О любви, о дружбе и о наркокартеле

      Что бы это ни было, зачем бы он не был им нужен, думал Алекс, удобно устроившись в кресле в самолёте. Все было лучше, чем сидеть, сложив лапки и упиваться, как больной ублюдок, своим горем. Он ненавидел себя почти так же, как ненавидел убийцу Кейна, как самого Кейна за то, что оставил его одного в этом дерьме - в этом дерьмовом сером мире.       Мартышки позвонили ему один раз. Они испугались его горя, и он их не винил. Им и самим сейчас нелегко. Он знал наверняка. Но тяжелее, чем Алексу было только матери Майлза, и он вовсе не стремился разделять еще одну такую же раздирающую пустоту. Он вообще ничего не хотел делать, и думать не хотел.       Он желал чем-то себя занять. Как-то отвлечься, хоть и понимал, что на самом деле это будет механическое отвлечение, мысли никуда не денутся, и пустота тоже. Но будет иллюзия полноты, будет иллюзия хоть чего-то. Плащ, который позволит ему, как роботу махать руками и думать, и никто ничего не увидит. Его оставят в покое. Так лучше. Ему казалось, что так лучше. Хотя, давайте будем честны - ему было похуй как лучше, а как нет.       В Медельине приземлились утром.       В офисе их встретила кучка агентов, которые начали с порога что-то затирать о расследовании и его роли в этой свистопляске.       - Смотрите, - обвела рукой просторный зал Виктория, когда они поднялись в какую-то комнату на второй этаж. – Вот что мы хотели вам показать…       Алекс осмотрелся. Комната была очень просторной. По бокам выстроились в два по два ряда столы, за которыми корпели лысинами к лампам агенты. На правой стене висела карта Медельина, испещрённая красными линиями, кругами и точками. На передней - огромная доска с сотней фотографий и нитями между ними, как в детективных сериалах. На задней - большая плазма, подключенная, видимо, по вай-фаю к компьютеру - для работы. На правой - стене гордо расположилось окно.       Оно симпатизировало Алексу здесь больше всего.       - …Нашу классную команду! – гордо протянула Виктория.       - Так. Хорошо, - пробормотал Алекс немного себе под нос, а затем, кладя руки на пояс, повернулся к ней. – Я вижу ребята, вы очень продвинутые. Но по кой вам я?       Пчелиный рой на мгновение затих у своих компьютеров, уставившись вызывающе на него со всех сторон.       - Вы, господин Тернер, отличная приманка, - ответила Виктория, с ухмылкой на лице поправляя свою рыжую гриву рукой. – Здесь нам ответить нечего.       Другой бы на месте Алекса психанул.       - Нда… - только и сказал он, наблюдая как рой снова зашелестел бумагами и затарабанил кнопками на клавиатурах.       После обеда в отеле он расчехлил свой небольшой чемодан и лег покемарить. Однако не хорош тот сон, что не был нарушен. Только за закрытыми веками Тернера начали плыть рассыпчатые картинки со сланцами, а в ушах звучать голос Кейна, еще живого, и совсем непонятно чего забывшего в дреме про сланцы, без единого халата... как в дверь номера дико затарабанили.       Алекс сполз, подобно мохнатому муравьеду с ветрового стекла автомобиля, со своей кровати и поплелся на бухающий по перепонкам звук.       Это оказалась Виктория. Кто-то удивился?       - Вы хоть в трусах, Мистер Тернер? – скептично поморщилась она, тут же отворачиваясь, когда он отступил из темноты коридора обратно в комнату.       - Чем вам не нравится майка The Strokes? – нарочно поддел ее он.       - Напротив, я очень люблю The Strokes. И ваши волосы в паху прекрасно сочетаются с ней, мужественности, я бы сказала, придают. Тру рок-н-рол, прям. Однако боюсь, ваше хозяйство этот объект зависти стилистов испортит.       -Не волнуйтесь! – Алекс резко задрал майку, наслаждаясь ее вздрогнувшими на мгновение губами. – Вам его не видать! Я в трусах.       - Не будь вы в трауре, Тернер, я бы вас кастрировала, – Виктория прошествовала к окну в номере.       - Слишком большой для вас мадам?       - Нет,… Я просто люблю пытать людей.       - Не сомневался ни минуты, - Алекс безучастно завалился на кровать.       Виктория только хмыкнула. Отойдя от стекла, она присела на край постели и кинула ему недовольно брюки.       Пока Алекс натягивал их, она небрежно бросила на его прикроватную тумбу черную папку:       - Это станет вашей зеницей ока, – сказала она, будто статуе.       - Что там? – Алекс с безразличием поправил мятую штанину на правой ноге.       - Все, что вам необходимо знать о деле на данный момент. Актуальная информация, чтобы составить речь для суда.       Алексу даже спину прихватило, от того как резко он выпрямился:       - Чего?!       Виктория недовольно покосилась на него, застывшего в раскорячку и нервно потирающего поясницу.       - Ну, в полевые агенты вы точно не годитесь, - изогнула бровь она. – Сами видите.       - Какой, нахуй, суд?! – Алекс, наконец, смог выпрямиться, пронзая теперь Селфильд раздраженным взглядом, словно лазерным лучом.       - Вы - личность популярная, - не отвечая ему тем же, размеренно произнесла Виктория и закинула ногу на ногу в своих черных колготках. – А значит, должны быть хорошим оратором.       - Ага. С Шеффилдскими пулями во рту.*       - Не знаю, что вы имеете ввиду, Мистер Тернер, под пулями. Но оратор из вас, и правда, вышел, не плохой. Минимум, фронтмен. Тем более, вы так стремились к этому. Алекс прищурился, ловя ее ехидный взгляд: - То есть, вы считаете, что после всей той ереси, я буду вам помогать?       Тогда две недели назад после второй початой бутылки водки, когда он не мог оторвать взгляд от белого пакета в углу гостиничного номера, Тернер набрал своему менеджеру:       - Я хочу сделать заявление, Томас! – прогорланил он в трубку, едва ли не валясь на ковер, проливая из бутылки прозрачную спиртованную жидкость. – Я, блять, нахуй, раскрою им всю правду!       «Хорошо, успокойся. Ля-ля-ля…. Организуем. Ля-ля-ля…», - выслушал его менеджер и повесил трубку, а через пять минут перезвонил уже весь нервный и притихший:       - Слушай Алекс! Нам нельзя этого делать. Прости. Я не могу тебе это организовать.       На трезвое утро Алекс звонил в десяток разных изданий, кичился пойти на ТВ, перепробовал все связи, но везде ему отказали.       - Публичная огласка запрещена, - вежливо бормотали ему в трубку, сухо писали на письма, кратко строчили в смс.       Что, блять, за хуйня такая?!       Он готов был пойти ва-банк и обратиться к нелюбимым соцсетям. Записал видеообращение, полдня разбирался, как создать аккаунт на ютубе, отважился нажать на кнопку «опубликовать». Но тут вылезло зловещее сообщение об ошибке. Он повторил, неуверенный в своих навыках, еще раз пять, а потом ему позвонили.       Мужской унылый голос мягко пояснил, что никакой публикации не будет, и за его компьютером следят. Конечно, Алекс, только более распаленный такой наглостью, пытался теперь претворить в жизнь свою месть не только за Кейна, но и против системы. Его идей фикс стало опубликовать, во что бы то ни стало, видео с обличающими подробностями о Карлосе Перрье и его причастности к смерти любимого друга, а так же о вселенском заговоре спецслужб.       Однако компьютеры его знакомых и друзей тоже оказались под наблюдением, и он вообще почувствовал себя одной крохотной марионеткой (о, ирония!) большого брата, впервые осознав, что по телеку не байки травят. Он, уже было, хотел обратиться к незнакомым или к хакерам. А то, и того хуже – к фанатам.… Однако мать Кейна его вовремя остановила.       - Алекс, мы должны оказать Майлзу честь, - сказала она спокойно, погруженная в туман собственных мыслей. – Мы должны похоронить его по-человечески.       - Мы будем хоронить пустой гроб, Полин, - начал в очередной раз сквозь зубы Алекс.       - Давай, ты оставишь гнев на потом. Сейчас он здесь лишний. Ты только поднимешь ненужную шумиху. Разве тебе и без того не тяжело?       Она была права, остудил свой пыл Алекс. Шел тогда уже конец первой недели. Он и так потратил слишком много времени на метания. Возможно, лучше действительно повременить с оглаской хотя бы на время похорон, им и так хватало внимания прессы, которое теперь неотступно преследовало их и врывалось к ним в скорбь своими когтистыми крашенными лапами журналисток и слепящими фотовспышками репортеров.       Он отложил свою борьбу на потом, решив, что после похорон сделает все, что потребуется, лишь бы обрушить гнев всех наций против чертова наркобарона. А в день похорон у него на пороге вдруг объявились и сами виновники торжества.       Алекс выбрал меньшее из зол, а точнее он решил, что так добьется больше.       - Ну? – начал он без лишней скромности и прелюдий, когда они летели в самолете. – И почему вы так против огласки?       Виктория тогда вальяжно подняла на него взор от своей коричневой папки на коленях. Она сидела через проход. Первый класс. Никаких лишних ушей.       - Я должна была предвидеть, что вы зададите этот вопрос, - сказала она устало.       - Нет блять, я так люблю, когда вы читаете мои сообщения, – бросил презрительно Алекс. – Прямо чувствую, что за меня кто-то еще кулачки сжимает на том конце! Чувствую, сука, что я не одинок! Жаль вы мне советов, как дрочить, на мыло не присылаете.       Виктория прищурилась, поджимая губу. Джонни уже храпел на соседнем сидении, не желая помочь ей очередной репликой в стиле Ганди. Она громко цыкнула, смотря в сторону:       - Мистер Тернер, - ее вкрадчивый голос звучал слегка раздраженно. – Не поймите меня не правильно, но все это, в первую очередь, для вашей безопасности.       Она очертила пальцами узор на спинке сиденья перед собой:       - Это во-первых. А во-вторых, ваша огласка, не принесла бы нам ничего кроме огласки.       - Ваш лексикон течет, как Эйвон, глубокий и богатый вдохновением для Шекспира, - тускло уронил Алекс.       - Он выражает все как есть, мистер Тернер, - Виктория не отреагировала на его колкость. – То, что вы собирались сделать, лишь придало бы огласке детали дела. Подняло бы бунт? Вы на это надеялись? Согласна, подняло бы. Но поставило бы под удар всю нашу операцию. Во-первых, со стороны очевидной – барыг, во-вторых, со стороны властей. Вы хоть понимаете, какое давление начали бы на нас оказывать?       - Может, давления-то вам и не хватает, - хмыкнул Алекс, не желая ей сочувствовать.       - Может, а может у нас с вами разные понятия о давлении, Мистер Тернер. Вы действительно верите в то, что давление имеет целью действие в первую очередь?       Она выжидающе посмотрела на Алекса. Он предпочёл ответить каменной миной.       - Так вот, – продолжила Виктория довольная, видимо, именно такой реакцией. – Давление имеет своей целью, в первую очередь, результат. И не важно, какого качества. В страхе и беготне, что само по себе уже проблема, высокие шишки желали бы от нас взять хоть кого-то, не важно -кого, а желательно, вообще раскрасить актера и выдать его за Карлоса, со спущенными брюками повесив на всеобщее растерзание где-то посреди Медельина.       - Ей богу, леди, – скривился Алекс. - Мы в двадцать первом веке!       - Человек, Мистер Тернер, всегда будет одной ногой где-то в палеолите, - Виктория положила свой журнал в кармашек на сиденье. – Суть здесь не в моей утрированной метафоре, а в том, что расследование бы начали передавать для показухи совсем левым ничего не смыслящим людям. Наше руководство бы начало меняться, и мы бы начали терять время. А кроме времени и деньги на ненужные решения. Помимо прочей нервотрепки, мы бы еще и принялись ловить не тех, а лишь кого-бы. Вы же понимаете. Я вижу по глазам.       Алекс понимал, но тогда в самолете предпочел надменно отвернуться и заснуть, не произнеся больше ни слова. Почему он выбрал именно эту стратегию действий, он не был уверен, однако, удовольствия следования оной эта неуверенность у него не отняла.       - Да, - ответила Виктория, без лишних эмоций вставая с кровати. – Я считаю, что после всей той ереси, вы будете нам помогать.       Развернулась на каблуках и покинула его номер в горделивом молчании.        Алекс нехотя приоткрыл папку. Горделивая гусыня была права. Куда он денется? Он сам этого хотел.       Сказать, что у них с Викторией как-то сразу не заладилось, значило бы, ничего не сказать. На протяжении всего их сотрудничества они сохраняли холодный профессиональный нейтралитет касательно деталей, но не могли удержаться от перебранок и словестных поединков, никому из них, однако, не доставлявших чистого удовольствия. А Джонни лукаво улыбался и молчал, раз от разу выпивая с Тернером в баре.       Джонни вообще любил молчать и лукаво улыбаться. Он напоминал Алексу Йоду, но только белого и с темными волосами, а еще сантиметров на сто повыше. Джонни его не бесил и не привлекал, на Джонни Тернеру было вообще похуй. Возможно потому, что Джонни самому было вообще похуй, и не только на Тернера, а в целом. Его волновала только поимка Карлоса, и этим он Тернеру почти нравился. Если кто-то из этих людей вообще мог ему нравиться.       А вот Виктория… возможно, он срывал на ней злость за то, что она стала единственной ниточкой, связывавшей его теперь с тем, что реально физически осталось от Майлза. Буквально. Искали ли они вообще его тело? Разговор об этом зашел только один раз.       - Пока не нашли, кинула сухо Селфильд через плечо, и все, потом забыли.       Эта блядская неуважительная ниточка, да. И желание попрактиковать свой острый язык хоть на ком-то. Язва и сарказм стали его неизменными спутниками теперь. Пассивно-агрессивный Алекс делал вид, что ему на все плевать, а вечерами пил в номере отеля или в баре с Джонни, которому, как известно, было вообще похуй.       Так проходила его жизнь. Теперь. Уже месяц, или может два? Он не считал. Расследование, вроде как, шло. Кто-то подкидывал им изрядную долю информации. Кто-то очень детально описывал из-за кулис один за другим притоны наркобарыг, рисуя по этим крупицам от информаторов карты и планы. И один за другим копы эти схроны, притоны и особняки накрывали.       Роль Алекса во всем этом была почти никчемная. Он подобно мавру, который должен был сделать свое дело и уйти, ждал, когда же сделать это самое дело ему представится возможность. А именно, его задачей, как недвусмысленно дала понять тогда в первый день в отеле Виктория, было отправиться в суд ( Когда? Когда скажут, что пора) и громогласно объявить (ибо суд бы транслировался по ТВ по всему миру, очевидно), что в смерти его лучшего друга, всем известного Майлза Кейна, виноват Карлос Перрье, и поднять, таким образом, одним махом здоровенную бучу.       Потребовать правосудия значило бы удручить положение правительства, и вот тогда на сцену бы вышли УБН и предложили свою помощь в поимке: мол, все у них уже готово (да, тогда должно было быть готово). А правительство Колумбии, зажатое теперь окончательно в угол, в лице суда дало бы им добро и финансирование. И волю делать все, что душеньке угодно, лишь бы провал поскорее сменился победой.       Ежедневно Алексу проводили краткий экскурс, что да как. Что-то держали в тайне, но старались показать как можно больше, что бы тот выглядел потом убедительнее. Хотя его ролью было бы выступать не от УБН, а от себя, агенты, тем не менее, решили, что осведомленность придаст его речи драматизма. Как будто там его и без того было мало!       Тернер пополнял свою папку, репетировал перед зеркалом и ждал своего часа. Ему было дико скучно в те часы, когда он не бухал с Джонни и не готовил речь. Недели такого распорядка не помогали ему уйти от своей скорби, как он надеялся. Лишь наоборот нагнетали ее еще больше. Он чувствовал себя беспомощным, недостойным. Неспособным даже отомстить за Майлза.       Однажды Алекс стоял в вестибюле, пакуя и собирая свою очередную папку для речи в суде, как вдруг Виктория подошла к нему со спины и предложила прогуляться:       - Не хотите за кофе сходить? – она уныло запихала в какой-то шкаф кипу бумаг.       Накануне утром информатор принес, как взбудоражено перешёптывались в участке, координаты последнего действующего особняка самого Перрье.       - По кой хрен? – ругнулся скорее себе под нос Алекс, чувствуя, что сейчас чихнет от архивной пыли. – Лучше бы дали мне дело поинтереснее, чем бы себя занять. Я тут как валенок беспросветно застрял. Ни пользы, ни членовредительства. Тоска, да и только. Я скоро руки на себя наложу.       Он пнул недовольно металлический шкаф.       Виктория как-то слишком хитро посмотрела на него, а потом усмехнулась сама себе.       - Чего вы лыбу давите? – возмущенно поинтересовался Алекс, засовывая руки в карманы джинсовки. - Да так, ничего, - она мечтательно заглянула в потолок. - Там что, сам Иисус примостился?! – проследил за ее взглядом Тернер. - Если бы вы только знали! – Виктория опустила свое лучащееся лицо к нему. – У вас с Иисусом должно быть ментальная связь, дорогой Тернер. Я как раз хотела предложить вам «дело, чтобы занять себя».       - Выкладывайте.       Алекс вообще не понимал, какого хуя он тут забыл. На кой хер Виктория приперла его к одному из своих осведомителей? Он стоял на темной узкой улице, всматриваясь в верхние окна домов и пиная булыжник дороги под ногами. Один.       Виктория все еще стояла на крыльце, метрах в десяти от него, о чем-то разговаривая с седым мужиком. Она нервно оглянулась. Алекс пробуравил ее ответным взглядом, зная, хотя, что она все равно не разглядит плод его мучительных стараний в темноте. Что ж? Сам хотел дела.       Через еще какую-то долю секунды он вдруг почувствовал, будто за ним наблюдают.       Очень странное чувство. На уровне шестого, это точно, но человек всегда безошибочно определяет, когда такое случается. Алекс взметнул голову вверх, снова вглядываясь в окна домов. В одном из них мелькнула фигура.       Алекс не подал виду, что заметил. Все его существо напряглось. Он продолжил делать вид, что ковыряет носком ботинка булыжник, ожидая, когда вернется Виктория, чтобы сказать ей, что возможно за ними следят. Ему почему-то даже не было страшно. Хотя должно было бы быть. Он ведь нихуя не коп. Слегка камикадзе? Может, уже и так.       Он пнул еще раз гладкий камень. Однако шею снова неприятно закололо. Алекс был уверен – фигура снова смотрит. Он стремительно поднял взгляд, откидывая со лба лохмы своего обросшего подобия стрижки.       Фигура всего секунду была в отсвете фонаря, но этой секунды хватило Алексу, чтобы онеметь и тут же рвануться с места.       Виктория резко обернулась и помчалась за ним в соседний подъезд.       - Там был Майлз! – проорал через плечо он. – Я видел Майлза! На третьем этаже! За мной, Селфильд!       - Алекс! Не сходи с ума! – запыхавшаяся Виктория едва поспевала за ним по ступенькам. – Тебе показалось Алекс! Это не может быть Майлз! Он мертв!       Однако Алекса уже было не остановить: он в слепой, свирепой надежде перепрыгивал одну лестничную клетку за другой, пока, наконец, не достиг третьего этажа.       - Стой же ты! – вцепилась Виктория ему в рукав, когда он уже был готов выломать дверь потенциальной квартиры. – Ты совсем из ума выжил, Тернер?! Ты собрался переполошить всех местных жителей?!       Алекс остервенело уставился ей в глаза:       - Мы должны зайти туда! – собирая последние остатки воли в кулак, просипел он ей прямо в лицо.       Виктория поморщилась от его прокуренной близости.       - Хорошо, хорошо, – растерянно вздохнула она, тряся примирительно ладонями. – Только позволь мне это сделать. У тебя на это нет прав.       Алекс неохотно подчинился, отходя и пытаясь удержать бешеный «пасадобль» сердца.       Виктория позвонила в дверь. Через двадцать секунд на пороге появился старик ростом чуть выше Алекса и такой же худой, только короткостриженый, совсем как Майлз.       - Тернер ты перепутал, видишь! – ткнула его носом Виктория.       - Мы зайдем! – глухо прорычал Алекс, не внимая ее речам.       - Так, ладно! – Виктория закатила глаза. – Извините, сеньор, - она достала удостоверение. – Нам нужно осмотреть вашу квартиру. Мы ищем преступника.       Старик что-то сказал на испанском и пододвинулся в проходе, позволяя им войти.       Алекс осмотрелся. Это была маленькая квартирка. Очевидно, что однокомнатная. И это была именно та квартирка – того окна. Вот только, Майлза в ней не было. Алекс обошел все двадцать два квадратных метра вдоль и поперек. Обыскал кухню и ванную, искал в шкафу, искал под кроватью – никого. Он пнул со зла красный ковер на полу.       - Извините, - с кухни на него зыркнула Виктория, разговаривавшая со стариком. – Мы пойдем. Извините за беспокойство,       Она пошла к выходу. Алекс отчаянно заскреб носком ботинка по мешающемуся ковру.       - Стой!..