Нотами под кожу

POV Тихон Все абсолютно не так, как я себе это представлял. Все, блять, совершенно иначе, и я растерян. Он ушел. Тупо послал и свалил в толпу, где найти его, даже при великом желании, на грани фантастики. Однако, увы, не это самое страшное. Куда ужаснее оказалось то, что его друзья, то бишь вся группа и менеджер, видели наше маленькое «выступление», и что-то мне подсказывает, они при любом раскладе будут не на моей стороне. — Если с ним, — начинает блондин, глядя на меня, как лев на косулю. — Что-нибудь случится, — куда более зловеще продолжает брюнет с полуоскалом. — Тебе будет плохо. — Очень плохо. Да ахуеть прям, а то я не догадался сам, что мне пиздец по всем фронтам обеспечен от этих двоих хотя бы, которые, судя по всему, любовники. Нет, я не боюсь, и даже в мыслях нет оправдываться, но все равно приятного мало стоять перед кучкой совсем не хрупких ребят, имеющих полное право подправить мне мозг, и да, вряд ли словесно. Уже выйдя в зал, осознаю окончательно всю масштабность своего фиаско. Зажал. Накормил афродизиаком. И… тада-да-дам — я, блять, его потерял. А вскоре пилюля подействует, мальчик захочет секса, много секса, очень много секса. Находясь в толпе. Огромной толпе своих фанатов, которые выебут его и в хвост и в гриву, ну или он их, тут уже не имеет значения. Факт в том, что я посеял, а пожинать плоды будут другие, это обидно. … Гибкое тело, плавно двигающееся в такт музыке, запрокинутая голова и волосы, скользящие по плечам, шее. Красиво, завораживает каждое движение, каждый жест. Не сразу понимаю, что танцующий и есть Гера, что это его так страстно обжимает сразу несколько девушек, а он и не против. Их руки жадные, беспощадные. Они как стервятницы — каждая желает оторвать кусок желанной плоти, готовы за волосы оттаскивать друг друга от него, а ему плевать. Он с блаженной улыбкой подпевает одними губами. Лениво поглаживает тела, что трутся об него. Похоже, малыша вставило. Найти его оказалось не так уж сложно, как я нарисовал себе. Самовлюбленный ублюдок влез в центр этого водоворота и наслаждается вниманием к своей персоне. Публика сходит с ума. Они попросту беснуются, понимая, что их кумир рядом с ними, все хотят быть ближе, расталкивая небрежно тех, кто более хрупкий. Девицы попеременно психуют, получая тычок в бок или острым каблуком по новомодному носу лакированной туфли. Блондинки, поправляя свои яркие топы, доказывают друг другу, почему именно ей так необходимо и воистину жизненно важно оказаться ближе к Филу, да что там блондинки, брюнетки тут не слишком их превосходят, занимаясь еще более малоприятным действом. Девочки дерутся. Глупые, сопливые, не все совершеннолетние, я уверен. Орут, бесятся, а парни, просто посмеиваясь, стоят около колон. Кто-то курит, кто-то выпивает. Они не настолько эмоциональны, чтобы рваться к звезде, хотя могут, растолкать девушек на шпильках — отнюдь не сложно дело, было бы желание. Кстати, о девушках и шпильках. Моим туфлям, походу, полный абзац, так как мне на ноги наступило, по меньшей мере, десять особей. Я сейчас даже не так сильно возбужден, как должен бы быть, видя такое развратное действо, я просто хочу забрать его от них. Выдернуть из этих страстных объятий. Смыть с его шеи и губ противный липкий блеск. Их запах, их касания. ОН, МАТЬ ЕГО, МОЙ! Разум вопит, внутри все сжимается, сворачивается, как подкисшее молоко, комочками. МОЙ! Лишь на вечер или дольше — пока не знаю, но я не позволю пожинать плоды моих стараний размалеванным бабам. Может, это ревность, не знаю, возможно, допустим. Мне плевать. Открыто, с высокой колокольни и на всех. Прижав его спину к своей груди, толкаю вперед, как таран, из толпы. Слышу кучу «лицеприятных» выражений в свою сторону, получаю разгневанные толчки в спину, но уверенно двигаю его вперед. Улица. Прохлада осенней ночи ударяет в лицо, врывается в легкие. Но не освежает, увы. Жар тела, прижатого ко мне всего несколько минут, пропитал меня. Его запах, пусть и смешанный с кучей посторонних, уже жжется в носу. Ядовитый, угарный, убивающий. Медленно… травит. Хочу его так сильно, что чернота застилает взгляд, мутная пелена затягивает зрачок. Хочу. Наблюдаю, как он выгибается на кожаном сидении, облизывает губы, гладит сам себя по вздыбленной ширинке. Это мучительно. Это кошмарно: вот так сидеть, не трогая. Это пиздец какой-то, невыносимый пиздец. Из последних сил, из оставшихся крупиц здравого смысла решаю остановить его, пока не поздно, ибо взять его прямо в машине, пусть и собственной, и со своим же водителем за рулем — не выход. Ярость чайных глаз вызывает легкую дрожь. Они черны в темноте машины, как два глубоких провала тьмы, клубящейся, зовущей. Он демон, гребаный демон разврата. С вечной полуулыбкой. Издевается. Дразнит. Гера сам не подозревает, видимо, насколько соблазнительно выглядит. В образе или без, на сцене или в жизни. Чертовски хорош, слишком хорош. Оказавшись в лифте, я едва сдерживаюсь, чтобы не взвыть в голос, когда мутный взгляд ударяет мне в лицо. Он расслаблен. Готовый на все. Медленно провожу руками по податливому телу, чувствую ответную дрожь. Забираю ебаные ключи из кармана и веду его в квартиру. Нет желания осматривать апартаменты, восхищаться дизайном и охать при виде новейшей техники. Хочу его до сумасшествия. До скрежета зубного. Однако брезгливость не позволяет действовать. Пока не смою с него весь этот коктейль — не притронусь. До душа добираемся в рекордное время, стараясь аккуратно, чтобы не повредить его пирсинг на лице, стаскивать одежду. А следом и сам. Вваливаемся в кабинку, голые, с глазами шальными. Теплая вода, кажется, еще больше остроты придает. А крыша уехала… Целую до нехватки воздуха. Стираю вкус чужих губ. Собой… хочу напитать его собой до краев. Заполнить так, чтобы никогда не забыл об этом безумии. Сложно сказать, кто повернут сильнее: он под таблеткой или я на нем… бесповоротно и полностью. Пробовать, всего. Смаковать, слизывать капли с горячего тела. Сводит с ума его податливость. Его расслабленность и вседозволенность. Его руки, лениво скользящие по моему телу, безынициативные, но и не отталкивающие. Черные дорожки бегут от глаз по щекам, а я провожу пальцами, ловя их, не позволяя марать грудь и шею, смываю разводы. Фил… он уходит вместе с гримом, как маска, стекающая с его лица. И это удивительно, передо мной словно превращение. Чуть покрасневшие веки, с тонкими, как нитки, капиллярами на бледной коже. Гребаная косметика, у него явно глаза после нее болят. Губами по векам, стирая усталость. Пальцами по груди. Он потерян, не осознает, что происходит, отдался ощущениям. Скользкими руками по его коже, гель с запахом морской волны, свежий, охлаждающий из-за ментола. Слежу, как мыльные дорожки воды скользят по его телу. Невероятен в своей природной сексуальности. Ничего не делая, просто стоя с закрытыми глазами, он как с разворота эротического журнала. Чувственный. Возбужденный. Пирсинг в соске отдает еще большим возбуждением, хотя куда уж более, я и так на грани от всего. От атмосферы, от него, от голых тел, что то и дело соприкасаются. Аккуратная впадинка пупка гипнотизирует, тонкая полоска волос, идущая к паху, до невозможности призывно выглядит. Я уже на коленях, ловлю пару капель языком на его животе, прикрыв глаза, вдыхаю. Прижимаю руками его к стене, а мои губы вдоль напряженного ствола скользят, чувствуя его рельеф, его бархатистость и гладкость. Каждую выступающую венку, как дергается он от перевозбуждения. Не скажу, что я противник минета, но сам я его делаю крайне редко, очень редко, чаще мне. А сейчас меня колбасит во все стороны от мысли, у кого я отсасываю, вот так, стоя на коленях. Не мучаю и не дразню, ускоряюсь, подчиняясь его стонам и непреодолимому желанию, понимаю, что из-за таблетки ему уже больно терпеть такой силы возбуждение. Кончает он быстро, я даже не успеваю вдоволь насладиться процессом. Непривыкший к вкусу спермы, почти давлюсь, но глотаю, кто знает, что ждет нас, кто знает, опробую ли я его еще хоть однажды. Выключив воду, тяну его в комнату, ногами-то он переставляет, а вот глаза напрочь задраены, словно склеились, и не знал бы я, что он весь, как оголенный нерв, в ожидании секса, подумал бы, что дремлет. Кровать огромная, настоящий траходром, иначе не скажешь. Простыни шелковые молочного цвета темнеют от влаги, что стекает с наших тел. Плевать. К губам, покрасневшим, зализанным. Целуя до остервенения. Прижимая всем телом к твердой поверхности кровати. Я с ним, и это лучше, чем сон. Это лучше, чем рисуемые воображением картинки. Лучше фантазий, измучивших мозг вконец. Я в нем — и это ошеломительно. Так горячо и туго, а он так раскрепощен, что я сомневаюсь, впервые ли он с мужчиной в постели. Короткими ногтями впивается в мою кожу, дрожащими пальцами стягивает с мокрых волос резинку. Зарывается в них руками, тянет, стонет, выгибается. Отдается так искренне, без остатка. Вбирает охотно, сам тянется и целует. Страстный. Развратный. Он, как инкуб, весь окутан аурой секса, он сам есть секс. Сердце бешенное бьется в груди загнанно, ему места там мало, оно вырваться хочет в экстазе, сходя с ума. Кровь по венам раскаленная, кипящая. Так хорошо, до обморока, до потери сознания, до разноцветных точек перед глазами. Легкие болят от нехватки кислорода, от поцелуев, высасывающих все силы. Руки уже болят удерживать вес, мышцы, натянутые как струны, ноют, а я продолжаю. Сколько времени прошло? Сколько раз мы кончили? А нам все мало. Чертовски, мать его, мало. Как на безумном марафоне, вся кровать уже скомкана, подушки на полу у кровати валяются. — Гера… — шепот хриплый, голос сорван давным-давно к ебаной матери. Спина мокрая от пота, а в спальне запах секса витает, все им пропитано. И откуда силы берутся? Всего один рывок — и я уже под ним, в который раз удивляюсь, откуда в нем столько страсти. Выгибается, сидя верхом, вылизывает мне шею, лохматя руками подсохшие волосы. Кусается не больно, игриво, вызывает улыбку. — Не лежи бревном, любовничек, — ехидно на ухо, и смешок следом. Сжимаю бедра в руках, синяки останутся, я уверен. Он вроде должен шипеть, но в ответ стон приходит. А следом укус в плечо, на груди, вниз по ребрам к животу. Каждый кубик испробован острыми зубами. Заминка, поднимается выше, впивается в губы. Ласкает мое тело чуть неумело, но старательно, трется, елозит по мне, прикусив пухлую губу и закрыв глаза. Захочу ли я еще кого-то когда-либо? Он погибель моя, я сам себя в ловушку загнал этим сексом. Кто ж знал, что сученок настолько хорош окажется, настолько мягок, как пластилин, раскрепощен и развратен. Влюбил в себя телом. Смогу ли я отныне трахать других? Не уверен. Рассвет бледно-розовый. Разводы по небу, как водой, окрашенной кровью. Солнце, лениво выползающее, и ни единого облака. Одеваюсь неспешно под аккомпанемент тишины и тихого дыхания спящего Германа. Неудивительно, что он вырубился, не каждому по силам многочасовая ебля. Стараюсь даже не смотреть на смятую кровать и полуобнаженное тело, прикрытое лишь простынею, и то наполовину. Очаровательное зрелище. Россыпь засосов на бледной коже, волосы, рассыпавшиеся вокруг лица, и чуть приоткрытые губы. Отворачиваюсь, не хочу смотреть, пресытился. Хотя, кому я вру… Ухожу, тихо защелкнув дверь, сажусь в машину, ожидающую у подъезда, курю. Наверное, впервые так много. Всю дорогу травлю себя никотином, дышу едким дымом. Изгоняю его запах, что, как ядовитый, в носу застрял намертво. Это ведь временно, верно? Просто слишком хороший секс, просто слишком развратный парень, слишком сексуален, слишком… все, блять, слишком. Но это пройдет, всегда проходило. Бычок в пепельницу, с тихим шипением уголек затухает, соприкоснувшись со стеклянной поверхностью. Хлопнувшая дверь автомобиля в мозгу, как раскат грома, отдается, нахуя я так напился вчера, придурок, сегодня ведь собрание на работе. Дом встречает ароматом хвои и запахом горящего камина. Прислуга еще спит, как и округа, раннее утро, а я уверен, что не смогу уснуть. Раздевшись, смотрю на себя в зеркало, там я и не я. Так странно, вчера уехав, улыбался в предвкушении, что получу так сильно желанную игрушку. Получил, и нет улыбки победителя. Пустота, словно выдернули из меня кусок неведомо чего. Выпотрошили, или я просто устал? Глупый вопрос, так натрахаться и не устать, только вот физически я еще весьма работоспособен, а эмоционально… Глухо внутри. Наверное, всегда так, когда добиваешься желанного в короткие сроки. Я трахнул Фила, а к нему в придачу Геру, два по цене одного, удача, выигрыш, а восторга нет, или же это шок, поздно осевший внутри? … До вечера все как в тумане, состояние дремы с открытыми глазами. Еда не лезет в глотку, желудок я готов выблевать даже после глотка сока, так любимого мною. Мысли… Чертовы мысли жрут, как паразиты, меня изнутри. Образы ядовитым осадком мозг сжигают, чувства неподконтрольные в комок густой собираются. Я не люблю его, я вообще вряд ли смогу когда-либо кого-либо полюбить, не из того я теста. Но, бля… запал. Застрял. Прилип — не отодрать — к душе, впился, как клещ лапками, прямо в сердце. Мешает. Бесит. Я не хочу этого, мне нужен был тупо секс, а не это неожиданное приложение. Все зашло далеко, слишком далеко, и это нужно прекратить во благо моего же психического состояния. Собрание. Если его можно так назвать, когда сидит кучка идиотов и смотрит, словно я мессия и исправлю все их тупые ошибки. Достало. Все, мать его, достало, так хочется пустить на самотек, чтобы все по течению — и будь что будет. Я даже слушать их оправдания не желаю, просто увольняю сразу двоих, пусть и давно работающих, преданных и необходимых. Заебало в край. Сил нет давно, мне, блять, двадцать три года, а я въебываю, как проклятый, в то время как сорокалетние с куда большим багажом и знаниями портят то, к чему я так долго и стремительно шел сквозь эти годы. Не слушая советов, пусть и разумных, со стуком закрываю дверь к себе в кабинет, устало падаю в кресло и, осушив залпом стакан виски, засыпаю. Вот так просто выключаюсь, как уставшая техника. Пошло все на хуй. — Тихон Игоревич? Тихон Игоревич? И что, блять, за назойливый попугай над ухом? Открываю глаза, полные такой злобы, что по идее убежать должны все или, по крайней мере, заткнуться, но, как ни печально, кроме моей секретарши, привыкшей ко всему. — Он самый, что надо? — Там ваша машина с мойки подъехала, мне отправлять их на стоянку или вы желаете отправиться домой? — Нет, блять, мне тут очень удобно спать, — фыркнув, встаю, потягивая затекшие конечности. Домой. Обычно это приносило радость, но не сейчас. Там монстр в виде моей сестры, сегодня она должна вернуться, что печальнее некуда. Неужели не могла пропасть без вести, а? Наградил Бог родственничками, один краше другого. — Ты вчера украл у меня таблетки. — Это вопрос? — приподнимаю бровь и, налив себе стакан ледяного сока, выпиваю тот с блаженством. — Утверждение. — И? — Я видела, с кем ты ушел. — И? — на автомате спрашиваю. — Стоп, что ты сказала? — Я сказала, что видела то, как ты вытянул Фила из кучки похотливых баб и утащил из клуба, усадив в свою же машину, только вот дома тебя, братец, ночью-то не оказалось. Ая-яй. Противная до такой степени, что изжога начинается от одного голоса. Видела она, и что? — Ты с ним был? — Не должно. — Что не должно? — Ебать не должно, где я был, с кем, когда и зачем. Популярно объяснил? — Как грубо, как неоправданно резко. Не остается ничего, кроме как закатить глаза и свалить к себе, пока ей еще что не взбрело в голову. Не то, чтобы она опасна, просто порой умеет портить жизнь весомо, особенно если учесть, что именно ее семье должен был перейти бизнес отца в случае чего. Им совершенно не повезло, что я достиг восемнадцати за месяц до назначенного срока передачи и стал полноправным хозяином, не согласившимся отдать детище отца в их загребущие руки, и что-то подсказывает мне — даже спустя столько лет они вряд ли смирились со своим проигрышем.