Любви подвласны даже кошки.

Начало POV Оливер. — Будешь сегодня? — Я бы взял, но нет. Всё скучно. Они слишком играют на жалости. А ты? В последнее время сам не свой, мне аж страшно, если уж мясник не в себе... — Уж поверь, Ричард, я справлюсь со своими проблемами. Хоть этот альфа и был моим давним другом, я не особо мог ему доверять... Ричард являлся важной шишкой в подчинении у моего отца, и людям его типа была присуща крайняя жестокость и любовь к насилию, это были не личные заскоки, нет, скорее вынужденные проблемы... если это можно так назвать. Они часто убивали и занимались грязными делами, о которых я предпочитал просто не ведать. Так и мне было спокойней. Ричард занимал одну из главных ролей в игре моего папочки, доставал со дна самых грязных людей и уже из них самих вынимал всю информацию, которая и имела ценность. Думаю, в будущем он и унаследует главенство в семье. — Этот омега... Селен, мне лучше и не спрашивать? — Ты знаешь его волю, я не имею права заставлять. Твои деньги не купят мои принципы. — Да ладно тебе, я уверен, мальчику понравилось: он уходил в весьма хорошем настроении, да и кончил раза четыре. Эти глупышки только ноги раздвигать готовы, а Селен своё дело знает. Ну же... Это один раз. Потом он и сам согласится. — Этого я и боюсь... Ты не тот человек, который действует мягкими методами. На мои слова альфа лишь хохотнул, но и оспаривать их не стал, чему я был в неком плане рад. — Не тебе-ли говорить о моей жестокости, мясник..? Я лишь промолчал на слова мужчины, и так в рай не прошусь, моя любовь, как и многие другие чувства, давно потонула во мне самом, и теперь было и правда легче жить. Я «чистил» этот городок, чему был и сам рад, это было мое предназначение, и я принимал как и приятные стороны этого дела, так и отвратительные. Ричард со своей охраной покинул клуб. На этом день должен был окончиться... если бы не одно но... — Я даже не знаю, что Вам сказать! — кричал на Рене Март, злобно зыркая на этого омегу, и мне казалось, что он сейчас начнет пускать от себя разряды молний. Нет, я, конечно предполагал, что Рене создаст проблем, так как фактически выгоды ему тут работать нет, но ранее я знал его таким послушным... нежным и кротким, что осознавать сейчас, что он изменился, мне совсем уж не хотелось. А ещё не хотелось, чтоб Март на него кричал, но это было совсем уж необоснованное желание... — Ладно, не горячись. — Не горячись!? — воскликнул альфа и несколько раз ругнулся, после чего покинул мой кабинет, громко хлопнув дверью. Обиделся. — Я... это... Ничего такого не хотел. Мне нужно было забрать вещи... Там... э... То, что Рене лгал, было и так понятно, я слишком хорошо его знаю, чтоб не замечать бегающих глаз, красноты на ранее бледном личике, чуть дрожащих рук и нервное покусывание нижней губы. Я, наверное, уже просто не могу на него злиться... Рене — единственное тёплое и милое, что осталось от меня в моём же прошлом. Каждый раз глядя на него я невольно замечал остатки его очаровательного и ласкового, того, которого я любил и которому верил. Расскажи я ему сейчас о своих терзаниях, он бы наверняка засмеял меня, не иначе; думаю, ему никак не сдались мои чувства. Я лишь хочу заставить его сожалеть, и когда я получу желаемое, то отпущу навсегда. — Разве не лучше сказать мне правду? — Сначала ты скажешь мне про отца. Всё, что я попрошу. — Не думаю, что ты умеешь «просить», — с усмешкой протягиваю я, и омега предо мною охает от возмущения, но, нахмурив бровки, кивает в ответ. — Тогда отлично, будем тебя учить «просить взрослых дядь». Рене сглатывает, и мне тоже приходится протолкнуть ком в горле... Что я натворил? Зачем заставляю его это делать? Сам же пообещал, что возьму на себя всю заботу о папочке. Ты такая тварь, Оливер. Отодвигаюсь от стола и пальцем подзываю к себе омегу; он смотрит с опаской, но не дрожит, когда прикасаюсь к тонкой талии, тяну за собой, и мы падаем на диван. — Сними верх. Рене ещё с минуту думает, и вскоре одежда уже на полу. Я хочу его до ужаса, но у меня же есть Алис. Что я ему-то скажу? Будто читая мои мысли, паренек опускается на пол, застеленный мягким ковром, и поднимает взволнованный взгляд на меня, словно ожидая наставлений. Я нежно глажу шёлковые рыжие волосы, и омега льнёт за лаской, прикрывая глаза пушистыми ресницам и поднимая краешки губ в полуулыбке. Такой очаровательный. — Вставай. Похоже, Рене не ожидал такого: он резко вздрогнул и поднялся с пола... Боишься, что возьму тебя прямо тут? Видеть страх в его глазах было странно, но так просто отпускать тоже было глупо, нужно было как-нибудь наказать за необдуманную выходку этого омежку. Я решил пойти старым дедовским, но не менее жёстким и на данный момент возбуждающим способом — отшлепать. Снимая с себя пиджак, я уже вызвал подозрения, а когда закатал рукава, так стоящий омега побледнел и было хотел что сказать, но я на него шикнул, и мальчик умолк. Мне и так не по себе, не надо тут осуждений. Откинулся назад и похлопал по своим коленям: — Ложись. Похоже, мой мальчик осознал всю ситуацию и закусил губу, волнуясь; он переминался с ноги на ногу, а в глазах плескалось и билось, как море о скалы, волнение, но я был непреклонен, и вскоре Рене с голой попкой кверху лежал на моих коленях. Юноша жмурился, его вздохи было такими рваными, будто он ожидал сейчас неминуемой гибели, а не обычной-то порки. Первый удар был ещё лёгким, я пытался настроиться и, желательно, не возбудиться. Ладонь хорошенько прилетела по уже алеющим ягодицам в пятый раз, когда я услышал первый стон, который прозвучал столь жалобно и вызывающе одновременно, что я на несколько минут замер. Омега всё всхлипывал, уткнувшись лицом в диван; он сжимал тонкими пальчиками обивку и будто звал кого-то, но я был в своих мыслях, метался между двумя огнями: мне хотелось его утешить, сберечь эти слезы для счастья, подарить тепло и ласку... ведь сейчас у меня на руках рыдала моя любовь, умоляя остановиться, но я вскоре продолжил свою затею, с новой силой вбивая Рене в свои колени, который с каждым ударом вздрагивал от слёз... — Я не хочу боли... пожалуйста, — голос Рене надрывался и с каждым ударом утихал, пока омега где-то на двадцать пятом ударе не отключился. Не то чтобы я и сильно его бил — да, задница была цвета созревшей вишенки, — но эта не та сила, с которой я могу ударить противника в бою или неугодного мне, так что пусть не жалуется — мне стоило его наказать. Когда я уже успел привести нас обоих в порядок, а омежка лежал всё на том же диване и тихо хныкал, я не смог удержаться. Сняв маску буквально на несколько минут, я быстро прильнул к пухлым губам, пока никто не видит, пока я могу побыть Оливером, а не мясником, пока этот лисёнок не продолжает меня ненавидеть... Конец POV Оливер.