Часть 52.
6 мая 2018 г., 13:11
Все же он никак не мог быть Малфоем. Язвительный, едкий с закатанными до локтей рукавами рубашки, сбившимся куда-то под ухо зеленым узлом галстука и всклоченными волосами, из которых будто бы "чертиков" вот только что крутили.
— Поттер, не спи. Я понимаю, что для тебя усидеть на месте пять минут кряду и не заснуть — подвиг похлеще, чем схлестнуться с десятком-другим ПСов. Но постарайся хотя бы не пропускать мимо ушей то, что я тебе говорю. Не для себя же стараюсь... смотри, дальше добавляем измельченные крылья стрекозы, помешиваем строго по ходу луны...
Это может быть кто-то под обороткой. Волос слизеринского принца достать, наверное, не сложно. Опять же, подкупить кого-нибудь со змеиного факультета — не проблема. Какая-нибудь очередная ромильда, что никак не угомонится и все надеется подлить любовный напиток невнимательному герою. Впрочем, в таком случае одного совместного занятия по зельеварению было более, чем достаточно, а у них уже шестое... или все же восьмое?
Гарри к тому же не очень уверен, что у кого-то еще хватило бы терпения талдычить ему одно и то же по кругу, снова и снова. И как он его не проклял еще? Непонятно. Может, все просто, и его действительно роняли сразу после рождения? Иначе почему сказанное Малфоем, влетев в одно ухо и нигде не задержавшись особо, стремительно вылетает во второе, чтобы взвиться под высокие сводчатые потолки переходов и развеяться без следа?
А Гарри может только смотреть зачаровано, как солнечные лучики золотят тонкую до прозрачности кожу, следить за рисунком голубоватых вен, наблюдать, как пульс бьется на шее, в запястье, как ветер ласково перебирает белые волосы, наверняка, мягкие, точно пух...
Малфой, надо признать, хороший учитель, он объясняет вдумчиво, неторопливо, с примерами. Он обстоятельно расскажет, почему мандрагору непременно добавляют в любое противоядие от обычных ядов, что аконит, нарушающий ритм сердечных сокращений, вызывает ощущение полета, а потому используют его не только в ядах и медицине. Он объяснит, что рябиновый отвар, пробуждающий от вызванного напитком живой смерти сна, никогда не получится без бадьяна. Бадьян... тот самый, что помог профессору Снейпу избавить Драко от шрамов после необдуманно брошенной в него Поттером Сектумсемпры.
Стыдно... они не дружили тогда. Не так... они друг друга голыми руками были готовы порвать из-за любого косо брошенного взгляда. Но Гарри... он никогда не забудет тонкое белое тело в лужах воды на полу туалета плаксивого призрака, и белую рубашку, стремительно набухающую красным, и то, как быстро вода меняла свой цвет, темнела, точно пиявки, напитавшиеся утекающей жизнью...
— Если ты будешь вздыхать, как твой Хагрид, которому опять не разрешили оставить дракона, я просто уйду. Поттер! Ты меня не слушаешь даже.
Отшвырнул палочку и фыркнул возмущенно, а потом... Гарри ни разу прежде не видел, чтобы Драко Малфой вот так наклонился и, запустив пальцы в волосы, растрепал, усугубляя и без того беспросветный хаос на прилизанной обычно голове. Если это увидит кто-то из змеенышей или декан Слизерина... Мысли об оборотке или каком-нибудь Империо возникнут не только у Гарри.
Красивый... Мерлин великий и Моргана. Он настолько красивый, что это отчего-то рождает возмущение в груди, а еще какой-то нелепый порыв — накинуть поверх мантию-невидимку, чтобы больше никто... никогда...
— Поттер... Давай ты сейчас отомрешь и мы на этом закончим занятие? Клянусь Салазаром, у меня нет ни малейшего желания, да и времени распинаться перед тем, кому это даже не надо. Лучше пять футов эссе напишу по нумерологии, чем изображать здесь запылившийся портрет, нудящий и нудящий о чем-то.
Кажется, он обиделся и не понял. Собственно, а как он мог что-то понять, если Гарри и сам?..
— Малфой... Драко, постой. Я не буду. Не буду отвлекаться больше, прости. Кровь из носа, как надо сдать этот зачет вашему Снейпу. Ты же знаешь, он меня разделает в пух и прах, если ты не поможешь. Я правда... я клянусь, не тупой. Просто твои волосы... и солнце их так высвечивает золотым, и... блики на очки попадают... и это... слепит...
Вконец смешается, замолчит под насмешливым взглядом. Серым-серым с каким-то странным перламутровым блеском. Так, точно прямо сейчас он — Гарри Поттер — смотрит не в глаза давнего [не] друга, а в котел с амортенцией. Может быть, потому так щекочет в носу аромат свежего хлеба и весеннего леса после сильного ливня, а еще тонкие нотки древесной коры, оттенки мускуса? Может быть, это все...
— Гар-ри... — кажется, от неожиданности и растерянности Малфой даже запнулся. Может, это только от жара котла, но показалось, что скулы тронул легкий румянец, и кончики ушей, так трогательно просвечивающие на солнце... — Тебе снова снились кошмары? Вол-лдеморт? Снова те сны? Ты потому будто даже и не в себе? Я сразу-то и не понял...
— Мне давно не снятся кошмары, с тех пор, как я убил его на дуэли, — и даже самому голос покажется чужим, деревянным. И Малфой сейчас наверняка дернет бровью и просто уйдет. И вся эта дружба, которую Гарри старательно возводил все эти месяцы, рухнет под ноги, как Фордик, измятый злыми ветками взбесившейся Дракучей ивы.
Вот только некому будет прислать вопилер, и никто не возьмется отчитывать в кабинете Дамблдора, не назначит отработку у Филча...
— Я понял, Поттер. Все же из нас двоих идиот — это я. Подумал, что эти наши уроки, и... как давно мы дрались? Ты не помнишь? Вот и я позабыл. Я надеялся... что же. В конце концов, ты тогда не пожал мою руку. Ты сказал мне все очень давно, а я — я всего лишь неудавшийся Пожиратель смерти, которого ты зачем-то отмазал от Азкабана, спас всю семью. Ты просто герой, а не друг. У героя т а к и х друзей быть не может. Я... Поттер, я приношу извинения.
Поднимется важно и величаво, как особа королевских кровей. Отряхнет рассеянно с мантии пыль, пригладит волосы и галстук поправит. Посмотрит точно в глаза — все тем же серым, но уже потухшим, точно пылью присыпанным взором.
"Если он сейчас попробует поклониться, я ему врежу" — мелькнет дурацкая мысль, когда Гарри подскочит, путаясь в мантии и своих же ботинках, слыша, как выскользнувшая из пальцев палочка катится куда-то, подскакивая на неровных каменных плитах.
—Драко, постой, ты не понял. И идиот — это я. Наша дружба... я ведь тоже хотел и стремился. Держал себя в руках все эти дни, чтобы не переступить черту, чтобы ты не стал опять ненавидеть...
— Все правильно, герой. Ты пытался. Не вышло. Видно, даже для тебя это слишком. Мерзко, противно...
Что-то дрогнет на красивом, бледном лице. Боль, приправленная сожалением. Горькая, словно перец.
— Я... я пойду. Думаю, Снейп не посмеет влепить тролля спасителю магического мира. Ты можешь не беспокоиться... Гарри... Мы не были друзьями прежде, и не сможем...
— Я никогда не хотел быть твоим другом! — выпалить, жмурясь. Страшнее, чем прыгать с обрыва в бездонную пропасть.
Драко дернется, как от удара, и Гарри поймет, что снова что-то не то и не так. Снова криво и не теми словами.
— ... потому что дружбы всегда было бы мало. Потому что ты такой... ты такой...
И накроет холодные руки руками, закрывая глаза.
В конце концов, смелость герою нужна не только для того, чтобы сразить Волдеморта.
В конце концов, иногда нужно решиться...
В конце концов... бывает намного страшнее, чем луч зеленой Авады, летящий в лицо.
В конце концов, он перестанет бояться, когда Драко вздрогнет и потянется навстречу. Или просто от ужаса оцепенеет.
В конце концов, и герой сможет стать очень счастливым.
Он сможет?
— Драко, я...
Когда-нибудь, он сможет сказать: "Я люблю". Когда-нибудь... может быть вот сейчас, через минуту. Только с духом собраться, зажмуриться крепче.
— Ты правда такой идиот, — насмешливо-ласково и пальцами — по губам и по скулам.
И больше нет ее — той пружины, что сжималась и сжималась внутри, грозила вот-вот разорвать на кусочки. И страха больше совсем не осталось.