О любви, о дружбе и о наркокартеле

      Алое густое пятно растеклось по цветастой рубашке по правую руку Фернандо. Мокрое, оно противно облепило практически всю правую часть груди. Секунды через четыре Майлз уже не был уверен, не доставляла ли ему эта холодная тягучая сырость больше дискомфорта, чем саднящее чувство в самом ее центре – прямо над сердцем.       «La paciencia tiene más poder que la fuerza», - крылатое выражение, бытующее у носителей испанского языка, которое означает простую, но очевидную, пожалуй, не многим истину – «У терпения больше власти, чем у силы». В данном случае, как вы понимаете, Карлоса можно смело считать «многим».       Удар от пули, предназначенной для пейнтбольного оружия, тем временем, в отличии от крылатых испанских фраз, способен причинять от 2х до 3х единиц боли по 4х-бальной шкале Хорта и Молля. Если человек не надевает специальной защиты - минимум военной куртки из плотного сукна - удар пришедшийся, скажем, по ребру, способен его сломать. Как минимум, оставить трещину.       Майлз пытался восстановить дыхание первые четыре секунды, чувствуя, что на макушке точно останется синяк от стремительно инициированного падения. Сквозь веки он улавливал движение, а в ушах стоял звон. Был ли-то звон бившихся стекол вокруг, гул голосов или топот пижонской обуви сикарио Карлоса он не был уверен, так же как и в том, что слышал удаляющиеся шаги Фернандо и Сантоса.       Но вот уже через четверть минуты, так по ощущениям, шум начал утихать. Значит они уже даже дальше кухни. Боль в груди притупилась. Кровоподтек будет, будь здоров. Дыхания в комнате было не слышно, он теперь мог сказать наверняка. Значит Фернандо с Сантосом ушли. Он мог лежать, не боясь вздохнуть.       Сколько он так провалялся, Майлз уверен не был, так навскидку - не больше четверти часа, хотя уже знал, что за окном смеркается. Света сквозь веки пробиваться стало меньше.       Как он определил, что они, наконец, уехали? Да легко. Голоса на улице. Вот они зазвенели. Вот захлопали дверцы машин. Вот дюжина двигателей один за другим взревели в сельскую свежесть. Шелест шин. И тишина.       Теперь безмерная тишина. Кровавая. Мертвая. Тишина овдовевшего дома.       Без особой радости Майлз, приподнялся на локтях, впервые позволяя себе открыть глаза. Что причинило ему больше боли? Физическое жжение в груди от пули или духовное в сердце от увиденного?       Диван в паре сантиметров от него был весь испещрен пулями. Осколки разбитых окон валялись повсюду на полу, и кругом кровь, кровь. Тела. Тела знакомых ему людей. Даже в чем-то дорогих. Может не самых близких. Упаси господь. Но ведь он, бывало, кутил с ними. Делил вечера за дорожкой кокса. Сейчас, блядское мать его…. хуй он теперь эту дрянь в нос возьмет!       Майлз поднялся ни без труда, потирая как сказал бы Алекс, левую сиську, и поплюхал медленно на кухню, стараясь перешагивать безжизненные тела, не блевануть по пути и вообще не смотреть на все это безобразие. План Фернандо ему с самого начала не понравился, но что поделать, если то был единственный путь…       Майлз взял из холодильника банку с пивом, колбасу и огурец. Хлопнув дверцей он пошарился в хлебнице, выхватил из ящика нож и, вновь перешагивая тела кутежников, барыг и проституток, побрел на свежий воздух. Нет, если он проведет в этом доме еще хоть минуту, он точно блеванет.       Майлз сел за широкий светлый стол у бассейна. Здесь не было трупов. Ветер в соснах тревожил птиц, вода у холодной плитки под его ногами шла рябью. Было еще не темно, но уже сине-серо. Прежде – любимое время суток Майлза.       Он толсто нарезал колбасу, шлепнул ее на ломоть хлеба, щелкнул открывалкой на пиве, откусил - нежное прикосновение холодной колбасы к теплой щеке – отхлебнул и начал задумчиво жевать. Ближе к утру все же придется вернуться в эту скотобойню.       - А теперь слушай, - пронзительно посмотрел на него за столиком в Санто-Филите Фернандо часов этак восемь назад. – Сантос мой кореш. Это да. Он и к тебе дышит ровно. Скажем, зуб не точит. Вообще ровный пацан, что ни скажи. Но преданный, сука, как черт. И дело тут даже не в страхе там, я не знаю. Ему ведь Карлито наш как брат, понимаешь? Ну как тебе Тернер твой. А тут уж просыпается чувство долга. Слепого? Может. Может, отягощающего раз от разу. Это да. Но долга, братец, понимаешь…       - Можешь не рассказывать, - Майлз шмыгнул, потирая мизинцем под ноздрями. – Ну и? Ты мне экскурс в их отношения решил провести?       - Нет, братец, ты не слушаешь! – Фернандо перегнулся через столик, и тут же откинулся обратно, тяжело вздыхая.       Он поднес ладони к лицу, и провел ими вверх, вцепляясь в свою темную шевелюру:       - Сантос преданный! Это да! – его акцент, и без того сильный, в этом взволнованном уставшем возгласе стал совсем невыносим. – Но он не собака!       Майлз отпил чаю в чисто английской манере.       В этих жарких странах, на кострище палящего солнца и пиздодерки, в которую он угодил, Майлз вдруг осознал, как невероятно скучал по чаю. На родине у него, бытует такое мнение, ну или шутка, называйте, как хотите, что все проблемы можно решить чашкой горячего вкусного чая. А если вы попали в беду и все еще ничего ведущего к сему не сделали – вы, Господа, в пустую, тратите свое время!       Вот Майлз, например, предложил Фернандо разделить их беспокойный диалог именно здесь за чашкой чая, когда тот позвонил. И только гляньте! Не прошло и пяти минут с постановки проблемы, а приятель уже лезет к нему с заискивающим, надеющимся на успех взглядом и несмелым предложением.       Майлз отпил еще чаю.       -Хорошо. Не собака. Что дальше? – он деловито отогнул мизинчик.       Фернандо еще раз вздохнул и эмоционально вскинул руки:       - Проконтролировать, что твоя наглая жопа прострелена-то, он проконтролирует! А вот щупать жабренки дохлые твои на предмет той самой дохлости вряд ли будет, понимаешь к чему я клоню? И слушать сплетни из моргов вряд ли потом станет. Сечешь?       Конечно, Майлз сек. Сек как никто другой – как дровосек, как мужик с косой в чистом поле! Стоило лучу снова осветить Моисея Кейна - в этот раз в его темной пещере безнадеги и нервного ступора - как он тут же нагнулся к Фернандо:       -Ну и как ты собираешься это провернуть?       -У, интересно стало? – прищелкнул последний языком, просовывая меж зубов зубочистку.       Такой южный гангстерский образ. Боже, храни королеву, ну и клише!       - Сантос не станет делать работу, которую может поручить другому, сам, - Фернандо неторопливо жевал свою зубочистку. – Тем более, когда представляется случай проверить ближнего своего из категории уязвимых.       - Ты имеешь в виду себя?       - Я в этом уверен более чем. Он со мной уже говорил, он любит меня. Я один из самых первых его сикарио, братан. Он хочет хотя бы видеть, что я верен Карлосу, потому что знает, что самому-то ему я верен, хоть и не одобряю теперь всего… - Фернандо меланхолично вздохнул. - Он больше из заботы обо мне просто спустит на все рукава. Чтобы меня не мочить, сечешь?       В этот раз коса, однако, нашла на камень.       - Не совсем, - Майлз задумчиво отхлебнул еще испанского чаю, в надежде, что тот прольет на все свет, не будучи пусть таким всемогущим как английский, но все же будучи чаем. – Что помешает Сантосу просто выбрать по мою душу другого испанского бандюгана? Ну там… кореша брата невесты кузена своей сестры, родимого в пяти поколениях, со стальными яйцами и помпой смертника?       - Я думал об этом, - Фернандо причмокнул уже несколько нервно, и, постучав пару раз пальцами по столу, снова принялся ковыряться в зубах.       – Тут мне придется постараться, брат, но я готов. Я буду делать ситуацию несколько конфликтнее. Подолью масла в огонь, как вы говорите. Буду тебя всячески защищать. На глазах у Карлоса, брат! У Сантоса не должно остаться выбора, и выбор этот должен быть не его. Не в его желаниях, по крайней мере. В вынужденных только если. Он должен захотеть прилюдно спасти меня от гнева Карлоса.       - Понял, кажется…       -Да. Ему придется доказать Карлосу, точнее мне придется доказать Карлосу, а уж ему потом тому передать, что я верен, как пес с куском свинины.       Майлз помолчал, оценивая ситуацию, которая теперь сложилась. Прямо карнавал мужицкой любви и вероятностей. Некоторые собаки, к слову, знал Майлз, предпочитали свинине диван из флока.        Он кивнул Фернандо продолжать, и тот рассказал ему о своей идее с пулями для пейнтбола и двух стволах. О невероятной близости с Сантосом и своей уверенности в том, что постфактум тот копаться в грязном белье не будет, если когда-нибудь до его ушей дойдет история об ожившем фронтмене The Last shadow Puppets (тут Майлз «если» разумно бы убрал), которого, очевидно, не очень-то качественно застрелил его верный сикарио и близкий друг. Хотя было ясно, что по настрою Фернандо, каша должна расхлебать саму себя, когда и если до этого вообще дойдет.       Он так же ответил и на вопрос Майлза о правдоподобности сего спектакля и собственно случае – как мы уже знаем, злосчастной вечеринке Ринго, в тот же вечер - когда ему придется поставить добровольно на карту свою жизнь, ввериться в руки барыги и стать таинственным героем из романов о шпионах и киллерах.       - Когда сутра приедут по вызову следователи, - Фернандо докуривал уже третью сигарету под тусклым светом лампы Санто-Филите. – Ты, Брат, должен лежать искусным бревном в том самом месте, где я тебя подстрелю. Мой человек подойдет к тебе сразу же. Узнает тебя, туда-сюда. Скажет остальным, туда-сюда. Заберет тело твое, позвонит якобы в посольство. Отвезет в морг, тет-а-тет, ну и… туда-сюда…       Над домом Ринго уже повисла луна.       Майлз, памятуя о том далеком разговоре и оценивая свои ближайшие перспективы, представил, как снова ляжет на окроплённый чужой кровью пол и поперхнулся, расплескивая пиво. К утру там будет вонять. Это сто процентов. Он никогда не нюхал мёртвые тела. Что там, он их никогда не видел в жизни. До сегодняшнего дня. Бинго в доме Ринго.       Майлз зашелся дохающим нервным хохотом пережитых поныне ужасов. Дай боже, еще, чтобы человек Фернандо из отдела криминалистов не подкачал.       И он не подкачал. Когда поутру сонный Майлз услышал вдалеке средь соснового леса сирены, он скинул все продукты в помойку рядом и рванул в затхлый дом. Воняло, и правда, будь здоров. Уже. Вот ж, блять! Но лежать ему, пришлось, храни господь этого доктора Франкенштейна, не долго.       Уже через восемь минут над ним нависла фигура, судя по тени сквозь веки массивная и по запаху парфюма мужская. На низком испанском что-то начало кому-то объясняться. Пару раз прозвучало имя «Майлз Кейн» и искаженное сто раз «The Last Shadow Puppets». Еще через пару минут его пощупали. А еще через три погрузили на носилки, накрыли простыней и вынесли, наконец, на свежий воздух. В сумме, через пятнадцать минут он уже был в каком-то фургоне. Двери хлопнули, двигатель завелся, а голос откуда-то сверху возвестил:       - Можете вылезать, господин Оливье!       Судя по всему, это был Оренто Колиньо.       - Моего человека, зовут Оренто, - продолжал, облокотившись на стол, Фернандо.       Люди в Санто-Филите почти все разошлись. Близилась ночь, и эта маленькая забегаловка пустела на глазах.       - Он накормит тебя, напоит, не ссы! Снимки все нужные сделает, в общем, под дело все подгонит. Там журналюга мой накропает статью поминальную для международной прессы, пустим по каналам и… Майлз чуть не поперхнулся:       -Некролог???!       Он только в тот момент осознал, чем все это чревато. О его псевдо смерти станет известно во всем мире. Да что там блять, в Англии!... Мама.… Выдержит ли она такое. А Алекс? А ребята?...       Сколько времени его близкие будут думать, что он мертв? Как он вообще может позволить им так думать. Всесильный чай не помог ему на этот раз проглотить ком в горле.       - Братец не кипишуй, - Фернандо заметил почерневшее лицо Майлза.       Он заерзал испуганно и неудобно.        – Слу-ушай… - протянул он в какой-то жалкой попытке звучать утешающе. – Это цена жизни, брат.       Казалось, испанец вот-вот пожмет плечами:       - Лучше ж так, чем реально сдохнуть как крыса.       - Угу, ясно. Да.       Майлз тряхнул головой, понимая, что лучше сейчас собраться и свести хотя бы Фернандо с этой дорожки. Не с ним ему делить эти переживания. Не тому его утешать.       - К тому же, так ты даешь Алексу шанс, наконец, унести свою жопу, - добавил последнюю, как ему казалось, ложку меда Фернандо.       - Как ты собираешься быть с посольством и международным расследованием? – проигнорировал его реплику Майлз, невероятным усилием над собой загнав вглубь головы вызванную той смесь вины, печали и гнева.       Вопрос, тем временем, был действительно важный, и куда более чем.       - Я же сказал, Майлз, у меня есть свои люди там, где надо. Я ж не вчера родился, иначе бы и не затеял это все. В подробности я тебя посвящать не буду, но знай - о тебе позаботятся. Никто в посольстве в байку о смерти не поверит, не волнуйся, они уже сказали мне, что ради общей цели готовы принять удар мировой огласки на себя, до лучших времен.       - Ты что же, друг мой барыга, двойной агент? Джеймс Бонд с кручёными усиками в полосатом пончо?       - Нет, - Фернандо прикусил губу, виновато оглядывая почти пустой поносный зал позади себя. – Я просто кручусь, чтобы выжить. И я тебе уже сказал: в последнее время я со многим не был согласен. И да, - добавил он, - пончо я не ношу. Ты же знаешь.       - Ладно, - Майлз устало потер глаза и откинулся на спинку стула. - Это все не мое дело, Фернандо. Я полностью в твоих руках.       Он, и правда, не хотел считать это своим делом. Вообще хотел знать как можно меньше и как можно меньше лезть в эти давно хитросплетенные связи местных секретных служб и нарколыг, на которых первые охотились. Майлз просто хотел выжить и поэтому полностью, как и сказал, доверил свою жизнь рукам Фернандо.        И тот его не подвел. Майлз сидел в просторном кабинете посольства, обмотанный пледом, на спинке кожаного дивана и смотрел отрешенным взглядом новости би-би-си. Там говорили о его смерти. За окном стояла ночь с 19 на 20 ноября.       Криминалист и по совместительству патологоанатом Оренто, довольно быстро расправился с ним. Как все было Майлз плохо помнит до сих пор: темный кузов машины, светлая кабина водителя, холодный кабинет морга, фото в одежде, фото без одежды, фото другого мужика, фото другого мужика с пулей в грудине.… А потом пришли «свои люди» Фернандо из посольства, забрали его, нахлобучив на ушибленную голову светлый парик, и увезли на черном внедорожнике с тонированными наглухо стеклами.       Своими людьми оказались к великому, конечно, удивлению одна из многочисленных сестер Фернандо - Мария и еще пара человек из ее доверенного списка. В процессе мутных переговоров и успокоительных речей, которые пролетали у Майлза где-то мимо ушей, он узнал много нового. Например, то, что Фернандо недавно пришел к ним с повинной, и, пользуясь родственными связями, стал тем, кто готов исполнить план божий и покарать преступность, путем выдачи ценной информации из самого жерла вулкана, именуемого нарко-империей Карлоса Перрье, и привести правосудие Медельина потихоньку к цели, наводками и «вообще».       Когда Майлз зашел уже на третий круг, бесчувственными пальцами переключая каналы, распинавшиеся о его скорых похоронах, закрытой крышке гроба и не дающих комментариев, несчастных родственниках, со-создателе их общей группы бедном-бедном лучшем друге Алексе Тернере и так далее в этом духе, перед его лицом возникла рыжеволосая женщина:       - Добрый вечер, Мистер Кейн, - она с кнопки погасила телевизор. - Меня зовут Виктория Селфильд. Я начальник Медельинского подразделения УБН в Колумбии. Вы будете нам помогать.