Деревья умирают стоя

— Ты не хотел бы остаться здесь? Комната погружена в полумрак, и свет от настольной лампы отражается причудливыми бликами в его глазах. Ты на секунду замираешь с поднесенной ко рту ложкой безвкусного супа, ошарашенный, а он продолжает: — Вчера я не стал предлагать тебе это, решил оставить время на раздумья. Поэтому спрашиваю сейчас. Все мы будем рады, ты знаешь. Проглатывая жидкость с плавающими в ней остатками овощей, ты возвращаешься во вчерашний день. Тогда тебя, недавно вставшего на ноги, привели в освещенную закатным солнцем комнату, усадив за видавший виды стол. Ты помнишь, как взгляд цеплялся за паутину на потолке, покрытую, словно мелкой речной галькой, телами мух. Помнишь запах, который источала забытая в углу миска с собачьим кормом. Незнакомые люди рассматривали тебя пристально, как рассматривают присяжные преступника, а ты глядел на потертую карту, разложенную на столе, и считал города на побережье Японского моря. Один из них сказал тебе: — Наконец-то мы встретились. У него были темные, лоснящиеся от природного жира волосы, убранные назад, и та холодная уверенность, что свойственна всем священникам. Левый рукав его рясы болтался свободно ниже плеча, когда он ослаблял стянутый воротник, и что-то внутри тебя холодело при каждом взгляде на это несовершенство. Тогда он продолжил: — Я много слышал о тебе от Шинры. Он называл тебя удивительным. Говорил, что хочет препарировать тебя. Это комплимент. В тот момент второй мужчина нервно засмеялся, привлекая твое внимание. Ты смутно помнил его черты: и растрепанные каштановые волосы, и тонкую рассеченную бровь, и даже очки с заклеенной скотчем дужкой, за которыми весело поблескивали карие глаза. Пряча руки в карманы халата, сохранившего свою белизну, он сказал тогда, смеясь: — Не пугай его! Что если он сбежит? В какой ситуации тогда мы окажемся? А что будет с милой Селти, подумай только! Священник только устало вздохнул, едва заметно улыбаясь. Постукивая пальцем по Тихому океану, он молчал, глядя на тебя исподлобья, а затем спросил: — Как ты оказался здесь, Хейвадзима Шизуо-кун? Ты не мог сказать. Слова, дополняемые яркими образами, не желали ложиться на язык. Ты видел высотки мегаполиса и тела, летящие вниз. Видел горы трупов и оружие в своих руках. Голубое небо, голубую кровь. Слышал крики и чавканье. Ты видел перед своими глазами лес, через который прокладывал дорогу. Видел родную спину и то, как её очертания растворяются в древесной тьме, окончательно пропадая из виду. Ты чувствовал то же отчаяние, что захлестывало в те минуты, но не мог придать этому формы. А потому, опустив глаза, ты промолчал. Доктор по-доброму засмеялся: — Видишь, Кадота, ты его напугал! Раскачиваясь на стуле, подгнившие ножки которого готовы были сломаться в любую минуту, он старался вести себя дружелюбно, когда говорил тебе: — Мы ничего не будем делать с информацией, нам просто интересно, в отличие от некоторых. Так что можешь смело рассказывать. Я вот, например, сбежал ещё как только всё это началось. Схватил еду, Селти — и приехал сюда. Знал, что ничем хорошим эта эпидемия не обернётся! А вот Кадота… — Замолчи. Священник прервал его резким ударом по окрестностям Тиба, устрашающе сведя широкие брови к переносице. С трудом сдерживая гнев, прорывающийся через играющие под кожей желваки, он продолжил спокойно: — Ему не обязательно знать. Керосиновая лампа гаснет лишь на секунду, погружая комнату во мрак, но этого хватает, чтобы вернуть тебя в реальность. Ты смотришь на тарелку с бульоном, на плавающие в бледной жидкости обрывки сваренных жил и поднимаешь взгляд. Он молчит, терпеливо ожидая ответа. Поглаживая большим пальцем серебряное кольцо, едва держащееся на тонкой кости, смотрит на своё отражение в оконном стекле. На вытянутое худое лицо. На отросшие черные волосы, собранные в торчащий хвост, и синяки, залегшие под глазами. Смотрит на сутулые плечи, куртку с посеревшим мехом и, усмехаясь, должно быть вспоминает прошлого себя. Вчера ты узнал, что его зовут Изая. Тогда он зашёл в комнату, шурша полами длинного пальто и нарушая повисшую тишину. Улыбаясь так же приветливо, как остальные, он создавал впечатление человека неприятного, и ты не мог объяснить, почему ощущал исходящий от него запах лжи и притворства. Просто стискивал зубы и смотрел, как он занимает место перед тобой. Он слушал твой скудный рассказ о путешествии через лес. Слушал о людях, в безумии пожирающих разорванные беличьи и заячьи тела. О мародерах, разоряющих опустевшие города, и здоровых людях, умирающих от голода. Слушал и улыбался. На прощание Кадота пожал твою руку, а доктор предложил как-нибудь навестить его для осмотра. Вы шли по темному коридору, увешанному старыми фотографиями незнакомого тебе города, и Изая сказал: — Этому месту не хватает пары крепких рабочих рук. Останавливаясь у дверей в твою комнату, он продолжил: — Конечно, смекалистых нам тоже не хватает, но нельзя требовать от тебя непосильной работы. Небольшая отработка будет достаточной благодарностью за спасение, как думаешь? Ты ничего не ответил ему. Просто закрыл дверь комнаты и тут же рухнул на кровать, раздраженный и растерянный, а после вечером глотал выданный суп и пялился в стену, раз за разом прокручивая в голове дневные события. А сегодня он пришел вновь. И ты говоришь ему: — Нет. Ты говоришь: — На самом деле, мне нужно найти кое-кого. Он смотрит на тебя с толикой интереса, продолжает невесомо касаться кольца и, чуть склонив голову, спрашивает: — Кого же? Ты отвечаешь нехотя: — Брата. Не думаю, что он здесь. Изая обнажает желтоватые зубы в улыбке и, присаживаясь рядом с тобой на кровать, оказывается слишком близко. Ты чувствуешь исходящий от него кисловатый запах самодельного мыла и жженой травы, и от этого становится дурно, а скудный ужин встает комом в горле. Во рту пересыхает, а он говорит тебе: — Ты ведь ещё не пробовал искать. Придвигаясь ближе, он закрывает собой тусклый свет от лампы, и с трудом можешь различить черты его лица. Вполголоса он говорит: — Давай поможем друг другу. И улыбается.