Без тебя ненавижу

Так вот и выглядит человек, из которого дементор высосал душу, понимает Малфой. Только так. Лицо белое, точно заиндевевшее, вообще ни кровинки. А губы – неестественно яркие, и струйка крови из уголка. Еще его глаза, да. Потухшие, пустые стекляшки. Какого-то болотного оттенка, что неразличим за стеклами этих круглых, дурацких очков. – Драко? И голос подстать. Жухлый и ломкий, как осенние листья, что хрустели под ногами, когда они последний раз ходили в Хогсмид. Когда целовались там на каждом углу до лопнувших губ и получили нагоняй от мадам Розмерты, а потом едва успели вернуться в положенный срок, потому что Визжащая хижина так заманчиво манила уединением... У Драко рвется что-то в груди, и сердце, кажется, давно раскрошило ребра в труху, как сам он на уроках Снейпа – какой-нибудь корень в ступке – до пыли. Но отрывается от своей спутницы нарочито медленно, откидывает назад упавшие на лицо пряди. ...своими длинными, музыкальными пальцами, которые Гарри так любит обхватывать губами... любил... – Что, Поттер, не спится? – фирменная гаденькая малфоевская ухмылка за которую и сам бы себе все зубы повыбил. Девчонка виснет на руке, льнет, как намокшая ткань. Неприятно. А у Поттера... у Гарри руки... не сжимаются в кулаки – виснут бессильно плетьми вдоль тела. Как те диковинные растения в теплицах Стебль, что совсем не переносят солнечный свет. – Драко... Может быть, это ступор или его заклинанием каким приложило? Или все эта девчонка рядом с Драко – Дафна, кажется, или как... Как много видел Поттер? Как много успел?.. Хотя... не этого ли ты добивался, Малфой? – Драко. – Мерлин, Поттер, тебя заело? И что-то ты... серый какой-то? Может, позвать нищеброда и грязнокровку, пусть отведут тебя к Помфри?.. Укрепляющие зелья какие?.. Или без сновидений, если опять те кошмары, о которых все уши нам с первого курса считай прожужжали. Понимает, что срывается в лепет и вновь натягивает свою равнодушно-склизкую улыбочку. Тесную и гладкую, как новые перчатки для верховой езды. – Драко, но как же... мы... Выжимает из себя еле-еле. Так, словно его Круциатусом пытают. Он и на ногах-то едва держится. Золотой чудо-мальчик. Мальчик-что-должен-остаться-в-живых. "Любым способом, Драко", – напоминание хлесткое, как пощечина. Обидное, и от него точно также горит, только не кожа, а где-то глубоко... Где-то там, где лишь Поттер умел разводить костер до небес, а теперь... теперь там опять все стянется льдом, как и прежде. Никакие Согревающие чары уже не помогут. Не Драко Малфою, ему – больше нет. – Мы, Потти? Какие, к боггарту, еще "мы"? Ты парочку-другую перепихов случайных воспринял, как признание в любви до гроба? Предложение руки и сердца, быть может? Мерлин мой... да ты еще тупей, чем я полагал... Впрочем, Потти, я должен признать, ты был очень даже неплох. Дело в том, что мне уже надоело... приелось. Знаешь, как тыквенный сок изо дня в день – как ни люби ты его, опротивеет всенепременно. Каждым словом – гвоздь в крышку гроба того, что разрушил, убил, растоптал вот здесь, в каменных и сырых переходах подземелий Слизерина, где пацан наверняка искал его после пары раздельных занятий. Соскучился. Сука. Почему?.. почему только так?... У Гарри губы трясутся и пальцы... пальцы скрючились, точно от судороги. В лице – теперь совсем ни кровинки. И если до того он казался бледным, то сейчас – точно выцвел. Как те магловские детские книжки, которые нужно раскрашивать яркими карандашами. Он видел такие у перваков-грязнокровок... – Я не смогу без тебя. Все ты сможешь! Мордредом тебя заклинаю, развернись и уйди. Разве это не ты – мальчик-который-выжил? Разве не ты – единственная сраная надежда магического мира? Разве можешь ты стоять вот так и гундеть, наматывая сопли на кулак и хлюпая носом? Тот, кто сталкивался с Темным Лордом уже даже не раз. Ты же какой-то зачарованный, Поттер, у тебя ото лба даже Авада рикошетит, а ты... – Не мели ерунды, Поттер. Ты... блять, ты жалок. И вообще, какого... ты в подземельях забыл? Вали в свой львятник, пока змеи не покусали... Кажется, он говорит что-то еще, пока Гарри... пока Поттер пятится, зачем-то прижав руки к груди. Точно у него там – рваная рана, и боится отпустить хоть на миг, чтобы что-то ценное не вывалилось наружу. Под ноги, в пыль. Кажется, он кричит что-то вслед, уже не разбирая, не чувствуя, что по щекам струятся невидимые, прозрачные слезы. Кажется... Драко не помнит. Не чувствует. Его выскребли изнутри тем ножом, что так удобен для нарезки недозрелых корней мандрагоры... Девчонка все еще висит на руке бесплатным придатком. Замечает ее с изумлением брезгливым – уже в серо-зеленой гостиной, стряхивает, как прилипшего к рукаву флоббер-червя. – Драко, а ты... – Не отсвечивай, не видишь, не до тебя сейчас. И как бы не бесило порой тугодумие Гойла, его слепая покорность и готовность, кажется, костьми лечь, но угодить Слизеринскому принцу... сейчас Малфой ему... благодарен. Сейчас, когда хочется забиться в угол и выть, закрыть глаза и слушать песни фестралов, о которых бормотала вчера за ужином эта дурочка Лавгуд... – Дрей... Моргана, да что ж это... Гойл! Панси, блять, да сделайте вы хоть что-то, он же сейчас... За что меня окружают пещерные тролли? А вы тут какого дементора рты пооткрыли! Отбой! Марш все по спальням, не то.... Блейз хлещет по щекам оцепеневшего лучшего друга и орет так, что, наверняка, портреты на парадной лестнице морщатся и затыкают уши. Блейзу плевать. – Снейпа! Срочно зовите декана. Дрей... верно, его отравили. Дафна, ты видела что-то? Девчонка пожимает плечами и бормочет что-то невразумительное о декане, о том, как возвращалась с Зелий, а тут Малфой налетел, озирался, целоваться с разбегу полез, и разве она дура такая, чтобы отказывать Драко Малфою, когда по нему не то что пол-Хогвартса, добрая часть Магической Британии сохнет. А тут откуда-то Поттер... У Блейза в голове гудит и завывает, точно туда Пивз пробрался и теперь стучит колотушками и замогильно хохочет, и почему вдруг такие холодные пальцы... – Дрей... это зелье? Послушай... я Снейпа сейчас... – Н-не надо... крестный... Не надо, все он... И отключается, не успев даже закончить. * * * несколько часов назад: – Драко, что вы наделали, Драко... ваш отец... и Темный Лорд... как только до кого-то из Пожирателей или их детей... Как только за пределы спален и вашего круга просочится про шашни с Поттером... Мерлин... Вы выжили из ума, Драко Малфой? Вы понимаете, что́ сделают с вами, с Люциусом, Нарциссой? Допускаю, что мыслить вы сейчас не особо способны, ибо все мозги стекли в причинное место, хотя именно вы, к сожалению, всегда казались исключительно рассудительным юношей... Малфой и слова вставить не может, он весь покрылся красными пятнами, и волосы торчат, как шерсть полинявшего книззла или перья гонявшей за океан одним рейсом совы. И губы... губы все еще хранят вкус героя. – Я... я люблю его, крестный. – Если любишь, подумай, на какой выбор ты его обрекаешь. Ты – Драко Малфой, единственный потомок чистокровного рода. Я должен тебе объяснять, что́ грядет, и по какую сторону от барьера вскоре окажется каждый из вас? Перед глазами плывет. И отчего-то вдалеке слышится заливистый безумный хохот Беллатрисы Лестрейндж. – Драко... это очень... это очень серьезно. Гарри пока не готов, понимаешь? Он не готов сразиться с Волдемортом, и если встанет вдруг выбор... я видел, как он глядит на тебя... весь мир зависит от того, что ты выберешь, Драко. Руки на плечах – твердые и горячие. Кажется, даже сочувствие во взгляде. Кажется... кажется, горло забило перьями, точно он очутился в совятне, и... – Я понимаю, крестный. Не беспокойся. Нет, голос его не дрожит. Потому что он – Драко. Он – последний из рода Малфоев. "Малфои не плачут, ты помнишь? Не плачут". * * * "Я без тебя не смогу. Это сильнее всего, что могло быть. Драко, ты меня понимаешь?" Кажется, эти слова приносит откуда-то холодный ветер, что врывается в распахнутое окно /поймай его сейчас МакКошка с магловскими сигаретами в пустующем классе, ох, как несладко придется. Плевать. Пусть его хоть Хуч с метлы скинет, хоть Стебль какими лианами удавит.../ Это все ветер. Ветер, воющий в кроне Дракучей Ивы. Или, быть может, отголоски памяти, которую Драко так хотел бы... но нет, Обливиэйт – слишком просто. Ты будешь жить с этим, Драко. Будешь жить. Б е з н е г о Какие-то крики в коридорах, и топот. Сутолока. Гомон, вопли, кажется, даже плач, истерический визг. Малфой откинется на приоткрытую створку, позволяя ветру подхватить его пряди – белые-белые, как глаза мертвеца под стылыми водами Черного озера. Ветру, что отвешивает пощечины одну за другой. Так, что уже скулы саднит от ледяных царапучих когтей. – Гарри! Что же ты делаешь, Гарри! Не надо! Еще одна затяжка. Горчит, и отчего-то совсем не волнует, что там натворил мальчик-легенда опять, кого сумел разозлить, восхитить, впечатлить. – Гарри, послушай... Вопят откуда-то с Астрономической башни, все громче. А Драко лениво думает – вот так дела, и куда смотрит Филч с этой облезлой своей миссис Норрис... Створка окна не выдерживает, и вместе со свистом в ушах и ледяным хохотом до Драко доносится чей-то последний выкрик. Пропитанный болью, как рубашка – кровью. Тогда, в туалете девчонок после Сектумсемпры Гарри. * * * Здесь свет какой-то неестественно-белый и нет вообще ничего, кроме такого же белого клубящегося тумана. Какие-то очертания вдали неуловимо-знакомые. Драко ступает осторожно, боясь угодить в пустоту. Он различает... различает впереди силуэт, что складывается в фигуру, родную до боли... до смерти. – Поттер? – Вот уж не думал, что и ты здесь окажешься, Драко. Ни намека на злость, только усталость, быть может, и какое-то умиротворение, покой. Это как если б долго-долго бежал по пустыне, и наконец-то оазис, где тень, и вода, и блаженное небытие. Но этого же не может быть, не с ними, не когда... – Где мы? Как тут оказались? Какие-то шуточки Дамблдора или?.. – Можешь назвать это одной из станций, Малфой. Как на вокзале Кингс-Кросс. Здесь, можно сказать, решаются судьбы, и только сами мы выберем – назад или только вперед. В тот мир... или в этот... – В этот? Мы с тобой уме... Не закончит. Гарри усмехается как-то по взрослому и качает головой, сплетая их пальцы. – Почему ты не злишься, я же... – Потому что здесь не остается места для лжи, прислушайся к себе, ты поймешь. Я просто все знаю, Драко, от и до... и теперь... У него волосы пахнут свежей травой, примятой на солнце, а еще той невыносимой полировкой для метел и немного – дождем. – Как думаешь, дождь здесь будет? – и после паузы, волнуясь, тревожно. – Ты хочешь вернуться? Хотел бы? – Туда, где тебе снова придется выбирать? Как и мне? Туда, где мне пришлось из окна... чтобы как-то заглушить... чтобы эта дыра в груди затянулась. Зачем мне, Драко, назад? "Зачем мне назад, если рядом – все, что мне нужно. Весь мир" "Я без тебя совсем не могу, понимаешь?"