразительность и изворотливость. Вероятно, им лучше было бы положиться на настоящую путану, одолжив её в борделе, но в подобных обстоятельствах надеяться приходится на ближнего. Пусть Хосок и не так давно в их команде, но зарекомендовал себя положительно. Тем временем, придерживая руку похотливого мужчины на своём бедре, Эсперанса продолжала шутить и смеяться, нервно оглядываясь назад. В одну из минут пикап пропал из виду, и у Хосока ёкнуло сердце, он уже представил, как воняющее порохом дуло впихнут ему в глотку и сделают однозначный выстрел, а раскрытый секрет ещё долго будет витать в воздухе, напоминая кровавый парфюм. Ехали они недолго, спешно выгрузились. Успев бросить взгляд на вывеску, Эсперанса выяснила, что они в небольшом отеле. Уже хорошо. Но Юнги позади нет. И это придаёт шагам неуверенность, поднимая со дна желудка тошноту и волнение. На ресепшне она потянул время, заигрывая с молоденьким администратором, затем её бесцеремонно пришлёпнули по заднице и повели наверх, затолкали в номер. — Я отлучусь в уборную на несколько секунд? — спасительная дежурная фраза не прокатила, Эсперансу пихнули на кровать. — Так даже веселее будет, не парься!... — Ну, раздвигай ножки, красотка. Четверо, разогретые алкоголем, наползали на неё со всех сторон, раздеваясь на ходу. Как бы они ухмылялись, узнай что у них дикий стояк на мужчину?… Поджав колени, Хосок соображал за двоих со скоростью света. Триумфальная улыбка принадлежала всемогущей Эсперансе. И тут же к ней под подол платья скользнула волосатая рука. — Это чё… ЧЛЕН?! — Прекрасный член, — с обидой поправила Эсперанса и, мгновенно избавившись от улыбки, отпихнула пристававшего и въехала ему по яйцам. Взревев, кто-то схватил её за плечо (определённо до синяков), но удар с разворота под дых оказался реакцией, что надо. Пользуясь сумятицей, она отскочила в сторону и двинула на встрепенувшихся противников тележку (по-видимому, так и не убранную с завтрака). Та звонко перевернулась, и посуда полетела под ноги, тройка обозлённых бандитов натягивала штаны обратно. Хлынули яростные матерные крики. Один из них достал револьвер и, сплюнув на ковёр, приказал притормозить. Эсперанса застыла у двери в ванную, заслышав звук револьверного барабана, медленно развернулась. — Ты что такое вообще, сучара?! Кто тебя подослал?! — он внимательно изучал пугающую фигуру впереди, будто бы пытаясь найти пистолет в складках платья. Чёлка взмокла. Хосок понимает, что если не уберётся прочь сию минуту, этот придурок выстрелит. Успеть бы запереться, но нет гарантий. Загнать себя в ловушку - не выход. Хосоку нужен Юнги. Сейчас же, мать твою! Особое волнение, сродни забившемуся в припадке инстинкту, подстегивает Эсперансу оттолкнуться от места, как пружину и с ужасом осознать, что только что она избежала участи быть застреленной. Рухнув на пол, она покатилась под кровать, видя, как дымится дыра в стене. И когда живот начинает сводить от страха, раздаётся три бесшумных щелчка из-под глушителя, однозначных, как удар каблучка во время маршировки. Увидев знакомые кеды, Эсперанса выбралась. Три трупа производили впечатление ненадолго прилёгших отдохнуть манекенов с резко оглупевшими физиономиями. Юнги с завидным хладнокровием связывал последнего из четвёрки и заклеивал ему беспрестанно ругавшийся рот. — А ему крепко досталось, — он похлопал несчастного по боку. — Я чуть Богу душу не отдала!— бесстрашная воительница притопнула ногой. — Где тебя носило?! — Я как раз стоял за дверью и ждал, когда лучше появиться, чтобы тебе не пришлось представляться Господу. Побледнев и бессильно оседая на стул, Эсперанса сдержала желание выругаться. Если он и врёт, то весьма искусно. В конце концов, самое страшное позади, пора бы и приободриться. В комнате с мёртвыми. Юнги словно не занимала эта проблема. — Осмотри тут всё, пока я упакую поклажу и приберусь, — просит он, возведя сокрушительно заботливый взгляд. И пока святой отец пакует почивших в подготовленные чёрные мешки, Эсперанса аккуратно осматривает шкафы и ящики, а потом, наткнувшись на подозрительное, напряжённо вглядывается в походную сумку цвета хаки. Пленный позади продолжал мычать. — Юнги, тут кое-что есть. Минуту спустя он вытащил из сумки необъяснимые детали: платы, пучки проводов, пакетик с каким-то раскрошенным пенопластом. — Селитра, — зрачки его сузились, мелькнувшая догадка проколола лёгкое. Позавчера Тэхён забрал машину из автосервиса. Он подскочил и схватил Эсперансу за плечи. — На какой тачке уехали Тэхён с Чимином?!... Эсперанса озадаченно хлопала ресницами, пытаясь вспомнить, но вовремя сообразила, что не застала их отъезда воочию. — Не знаю! Да что это за хрень?! — Неудавшиеся электродетонаторы… Разжёвывать не пришлось. Они опасливо переглянулись. Мучительно вздохнув, Юнги кинулся срывать скотч со рта заложника, вопрос задал один. — Что здесь, блять, происходит?! Он смеялся, по-свински хрюкая и нисходя до визга. — Небольшая игра! Мы исполнили приказ! Вот же веселье!... И тогда они увидели, что в кровавых глазах не осталось здравого смысла, его рассудок оцифрован чьим-то влиянием, он охвачен безумием идеи. Пришлось отвернуться, чтобы не видеть, как Юнги размазывает ему лицо в попытке выяснить, что сработает рычагом для возможного подрыва и что именно заминировано. Одно они знали наверняка: сообщить Тэхёну так запросто не выйдет.

***

Преспокойных ночей в Палермо не бывает. Где-нибудь, но обязательно зашумят загулявшие пропойцы или развесёлая заграничная молодёжь, залает тоскливо пёс или прикрикнет на мужа дородная простая женщина. Слышен недалёкий прибой, августовский ветер колышет пальмовые лапы. У обшарпанного двухэтажного дома не нашлось ничего примечательного, кроме неухоженной клумбы гиацинтов и двух кошек, лениво умывавших мордочки. Поднимаясь по лестнице, Чимин старался не показать, как его руки пляшут по рукояти пистолета, и как в глазах зарождается паника. Нет, всё-таки это дерьмо не по его части, совсем. Но Тэхёну важно, чтобы он находился рядом и хранил его покой. И поэтому он будет. Прикрытие остаётся внизу. Им даже не обязательно являться в главных ролях, чтобы брать быка за рога, однако такова воля босса. Коротко посмотрев на Чимина, Тэхён достал отмычку. — Вспомним молодость, — и он присел на корточки, тратя на взлом пару минут. — Простенько. Они вошли в полутёмную прихожую, в зеркале трюмо отражается гостиная и полка с бюстом Цезаря. Впереди отбивают такт часы, а сердце Чимина, ухающее в висках, колотится в десятки раз быстрее. Он не трусил и ни разу не боялся, если с ним рядом Тэхён. Но после того, что случилось в номере, не успел нарастить прочной шкуры, вздрагивает от каждого его вздоха. Держа пушку наготове, Тэхён невероятно тихо проследовал в соседнюю комнату, из-за его плеча Чимин разглядел пустующую кровать и тумбу, заваленную одеждой. Достоверный источник подтвердил, что Эмилио не покидал квартиры с шести вечера - как вернулся с работы. Выходит, он где-то здесь. Его незримое присутствие Чимин ощущал кожей. В квартире дурно пахло, как в любой, где на собственном попечении проживает одинокий и неопрятный мужчина. На рабочем столе раскиданы журналы для взрослых вперемешку со счетами. Глянув на девицу с разворота, посылающую насмешливый оскал в камеру, Чимин поморщился. Делая обход, они общались с Тэхёном телепатически, не издавая шума, не ослабляя бдительности. В комнатушке, выделенной под швабры и моющие средства, горела подсветка включенного ноутбука, брошенного на стиральной машинке. В недописанном сообщении на почте несколько строк. Прищурившись, Тэхён прочёл: «В М-е, в шк… завтра, около полудня. Мне жаль, что так вышло. Забери сам». Тем временем Чимин приготовился проверить ванную. Следов живого человека нигде больше обнаружить не удалось, и метод исключения привёл их именно сюда. Посеревший кафель, перепачканное зеркало, у сливного отверстия раковины ореолы ржавчины. Но что гораздо противнее - невыносимый удушающий запах, насыщенный железом. За задвинутой шторой скопился сплав к разложению. Опешив, Чимин смотрел, как на пол стекает густая кровь, сливаясь в лужицу, и зажал рот. Выдирая из полуобморока, Тэхён резко схватил Чимина за плечо и оттолкнул назад, прикрыв собой. Как только он приоткрыл штору, лицо его исказилось, дрогнули желваки. Он видел что-то отвратительное, а Чимин чувствовал, сдерживая приступ рвоты. В ванной распотрошённый труп Эмилио. Кровавый глубокий разрез венчает тело с кадыка до самого паха, переброшенная через край кишка и стала причиной лужи. Среди потрохов блеснула стекляшка. Тишина раздувалась вдвое, распаляясь крещендо. И в тот же миг, когда Тэхён сопоставил несопоставимое, а в месиве органов загорелся зелёный экран, в кармане Чимина раздался звонок, и его рука машинально потянулась к бедру. — Не смей отвечать. Прогремевший бас парализовал Чимина. — Что там? — его начинало колотить. — Просто не отвечай, — отрезает Тэхён, бешено смотря в никуда. Его собственный телефон звонил на заднем сиденье машины, но в беззвучном режиме телохранители его, конечно же, не замечали. Так ничего и не добившись, Юнги безжалостно прострелил ему голову и скрыл тело в мешке. Пустая трата драгоценного времени, которого у них нет. Вздрагивая, Эсперанса протирает его сбитые костяшки взятой со стола салфеткой. Ничего муторнее она не испытывала. Одновременно с каким-то ошалелым желанием продолжать, с забившимся в уголок сознания восторгом и трепетом. Чересчур серьёзный Юнги врезался ей в вены своей напористостью и выдержкой. — Если я говорила с Чимином по телефону, то вряд ли они могли использовать его сотовый… — Могли, — вздыхает он. — Тут достаточно рассчитать время. Не понимаю, когда они успели обработать их аппаратуру, но это сейчас не главное. — И что нам делать? — Для начала: избавиться от кучи жмуриков. Вот почему однажды он сказал Тэхёну, что пикап подойдёт лучше всего. Он всегда чувствовал, что его война будет с ним. Правда, на этот раз к ней прилагалось прекрасное и чуть напуганное создание. Что-то не складывалось, но Тэхён не мог понять, что именно. Не выдавая смятения, он задёрнул штору и, развернув Чимина, вытолкал на выход. Телефон попросил оставить. Доверяя ему слепо и бесконечно, Чимин шёл, держа его за руку. Как делал это всегда, но видя кошмар, проникшись надвигающейся катастрофой. Когда они вырвались на улицу, Тэхён скомандовал: — Оставьте все машины! Ничего не трогайте и отключите грёбанные телефоны! Он отвёл Чимина в переулок. Тот вжался в стену и, задыхаясь, умолял рассказать, что творится. — Они располосовали его надвое и начинили взрывчаткой, которую бы ты мог активировать, если бы ответил на звонок. Но я не уверен точно, потому что детонатор в печени... То, что Чимин ещё сдерживал, наконец нашло выход. Его тяжело вырвало. Закрыв лицо ладонями, он согнулся и зарыдал, сходя с ума от того, что несколько минут назад чуть не отправил их на тот свет одной кнопкой, что кто-то способен разделывать людей на мясо, и после самого потрясающего дня всё равно наступает тьма. — Это уже нихера не шутки, — Тэхён придерживал колотящуюся правую руку за спиной, голос его наливался ненавистью. Он склонился к Чимину, приобнимая его, попробовал успокоить. Столпившись в кучки, его люди поодаль обсуждали сложившуюся ситуацию и ждали приказов. К ним же на всех парах бежал Гаспар с каким-то донесением. — Босс! Почему мне звонит синьор...? — обеспокоенно спрашивает он. Тэхён взглянул на экран. Старший Ринцивилло. Марко. С какой стати ему звонить со своих курортов в такой час? Западня. Оглядевшись по сторонам, Тэхён чувствует, что у ночи появилось око, вырождающееся из земли, склизкое и ползучее, высматривающее огромным зрачком своих уязвимых детей. Вдруг он понимает, что это чёртова лотерея. Неизвестно, какой из мобильных закодирован на передачу сигнала. Тончайшая операция, требовавшая не одной недели подготовок, сюрпризы и подарки. Чимин пришёл в себя, увидел, как Тэхён давится улыбкой. — Умно, а? Умно! Им нужно дать подавиться косточкой их же тухлой рыбёшки, по городскому вызвав сапёров. Он распускает команду, веля им снять с машин номера и спрятаться по гостиницам, отсидеться до утра и возвращаться в Катанию. Три фургона и одна ауди Тэхёна обречены на заброшенность. Потом он мгновенно вспоминает, где его собственный сотовый. — А где Карлос? — Чимин обращается к Гаспару. — Вышел вроде, за мной был... Они осмотрелись. Раскололась капсула, молниеносная и сверхзвуковая. Толкая Чимина на обочину, Тэхён валится с ним на землю и прикрывает рукой голову. Лопается большая железная банка, воспламеняясь столбом, взлетает крыша дома, где ныне уже не жил Эмилио. Карлос зачитался священной книгой, и не услышал, что нужно выходить, все знали, что за ним начала замечаться глухота. Как-то раз Тэхён сам установил для него это маленькое исключение: «Кроме меня можешь отвечать только на звонок одного человека. Это Чимин». Но телефон Чимина был скинут на трюмо квартиры, где в данную минуту всё полыхает и освещает округу багровым заревом. Никто не мог знать, что так выйдет, никто не мог предугадать. И если передатчик оставили лишь в телефоне Карлоса - они могли взлететь намного раньше, даже по дороге в Палермо. В других жертвах не могло быть смысла... Или могло. Мысли заволокло туманом. Прищурившись, Тэхён смотрел на адово пекло. Им стоило убираться отсюда немедленно. Уводя Чимина, Тэхён слышал его придыхание. «Карлос... Карлос...» Честно говоря, слёзы напрашивались, но не текли. Прощать Тэхён не намерен.