***
Дождь в дорогу, даже если он противная морось - хорошая примета. Если не считать капель на носках вычищенных лакированных туфель. Возня была долгой, операция безукоризненной, а надежды - великими, впрочем, утренние сборы показались бесконечными, пусть и груз измерялся всего лишь телами, готовыми возобладать почестями. Чонгук и Тэхён выглядели достойно, переговаривались между собой, а Чимин стоял в отдалении рядом с Юнги. Чувствовал, как тяжело даются шаги. Ему казалось, что он слышит заунывный скрип виолончели, пробивающийся сквозь пасмурное и туманное утро. Лето выдалось ни к чёрту. Старики поговаривали: что в народе, того жди и в природе. И не будучи суеверным, потихоньку начнёшь верить. Эльмаза в течение месяца изводили на расстоянии. Обнаруживший пропажу своих знакомых по острову, он поздно спохватился и не сумел покинуть Сицилию. Тэхён перекрыл ему выходы, загнав в угол, как крысу. Немалую помощь он получил от скрытой поддержки мэра, которому вряд ли нравилось положение марионетки. С козырями на руках они как-то встретились на подземной парковке и обсудили нюансы, сойдясь во мнениях - лишний не только Эльмаз с его шайкой зажиточных арабов. Лишние - все. Важную роль сыграл аргумент в виде Чимина, Тэхён преподнёс его, как страховку. Чонгук уверил, что в том ничего «мразотного» нет, а дать мнимый карт-бланш ищейкам Ватикана - подспорье. Как и ожидалось, Чон МинСок донёс сведения до высших кругов, и там, кажется, восприняли Тэхёна, как избавителя от проблем разом, некую панацею. Намедни состоявшийся разговор с Чимином прошёл болезненно. Около десяти Чонгук заправился кокаином и ушёл кутить в «Полумесяц», но Тэхён компанию ему не составил, пообещав закончить некоторые дела и прийти позже. Войдя в кабинет, Чимин почти с порога потребовал разъяснений по завтрашней «коронации». — Короче, ты уже в курсе, что мы собираемся в клубешнике, который любезно предоставил мне старина наркобарон. В течение вечера будет эдакая изюминка: мы собираемся связать Эльмаза и всех пленных, а затем пригласим товарищей по цеху на публичную казнь. Стрелять будем мы с Чонгуком. И ты, если хочешь… — он сделал паузу. — После чего все присягнут мне на верность окончательно. И в момент, когда это случится, а я якобы растворяюсь в толпе… — Тэхён плавно развёл руками. — Бум! В феерии праздника кому придёт в голову, что я их собрал в последний раз? Чимин смотрел на него странно. Отрешённо и без принятого обожания, что Тэхёна насторожило и напугало одновременно. — Предлагаешь мне поучаствовать в казни, да? — Чимин покачал головой. — По желанию, я не обязываю, — Тэхён мило улыбнулся. — А потом загнать их и подорвать, — повторил Чимин и надолго умолк, размышляя. — А лично тебе эти люди насолили? — Чимин, бля… Не врубаешься?! — босс прикрикнул. — Как только я сделаюсь типа единоличным их папочкой, они быстренько объединятся и всадят мне нож в спину при первой же возможности. Я иду на это ради нашего блага и блага нашего дома! Он озверел. И Чимин впервые не испытывал ни грамма сочувствия. Его жажда мести удовлетворилась одной жизнью. У них с Чонгуком она неиссякаема. — Твои родители наверняка бы гордились тобой, — Чимин невольно задевал его. — Зато ты о своих до сих пор не знаешь, — вырвалось у Тэхёна, и он тут же пожалел о сказанном, поспешно добавляя: — Прости, не хотел. — Подожди-ка. Постой, — Чимин шатнулся. — Так... тебе что-то о них известно? — Да ничего мне неизвестно, — отмахнулся Тэхён. — Я просто погорячился. — Тэхён, я знаю тебя слишком давно. Говори, — Чимин подошёл, добавляя: — прошу тебя. Момент истины. Поборов нежелание, Тэхён рассказал. В первые минуты Чимин, казалось, не реагировал вообще. Так и стоял истуканом, застывшим взглядом вперившись куда-то в стену. Выходило, Тэхён всегда был человеком, говорившим Чимину правду. Но именно эту порцию Чимин проглотил тяжело, как запеченную в сахаре игольницу. Переваривать ещё долго. Утешало одно: близкая сердцу фигура брата. Чимин с момента знакомства испытывал к Хосоку что-то сродни возвышенной любви, но и не подозревал, что настолько прав. Кровь не вода. Может поэтому весть о Хосоке вызвала мимолётный прилив радости, и Тэхёна ненадолго осветило улыбкой. Но не о родителях. Улыбка растаяла. Знание ничего не меняло. Тяготило, как балласт, но не обременяло вконец. Не устраивая разборок и ничего не спрашивая в довесок, Чимин отёр лицо, выпил воды с лимоном из кувшина, что стоял на круглом столике, и вздохнул. — Давай начистоту. Мэр поэтому дал тебе добро? Поэтому ты так во всём уверен и действуешь без оглядки на полицию. Потому что нас крышует управа. Как и раньше. Только в новом представителе. И я, как чей-то потерянный сын наконец-то пригодился. Тэхён опустил глаза, и Чимин горько улыбнулся. Он приложился бы к бутылке, но горечь в глотке такая, что ничем не перекрыть. — Не совсем. Он не требовал твоего возвращения. А если бы и так, я бы не отдал тебя… — Тэхён потянулся к нему, но Чимин отступил. — Забей. Я не осуждаю. Всё это не важно. Тот человек хоть и мой отец, но одно верно: у нас с тобой не было и нет матерей. Я ничего не знаю о своей, твоя тебя с трудом признала. Наверное, я должен ликовать. Но… — он посмотрел в потолок, чтобы избавиться от внезапно наплывших слёз. — Но как-то душа не лежит, что ли, — Чимин выдержал долгую паузу, справляясь с нахлынувшими чувствами. — Не хочешь как-то... — заикнулся Тэхён. — Поговорить об этом, возможно? — Тут не о чем разговаривать, — отрезал Чимин, поморщившись. — Такова правда и суть вещей. Я счастлив, что у меня есть замечательный брат, о местонахождении которого мне почему-то не хотят говорить, но ладно. Больше всего меня интересует, что потом, когда мы покончим с остатками мафии и последними авторитетными лицами? Тэхён замялся. По правде говоря, он ещё не думал об этом всерьёз. — Какое-то время мы поживём спокойно. — То есть, вы с Чонгуком поживёте. — Мы все, — строго поправил Тэхён. — У меня на примете есть люди, которым можно доверять. Но сейчас они мелкие сошки, за ними не пойдут. Сделаем короны с нуля - будет и новая свита. Чимин обошёл кругом диван, сел на подлокотник и задумчиво почесал подбородок. — Тэхён, что за дерьмовую империю мы сколотили? — грустно подытожил он. — Мы мало знаем о тех, кто пошёл за тобой снова. Неужели ты не думал, что массовым убийством сорвешь последнюю защитную плёнку со всего острова? Где гарантии, что сюда не сядут люди извне, а нас всех не четвертуют, чтобы потом подать кому-нибудь на стол? В любом спектакле всегда есть главный кукловод, так говорил Марко. По нему не скажешь, но Тэхён чтил память отца. Он отказывался действовать по той же наивности, но брал в расчёт рассуждения Чимина. Последний же не лил воду. Говорил, что думает. Несмотря на то, что держал обиду, несмотря на то, что самого разрывало родительской аксиомой. Он наконец-то посмотрел на него с нежностью, и Тэхёну на какую-то долю секунды расхотелось биться насмерть, прислушаться к нему и не выражать упрямства, осадить гордость. Чимин не уговаривал и не приказывал, не угнетал. Если подумать, это их первый после близости совместный вечер без чьего-либо надзора и на трезвые головы. — Подойди, — Тэхён поманил жестом. — Что? Человеку нужен тот, кто ублажает его самолюбие. В глазах Чимина Тэхён навеки положительный персонаж, что бы ни случилось. Он провёл рукой по его талии, и Чимин закусил губу, выставил руки вперёд. — Я мог бы сдохнуть ещё в раннем детстве, — выдохнул Тэхён, притягивая его к себе силой. — Мог вляпаться в неприятности подростком. Но всякий раз что-то меня выталкивало из небытия. — Везение, — подсказал Чимин. Их животы соприкоснулись. Тэхён провёл по его волосам и ласково прикоснулся губами к виску. Чимин вздрогнул и по привычке обнял его. — Верно. Но везение не может длиться долго. На сто первый раз на прямой дороге обязательно споткнёшься, а? — Перестань ходить вокруг да около, — испугался Чимин. — Всё, чего я хотел когда-либо: жить по уму. Не воровать или убивать, добывая необходимое. Я не раз говорил, что хочу счастья этой земле, народу. Да, это верно. Но ты понимаешь, что в этом мире никто не принимает морали в чистом виде. Она вся - сплошное извращение. Убивать десятки ради тысяч и сотни ради миллионов, отнимать, чтобы где-то прибавить… Ты подумай, мы жили, живём и будем так жить. Тэхёном овладело непонятное, смешанное чувство, будто он прикасается к старой фотографии, где проявились все, кроме Чимина. Чимин прижался к нему, не вникая, слышит ли оправдание или попытку избавиться от чувства вины. — Так ты со мной, Чимин? — Какие проблемы? Не было и дня, чтобы я не был с тобой, — ответил он. Когда землетрясение разрушает дом до основ, и всё ещё остаётся каменная кладка, ты вдруг надеешься, что сумеешь отстроиться заново. Кажется, Тэхён хотел больше, одолеть без боя, обрести уверенность, убедить его, что старина Вико - здесь, при нём, но и Тэхён никуда не подевался. Не понимая, что движет им, Тэхён сладостно поцеловал тонкую шею, подождал и сдвинулся к губам. Несколько медленных поцелуев. Чимин прильнул вплотную, в возбуждении задирая его рубашку. Поразительно ведомый, точно ему снова двенадцать. И та же дрожь, и тот же зной, но ни капли скромности. — Ты веришь в то, что я могу быть лучше… — Тэхён провёл рукой по его шее. — Но ты заблуждаешься. Я не способен любить. Только хотеть. Ощутив его руки на своих ягодицах, Чимин громко вздохнул, дёрнулся и оторопел от пронзительно ледяного взгляда. — Но я способен сохранять то, что считаю для себя наиболее ценным. Так в отношении матери поступал мой отец. Он хотел спрятать её здесь и спасти, но секта не позволила. И если отчасти он не желал разорвать Стидду в клочья по этой причине, то я нихрена не разбираюсь в людях. — Допустим. Но сейчас тебе незачем устраивать резню, Тэхён, попросту незачем, — сбивчиво прошептал Чимин. — Чонгук и я - с нами всё относительно в порядке. Нет смысла нарываться. — Знаю. Но я завершу начатое. Марко отправил в их лапы Чонгука, затем там побывал ты. Они держали меня на мушке посредством Манрике, хотели растащить на кишки, зная, что уговорам не поддамся. Больше я сбегать не собираюсь. Я не оставлю ни одного из тех, кто хоть как-либо причастен к уродской когорте ебучих избранных. — Делай, пока можешь… — Чимин с сожалением произнёс ещё один завет. Поцелуй вышел резким, пылким. Чимину едва хватило воздуха, пальцы слабо коснулись шеи Тэхёна, взялись крепче. Зажатый им в тиски, он стремился поспеть и не обжечься. Чимина подсадили на стол, вписавшись между ног, он ахнул, запрокидывая голову, и Тэхён облизал кадык, сорвал рубашку с его плеч, дёрнул бляшку ремня и запустил ладонь под ширинку. И тот понял, зачем выворачивать наизнанку. Определённый способ убедиться в собственной причастности к жизни. Ответь Тэхёну телом - и он будет знать, что всё в порядке, ответь ему болью - и он обретёт себя снова. — Нет, Тэхён… — А? — он не мог отдышаться. — Почему? Чимин коснулся его щеки и помотал головой. — Не нужно отдавать то, чего нет. Ты мне не должен, пойми. У тебя есть Чонгук, — и, обозлившись, дрожащей рукой Чимин гладит крепкое плечо, молчит несколько секунд. — Да, мне больно… — он впился ногтями в его предплечье, уткнулся лбом в ключицы. — Мне очень больно, но ты важнее. И ради бога, не смей меня жалеть. Я больше не твоя ахиллесова пята, смогу за себя постоять. — Прости меня, — Тэхён отвёл глаза, хотя не стыдился. — Ты прав. Выглядит паршиво с моей стороны. Оправив одежду, Чимин направился к выходу. — Об одном прошу. Не наделай глупостей, босс. Звуки его шагов стихли. Тэхён со злости схватил со стола кулон матери и швырнул о стену. Лазурный камешек пошёл трещинами. И сегодня с утра они не смотрели друг другу в глаза. Тэхён, как ни старался, не сумел убедить Чонгука в том, что добраться до борделя помешало плохое самочувствие. Сам Чонгук вернулся под утро, пьяным и накачавшимся экстази и, распластавшись на кровати, заснул в обуви. Ныне выглядел бодро и подбрасывал верх зажигалку, рассказывая о том, каково несчастному турку быть опрокинутым мафией, «выращенной в Италии». — Мы не коренные, но смотри, как отстаиваем этот кусок земли… — он притянул Тэхёна за талию и получил тычок в грудь. — Сосредоточься. Ночной разгул никак не отразился на нём, одно нетерпение в полубольном взгляде. — Я в теме под любой дозой, — скривил рот Чонгук и кивнул на Чимина. — О, наш малыш поедет под святым куполом? — Что ты мелешь, — усмехнулся Тэхён. Изначально он хотел оставить его при себе, но после случившегося передумал. С Юнги Чимину будет комфортнее. Святому отцу предоставили право привезти Эльмаза, как ценный приз, желательно - живым. Затем они используют его, как ключевой элемент. — Шоу начинается, просьба занять свои места-а, — Чонгук спародировал популярного диктора и нырнул в машину. Тэхён снова посмотрел на Чимина. Уже откровеннее, надеясь увидеть его участие, напутственное восхищение или хотя бы чёртов укор. Он воскрес для того, чтобы доказать ему, каким сильным стал, а в итоге выполз из-под завалов тварью от твари. Юнги, заметив его пристальное внимание, отвёл Чимина в сторонку. Обменявшись быстрыми кивками, они разъехались.***
Приличная квартирка с преобладанием сливочно-оливковых оттенков. Чистая, светлая и по-итальянски уютная. Хосок повёл носом и ощутил сладковатый тонкий шлейф ароматических свечей, взглянул на нежную зелень штор в гостиной, отливающих на солнце подобно весенней листве. Увидел аккуратную кухоньку, занимающую небольшую площадку гранитного пола. В западном углу двуспальная кровать под балдахином так и манила прилечь и обрести покой. Пожалуй, Хосок бы с удовольствием остановился здесь, но не надолго. Что касается квартирных вопросов, то если уж иметь четыре стены - то полностью своих. Зазевавшегося Хосока легонько подтолкнули. Они всё ещё торчали на входе, и Намджун снова подставил компаньону плечо, помог разуться, хотел взять на руки, но Хосок был близок к истерике. — Я и сам дойду! — он гордо опёрся о костыли и покраснел, чувствуя, что набрался в участке запашков и только по этой причине отказывает. — Ну, и что это за место? — Твоё укрытие. — Моё? — он растерянно опустился на мягкую софу. — Да. — Мне бы освежиться... Намджун понимающе кивнул и достал из тумбы полотенце, указал на дверь напротив. — Осторожнее с ногой. Сеанс душа стоил Хосоку безумных усилий, ловкости и выдержки. Кое-как справившись, он перенёс испытание и по итогу почувствовал себя лучше. Намджун по-видимому заказал еду на дом, и от увиденного разнообразия пищи на столе, желудок Хосока подал жалобный тонкий голосок. Недолго думая, он накинулся на пищу и, только дожевав последний кусочек, увидел, что Намджун застыл в изумлении. — Голод не тётка, правду говорят. Ну, на здоровье, — сказал он, улыбнувшись. — Спасибо. И не за еду даже… Просто, — добавил Хосок, он чувствовал себя неловко за предвзято плохое мнение из-за недавних событий. — Если бы не ты, я бы снова оказался под материнской пятой. А там, кто знает, куда бы они меня потащили. Охотно верю, что ты желаешь Юнги добра. — Ты всё-таки сомневался, — заметил Намджун. — Немного. Но ты понимаешь, как сложно доверять незнакомцам. Да и столько случилось, до сих пор в башке не укладывается… — Хосок причесал мокрые волосы рукой и потянулся. Намджун мысленно сравнил его с капризной орхидеей, умеющей выживать в горах. — Так мне отсюда и шагу не сделать, правильно? — Да, желательно не делать резких движений. Тебя будут искать. Твои родители и люди, которым Юнги мог перейти дорогу. Меня, впрочем, тоже призовут к ответственности, но я попробую вывернуться. Короче, здесь ты в безопасности, — Намджун поднялся и указал на холодильник. — Есть запасы еды и воды, все удобства в доме. Мусоропровод в коридоре. Соседей у тебя нет, так как застройка новая. Если что, у тебя про запас номер проверенного человека. К нему обращайся в крайнем случае. Самом крайнем. Пока Хосок прикидывался изучающим потолок и внимающим каждое слово, Намджун убрал со стола, тщательно вымыл столовые приборы, стряхнул руки и, обернувшись, нашёл стул пустым. Он догнал Хосока на пролёте второго этажа, потянул за воротник футболки и, развернув, втемяшил в стену, локтем надавливая на шею. — Ты что делаешь?! — проревел он. — Пытаюсь свалить! — просипел он и, надавив наконечником костыля на его стопу, вывернулся, да так ловко, что Намджун не успел хватиться. Ещё бы чуть-чуть, и Хосок грандиозно свалился бы с лестницы, но его удержали, за руку, за талию, подтянули обратно. Вены на руках Намджуна проступили до самых плеч. — Ну и характер!… — горячо выдохнул Намджун. — Зачем сбегаешь?! — Потому что… — Хосок смотрел сурово и слёзно одновременно, уронил голову на грудь. — Потому что мне нужно к Юнги. — Вы два сапога пара, ей-богу, — сердечно вздохнув, Намджун попросил Хосока взять себя в руки и вернуться обратно. Дверь за ними снова закрылась. Побежденный и расстроенный, Хосок завалился на кровать. — Боже, только не впадай в депрессию. Я не задержу тебя надолго, — утешение Намджуна прозвучало где-то над головой. — Посидишь до тех пор, пока хотя бы не сможешь обходиться без костылей. Надувшись, как сыч, Хосок повернулся на другой бок и отказался вести мирные переговоры. В просьбе Намджуна не было ничего категоричного и страшного, но снова просидеть в незнании для Хосока фатально. Его коробит то, что нельзя превозмочь беспощадные обстоятельства. Хотелось того или нет, вскоре Хосоку пришлось смириться с положением. В течение следующей недели он попривык к Намджуну, его занудным врачебным напоминаниям о лекарствах и лечебному массажу по вечерам. Из него вышел бы порядочный дворецкий или слуга, но друг ещё лучше. От прежнего раздражения не осталось и следа. Лучше иметь доброе расположение духа, нежели в ущерб себе отыгрываться из-за немощности изменить ситуацию. Они не разговаривали о личном. Ночами Намджун отсутствовал, и Хосок знал это наверняка: спал неимоверно чутко, слышал, как к нему заходят, чтобы проверить состояние. Так беречь его, чтобы передать Юнги целым и невредимым - шутка ли? И снова грызла ревность. Хосок представлял, как бы Намджун прикасался к Юнги, и внутри разрастался взрыв негодования, как от наткнувшегося на мину резинового мячика. А потом Намджун ушёл и не вернулся, и Хосок катастрофически долго изнывал взаперти. В этом районе, на первый взгляд - новом, даже на улицах почти никогда не ходят люди, окна выходят на какой-то узкий проулок, а дальше городок уходит сильно вниз с холма, и Хосоку не видать, как меняется жизнь. И есть ли она там в принципе. Для того, кто привык к яркости и движению - «без права на выход» зачитывается равносильно приговору. Впрочем, он и побаивался выходить на улицу, Намджун достаточно запугал его описаниями неприятных личностей, что могут выследить его по одной походке или излому брови. Хосоку приключений, конечно, не доставало, но не доходящих до абсурда. До Юнги он желал добраться живым и здоровым. Телевизора или радио в квартире тоже нет. Телефон стационарный, и на тумбе продолжал пылиться единственный номер. Хосок гадал, является ли состояние одиночества и страха тем самым "крайним случаем", но держался. Провиант почти не уходил: пропал аппетит, и Хосок подозревал, что за выступившие косточки Юнги его по головке не погладит. Обычно он с обожанием щипал его за ягодицы и хвалил стройную плотность, что смягчала их жаркий и непрерывный секс. Сколько прошло таких однобоких унылых дней - Хосок не знал. Иногда он начинал разговаривать с самим собой, и заметил, что у Эсперансы напрочь отпала охота вытаскивать его из передряг. На улице цвёл то ли апрель, то ли май. Костыли отставлены в угол. Ему нечем было заняться, а потому он тренировал танцы, падал, поднимался снова. Напевал себе под нос, повторял выпады, па и повороты, полз за обезболивающим и, отдохнув, брался за себя снова. Юнги ни в коем случае не должен был застать его развалившимся или негодным. Конечно же, иногда накатывало уныние, и Хосок сдавался, плакал, видел призывающего подняться падре, и - брался за дело. Спокойным и прохладным вечером он наконец решился взять телефонную трубку. Глухой звон раздался будто бы совсем рядом. Хосок насторожился, прислушался. Опустил. Набрал опять. Отнял трубку от лица и метнулся к выходу, чтобы приоткрыть дверь. Странно, но телефон внизу, где по определению никого не было - звонил, пока держалась связь. Лестницу он одолел осторожно, без спешки. Потянул обтянутую красной кожей дверь и вошёл внутрь. В квартире пусто и темно. Выйдя на трезвон, он застал у стола чемодан, забрал к себе и открыл лишь спустя полчаса. Как в полусне разглядывал лежащие внутри вещи. Аккуратно сложенное сиреневое платье, сандалии, парик и аксессуары. Накладки и бельё, косметичка и пистолет. Даже духи его любимой марки: «Lancome La Vie Est Belle». То есть, её. В клатче деньги и документы на имя Эсперансы Бениты де ла Сантана, а под розовенькой пачкой сигарет кратенькая записка на жёлтом стикере: «Меры предосторожности». Намджун явно не мог знать всех нюансов. Неожиданный пасхальный подарок, который не мог преподнести человек, не знавший Хосока. И судя по почерку и утонченности, автор не кто иной, как Эльмаз. Хосок просидел в глухой тишине, раскладывая недавние эпизоды по полочкам. Вероятно, погоня была за ним - в первую очередь. Их с Юнги спас Намджун, работавший на Эльмаза под прикрытием. А данный подарок (исключая пистолет, подкинутый уже Намджуном) был подготовлен ещё тогда, когда у шейха была надежда на возвращение знойной танцовщицы. Доктор из Ватикана знал, что однажды настанет время, и тем, кто поможет Хосоку - станет он сам. Точнее - она.***
Как ни бейся, а Чимину не удалось выяснить, где Юнги сломал руку. Его шрамы и ссадины явно не говорили о неделе дивного отпуска, как и видок потрёпанного пса. То, как Юнги играючи справлялся с вождением - заставляло гордиться его навыками. — Но, может быть, я поведу? — попытал счастья Чимин, и Юнги наотрез отказался. Да, они не могли ехать слишком быстро, но так Юнги чувствовал себя в тонусе, а не развалиной. — Будь я без сознания, я бы ещё подумал уступить, — улыбнулся он, но тем не успокоил. Юнги не готов. Судить не по его части. Но придётся. Чимин постучал по бардачку, который надоел открываться. Они встали у фасада мини-отеля, входная арка которого отделана не лучшей из лепнин. Поговаривают, обезоруженный и доведённый до белого каления, Эльмаз заседает наверху, остаётся малое - забрать и посадить в машину. Чимин нажал на ручку, но та не поддалась. — Куда собрался? — возмутился Юнги. — Я один пойду. — Я прикрою. Падре хохотнул. — Что прикроешь? Машину, когда я выйду? Извини, но нет. — А если там Хосок?... — Сильно сомневаюсь. Но даже если так, я приведу его, не волнуйся. — Но Юнги, я не могу сидеть сложа руки! — Ноги сложи. Не испытывай моё терпение, мальчик, — падре достал кольт и помахал перед ним стволом. Чимин скривил рот. — Понимаю, что такие штуки тебя уже не впечатляют. — Вообще ни грамма. — Кстати… — Юнги порывался уйти, но остановился, сделав многозначительную паузу. Тянул время. Не хотел выходить и устраивать разборки. — Странно, ты не исповедался мне о том, что произошло в секте. Он догадывался, что это серьёзнее секса «на стороне», но спрашивать не решался. Давить тоже нехорошо. — Я убил человека, если тебе действительно интересно. — Боже правый… — вырвалось у Юнги. Приоткрыв рот, падре тут же закрыл его. Нет, не время говорить об этом. Но сам факт поразителен. Парень, похожий на божий одуванчик, собственными руками угробил кого-то. Юнги подсказал, что под сиденьем есть запасная пушка, и если что - он не против принять его помощь. — Спасибо за доверие, конечно, — усмехнулся Чимин. — Но мне и впрямь лучше посидеть смирно. Киллер из меня паршивый. — Из меня не лучше. Хмыкнув, Юнги отправился в отель, где сориентировался без проблем. Найдя нужную дверь, прислушался, затем выломал её ударом с плеча и попал в отличный гостиничный номер. Эльмаз сидел в кресле у круглого столика и словно ждал его, со скучающим видом поедая виноград. — Привет, друг. — Противно с тобой здороваться, — Юнги держал его на прицеле. — Что-нибудь скажешь напоследок? — Ну, вы меня здорово облапошили. Признаться, не ожидал, что Вико соберёт всех этих жалких трусов, попрятавшихся по конурам, как только запахло жареным. Ан-нет. — Тем не менее, Эльмаз. Ты подставил нас. Ты подставил меня, — процедил он сквозь зубы. — Ох, Юнги. Всё так же уповаешь на своё везение и чутьё, да? — шейх подался вперёд. — А ты знаешь, что мэр Чон мне сына продал? Ненавидит его до такой степени, что чуть не променял на денежное кресло. Мерзко, а? Юнги не сдержался и оприходовал его прикладом. Сплюнув кровь на дорогой ковёр, Эльмаз оскалился, выставив окровавленные белые зубы. — О, тебя задевает то, что я порочу его честь? Но у меня-то были те же мотивы, что и у тебя, мать твою! Защитить его! Вывезти подальше и спрятать! — Заткнись, не доводи, — настоятельно потребовал падре. — Мне велено тебя не трогать, но ты напрашиваешься. — Велено? Какой преданный. Вот только сам в дураках остался, как и я! На этот раз Юнги прописал ему кулаком, и Эльмаз поднялся. Завязалась рукопашная не на равных. Юнги удалось справиться и одной рукой, но Эльмаз зачем-то поддался. Турок, опрокинутый на пол, зашипел, когда Юнги сел сверху, продавив позвонок, и схватил его за волосы, давя дулом на уголок рта. — Это конец. — Нет, Юнги. Это начало… Выслушай меня! Нас всех наебали, — он вспотел и пытался отдышаться, Юнги перевернул его на спину, чтобы смотреть в лицо. — Думаешь, всё знаешь? А в курсе, кто изначально спонсировал Стидду? — Ты о чём? — Неужели не вдупляешь? Ваш засратый Ватикан. Вы всерьёз думали, что они могли бояться какой-то там кучки фанатиков? Бля. Они её создали. Ходячий компромат, представляешь? Всё равно, что ребёнка-убийцу на ноги поднять. Там и прикинуть не могли, до чего за десятки лет разросся их кружок для извращенцев. Стидда обрела поддержку за бугром, начала подкладывать им свиней, запросившись на высокие посты, но получила отказ. Тогда-то её главари начали понтифику угрозы посылать. И там единогласно приняли решение стереть Стидду, как будто её не было. И погляди-ка, теперь их совесть чиста. А оставшихся якобы додавит Ринцивилло. Но вот незадача: сам Папа пляшет под дудку своего Франкенштейна. А в конце ни вашим, ни нашим. — Что ты, блять, мелешь? — Юнги не верил ни единому слову. Шейх набрался духу высказаться, сел и, наталкиваясь на наставленное оружие, кровавыми губами произнёс почти по слогам: — То, что удумал Вико - жертвоприношение. Всего лишь часть большого плана. Стидда ждёт этого не меньше, чем ждёт Ватикан. Когда всё закончится, сектанты вылезут из-за заграничных норок и снова будут царить здесь. Такая будет новая мафия, брат. Им всем выгодная. Так мне сказали. Правила у них такие. Или пророчество, хрен его знает. Типа новая эпоха. Сочинять с таким воодушевлением и неприкрытым ужасом Эльмаз не стал бы. Юнги выпучил глаза, сердце забилось, как сумасшедшее. — Откуда инфа, кто сказал?! — Сорока на хвосте принесла, — хрипя, огрызнулся турок. — С Чонгуком знаком, а? Рубашка на пояснице взмокла. Юнги отпустил товарища. Выходит, никакого предательства и в помине. Кровоподтёки от его же ударов и те не портили честного взгляда чёрных пытливых глаз. — Чонгук, значит… Эльмаз отёр рукавом лицо и кивнул. — Да. Он же один из них. Правда, мутный, — Эльмаз хотел отодвинуться, но Юнги не позволил, веля стоять на коленях. — Выкладывай. И покороче. — Покороче - сложно, — поморщился он. — Чонгук явился ко мне в Стамбул, втянул во всё это, уверял, что благое дело затеял. Разорвать секту изнутри, мафию сдвинуть, а потом, мол - будет мне честь и слава, величие, как у моих предков. И я бы не повёлся, да только заливать он научен, выложил мне всю подноготную Стидды. О Ринцивилло рассказал. А я-то знал, что ты тоже на их семью работаешь. Там, где ты - сомнений быть не может. Но, господи, знал бы ещё заранее, во что ввязываюсь, ноги б моей на этом треклятом острове не было! А теперь без разницы от чьих рук подыхать, твоих или его дружков. — Выходит, Ватикан потерял над своим детищем контроль… — пробормотал Юнги. — И чтобы задобрить, провернул своеобразный бартер. В обмен на молчание о прошлом дать им мечту о неубиваемой фамилии Баретти. То есть, сицилийская организованная преступность - даром, только под их ведомство. Он занимался расследованием, когда этого просил Тэхён и работал с теми фактами, которые без особого ключа не вязались между собой. Теперь картина ясна до предела. Тот, кто в начале начал ползал под покровительством самого Папы, возымел гордость. Возродившись, Стидда уже не была мафиозным кланом. Они даже не пытались показать себя разбойниками с большой дороги - дочерняя организация для развлечения и уничтожения следов. Золотой контингент проверенных сотрудников. Но будучи сильной составляющей теневой стороны власти, Стидда становилась и открытой раной. Круг назначенных людей разорвался, как только к правлению пришёл отец Алонзо Баретти - Клаудио, оказывается, имевший родство с членом Папской Комиссии. Не снимая акцентов с основной деятельности, Клаудио, тем не менее, резко сменил внешнюю политику организации. Его дальние связи позволяли расширять влияние секты, как новой фамилии, в том числе и за рубежом. Он не грезил воцарить мафиозным образованием на острове, но прикладывал все усилия, чтобы их культ процветал. И то же самое вдолбил в голову своему сыну Алонзо, который, в свою очередь, передал право на хаос своему отпрыску. Таким образом, без помощи и ведома свысока, Стидда крепла день за днём и готовила заговор, всё так же мило приветствуя посвященное духовенство, падкое на грехи. Ученики превзошли своих учителей. Баретти добился обогащения и бессмертия идеологии. Пока его кровный дядя уверял консилиум, что Стидда проповедует веру во Христа, Баретти старший развешивал на крючки детей во славу демона. Не все члены Коза-Ностры отозвались на предложение Баретти поддерживать взаимовыгодные связи, некоторых не прельщало условие посещения "игрищ". Господа, державшие преимущественно юго-восток в лице таких провинций, как Рагуза, Сиракуза, Кальтаниссетта и Катания, столь важные для осуществления международной торговли, не поддавались никоим образом. Юнги изучал список покушений на данных территориях за отрезок времени в пару лет, и число их достигало внушительных значений. По всей видимости, тогдашних отцов не решались убирать открыто и сразу, чтобы не вызывать подозрений, надеялись на ответный контакт под давлением меняющейся власти и соблазнов. В конце концов, у Стидды в достатке водились деньги, и купить они могли почти всё. Но и по прошествии времени юго-восточный альянс не сдался. И даже одна из тамошних семей, уютно состоявшая в доле, не могла сломить их волю. Ринцивилло, до появления Марко, как известно, и были теми предателями и дородной кормушкой Стидды. То, что принёс с собой Марко, а именно - разрушение, смотрелось, как плевок в душу. Так что у секты, помимо религиозных интересов, вполне бы нашёлся и повод для мести и издевательства над младшим и непризнанным Вико. И вот их замысел достиг венца. Как нельзя кстати появился и рычаг управления. Предатель, о каком они знали и на какого рассчитывали, намеренно позволяя выковырять внутренности до мяса. Высокая цена за право добиться наивысшей цели, безукоризненного господства. Очевидно, они дали добро на зачистку от имени Чонгука. Кто, если не он, продержавшийся на службе не один год, способен был подтолкнуть непробиваемого Тэхёна, ставшего знаменосцем тошнотворно названной новой эпохи? Кто, если не Чонгук, имел в своей гениальной голове планы внутри планов и не страшился смерти, а после мог довести до конца долгоиграющий акт? Пожалуй, это вера свыше логики. Тэхён мог погибнуть, мог погибнуть и Чонгук. Стидда потеряла бы их двоих, но имела бы кого-нибудь в запасе. Например, Чимина. Ведь главное - не личность жертвы, а её значимость. Надо признать, обстоятельный подход и внимание к деталям у правящей верхушки секты - невольно вызывает восхищение. Масса, которую они держат в блаженном страхе перед Баалом, обязательно последует диктатуре, когда свершится знаковое событие. Негласно согласившись на сделку - дать Чонгуку осуществить вендетту, секта использовала пресловутый трюк притвориться мёртвыми, чтобы потом удобно рассесться на подогретые места. Но стали бы они придерживаться обещаний? Правда или нет, но прямо сейчас за спиной понтифика мог находиться убийца… Как только раздастся устроенный Чонгуком и Тэхёном взрыв, нож пройдёт по его глотке, как по фруктовой мякоти. Интересно, в курсе ли Чонгук и на чьей он всё-таки стороне? Исправно выполняет задание, как прилежный инструмент, продолжая хоронить людей по приказу, или же находится на нейтральной зоне, идя с Тэхёном просто потому, что им суждено, чёрт их подери, кончить вдвоём? В своё время Чон не зря взял в оборот брата Армандо - Эмилио, который так и не передал видео с ритуалом в нужную инстанцию. Не может быть, чтобы прозорливый малый использовал это лишь отвлечения ради и мутил воду затем, чтобы его якобы не вычислили, прекрасно зная об обратном. Юнги напрягся, вдумываясь, кому вообще можно было бы передать подобную информацию. Разве что, губернатору Ватикана. Если на тот момент до них уже дошли слухи о перевороте, то в доказательствах они не нуждались. Но если нет... Послать губернатору ненавязчивый сигнал SOS и остаться при алиби - умно, ничего не скажешь. Но если письмо было получено нужными органами, то поразительно, насколько тихие предпринимались действия по предотвращению кошмаров, захлестнувших Сицилию спустя пару месяцев. Они позволили случиться погромам, не пренебрегали расходами на покупку новостей в СМИ. А это значило одно - силы Ватикана активно готовились, шли на равных. Последует удар в клубе - и разрешится всё самым непредвиденным образом. Либо последователи государства-града вырежут объявившуюся "новую мафию", либо "новая мафия" постепенно избавится от них. В обоих случаях Тэхён и Чонгук всё равно, что два ферзя на одной доске. Только если Чонгук вдруг не посоветует Тэхёну взобраться повыше, откуда обоим падать. Но это вряд ли. Им не нужен трон, им нужен адреналин, пока они на него взбираются. Юнги наконец осенило. Третья сила. Над двумя непримиримыми врагами обязательно должна быть третья, заинтересованная в самой сути конфликта, а не в итогах. Проспонсированный на базе Ватикана заказ извне. И олицетворяло его как раз сотрудничество с Эльмазом, который до сих пор ничего не понимает. Может быть тогда на это и подписали Намджуна, может быть тогда и выдвинули нового кандидата в мэры Катании и позволили примкнуть к чаше шейху, бросив якорь к положительно настроенной Турции. У этой организации другой мотив - дать всем то, чего они заслуживают и поставить точку. Марко работал в этом направлении не покладая рук и не зря пропадал в Венесуэле. Столкнувшись, противоборствующие силы получат полагаемое им наследие. Только вот Марко не учёл того, что сын не оправдает надежд, он наивно полагал, будто Тэхёну, подобно ему самому, не будет чужд путь жертвы. Всерьёз верил, что передал ему любовь к несуществующей семье вместе с молоком матери, к которому не имел отношения. На размышления у Юнги ушло порядка десяти минут. Он видел пьесу в лицах, не зная никого поимённо. Но зная слишком много, чтобы ему позволили остаться в живых. Стидда следила за ним и его передвижениями. Он вычитал немало документов и хроник, побывал не в одном полицейском архиве и сунул нос, куда не следовало. Пожалуй, сейчас он один из немногих, кто вообще может объяснить развернувшуюся историю с первой по последнюю страницы. Словосочетание напросилось само. Горькое. Отработанный материал. Шейх не шевелился, отупело разглядывая узоры на ковре. Его не шибко волновало, что станется с наживкой по имени Сицилия. Услышав знакомое имя, Юнги встряхнулся. — Я потому и хотел Эсперансу забрать. Тут хрен знает, что творится. Детей насилуют, выворачивают людям кишки, заговоры строят. О, Аллах, я домой хочу… просто домой. Напиться и забыться сном. Юнги проникся к нему сочувствием. Он бы и сам не прочь свалить, забрав всё ценное с собой. Но какого-то хрена ему посчастливилось родиться принципиальным и верным обещаниям. ...Скованный внезапно полоснувшим по рёбрам страхом, Юнги рассеянно огляделся. Что-то не так. У Эльмаза не было охраны. Ни одного человека. Ни из мафии - как надсмотрщиков, ни из его окружения, как последних преданных. — Ты один, что ли? — Один, конечно. Вы перебили всех моих людей. Тут взгляд пал на маленькую красную точку, замершую на изножье кровати. Юнги не подал вида, что заметил прицел. Медленно направил на Эльмаза пистолет. — Что? Всё равно прибить меня хочешь? Давай. Только без садизма, в голову сразу. — Слева снайпер, — одними губами произнёс Юнги, и Эльмаз, шмыгнув, почти повернул голову, но Юнги снова ударил его, добавляя вполголоса: — Ради бога, не пались. — Какого чёрта так больно бить…? Сомнений не было: привезти Эльмаза должен именно Юнги. Наблюдателей предостаточно. Знали, что шейх проболтается и выложит всё, как на духу. Если Юнги отойдёт от ожиданий и программы - убрать могут не только их с Эльмазом. И это единственное, что останавливало его от хода конём. Как жаль, что очевидные ответы, маячившие перед глазами, выпадали из поля зрения. Юнги бы сейчас и не спорил с замечанием Хосока о том, что нюх волка потерял былую остроту из-за запаха наживы. — Если я тебя не привезу, куда полагается, — говорил Юнги шёпотом и связывал ему руки прихваченной верёвкой, — то нас грохнут. — По-моему, меня и так и эдак убьют. — Не дрейфь. — Слушай, Юнги… Он затянул узел и снова развязал. — Передай Хосоку, что он лучший танцор из всех, кого я знал. И ещё. Ты католический священник, но отпусти мне грехи, пожалуйста. — Так и быть - отпускаю, — выдохнул он. — Аминь. — И ещё. Я несколько обижен. Ты плохо на меня думал. Я бы тебя ни за что не предал, братишка. Ты спас мне жизнь. И раз сейчас требуется моя - делай с ней, что хочешь. Это справедливая цена. Непонятным и размытым мазком для Юнги оставалась фигура Намджуна, скорее всего, державшегося в группе, курируемой ранее самим Марко. Юнги уповал, что Хосок находится под защитой. Позже ясность приобрела ранее не увязывавшаяся деталь: Намджун явно настраивал Юнги против Эльмаза. Толкал его на встречу, как мог, подозревая о том, что Эльмаз знает о подводных камнях. Разве что, ни Намджун, ни шейх, понятия не имели: самим им предписано остаться именами в титрах чужого фильма. — О да, отец Мин, нашёл время для сожалений, — покачал головой падре. — Ты о чём? — спросил на выходе Эльмаз. — Да так… Ты ведь Намджуна при себе держал не в качестве дорогого сердцу сослуживца? — Как сослуживцу, я как раз доверял ему, — замялся Эльмаз. — Он сказал, что побудет при мне, чтобы оказывать тебе помощь. Будто бы ты вляпался в передрягу, из которой тебя пора вытащить. Но когда он перебил моих людей... Я даже не знал, как реагировать. Кажется, он один из тех крутых парней, чья жизнь окутана мраком тайны? — Нет, Эльмаз. Хуже. Кажется, мы все в большой заднице. Юнги всё думал, с чего так радовался Марко, узнав историю его жизни вдоль и поперёк. Перед тем, как покинуть этот мир, старина Ринцивилло успел позаботиться о потомках, но понятия не имел, как обернётся задумка для остальных. Так или иначе, путь им заказан. На побоище. Уже в машине Чимин робко поздоровался с шейхом и спросил, что за мина у Юнги, если задержание прошло на удивление гладко. Тот немедля запустил движок и, отъезжая, начал говорить. Выслушав, Чимин содрогнулся. Тревога заполонила его изнутри, как болотная жижа.