Без тебя ненавижу

Почему тебе не сидится на площади Гриммо, национальный герой? Учебный год закончился, и студенты давно разъехались по особнякам и поместьям. Даже твои нищеброды Уизли забились в ту вонючую, изрытую садовыми гномами дыру, что прозвали зачем-то Норой. Вот только ты просто взял и остался, и шляешься теперь по пустым коридорам, оглашая замок тоскливыми вздохами, пугаешь полтергейста зачем-то, он и так зашуган доне́льзя после войны. Даже кошка Филча на тебя внимания уже не обращает. Может, в этом и состоит твой коварный план, Гарри Поттер? Примелькаться в этих тоскливых стенах и остаться тут навсегда. Ты думаешь, я и не подозреваю, конечно. Ведь мантия-невидимка – тот артефакт, о котором не положено знать какому-то там Драко Малфою. Знаешь, ты никогда не умел толком скрываться. И что́ эта невидимость взору, если дышишь под тряпкой своей, как португальский длиннорылый дракон и топаешь, точно гиппогриф в загоне у этого твоего полувеликана. Ты ведь в ней таскался по тайным переходам замка за мной весь шестой курс, и теперь зачем-то опять. Я, правда, Поттер, не знаю. Мне как-то уже все равно. И если ты снова здесь по мою душу. Что ж, проверяй, будущий господин главный аврор. Мне давно уж не жалко. Не жалко совсем ничего для тебя. Возможно, все дело в гудящем реве Адского пламени за спиной и Адских псах, что хватали за пятки, тянули за полы мантии в бездну, а ты, перекрикивая завывания и рев, матерился, как какой-то магловский пропойца-бродяга, и велел – приказывал даже – держаться, и лично обещал заавадить, если разожму руки, сцепленные у тебя на груди. Руки, в которых так громко, так сильно билось бесстрашное сердце легенды. Зачем вообще тебе сдался, герой? Зачем тогда так больно стискивал руку? Знаешь, я ведь и сейчас бывает просыпаюсь от жара. И чудится пламя и голодный скулеж огненных псов. И слышу твой выкрик, похожий на шепот: "Держись, Драко, держись. Почти все". Хрупкое безумие этого кошмара, Поттер. Безумие, которое я отчего-то так опасаюсь разрушить. Как будто сон этот, повторяющийся из ночи в ночь – единственное, что еще как-то держит на грани. Знаешь, сегодняшний день я ненавижу особо. Мама так просила вернуться в мэнор хоть на вечер. Писала, что домовики накрывают столы и разучили новую песню, что Дамби отыскал свою старую лютню. Писала про подарки и кучу сюрпризов. Наверное, для нее я все тот же маленький, капризный ребенок, что требовал больше волшебных игрушек, нарядных мантий и метел последней модели. Мечтал прокатиться на единороге и взлететь в небеса на орле. Знаешь, Поттер, я и теперь, может, мечтаю. Но уже давно совсем не о том. Она не поймет, что сейчас, когда все позади, я хотел бы лишь одного. Вернуть тебе долг, Гарри Поттер. Заплатить жизнью за жизнь и, может быть, попробовать стать твоим другом. Хотя бы. Ведь о большем не смею даже мечтать. Кому я вру сейчас, правда? Так часто порой ты приходишь ко мне. Непременно ночью глухой и беззвучной, когда остальные вокруг крепко спят. Отодвигаешь тихонько полог и садишься неизменно на самый край широкой кровати, запускаешь руку мне в волосы, перебираешь пряди и смотришь. Ты смотришь, Поттер, в свете луны, и я готов умереть за один этот взгляд. Даже зная, что это – лишь сон. Может быть, поэтому мне так страшно заснуть? Потому что часто это хуже, чем боггарт, что наступает на тебя в узком тупике коридора, и развернуться некуда, некуда даже бежать, и глаза закрывать бесполезно. И проще рухнуть перед ним на колени, позволяя обрушить на тебя этот ужас и свести с ума в одночасье. Может быть, в Мунго будет легче. Как ты считаешь, герой? – Считаю, что нам пора перестать играть в чехарду. Я что, разговаривал вслух? И откуда ты взялся здесь, в заброшенном туалете, из которого даже зареваный призрак сбегает при виде меня. Сквозь огромное, до пола, окно светят звезды, и серебряный свет топит комнату каким-то мутным туманом. Ты стоишь у дверей, ты в тени. Только вижу, как блики скачут по стеклам круглых очков, отражаясь от кончика палочки. Правда, знакомо? Та же комната, та же расстановка фигур на доске. Та же вода, что льется с волос, попадает за шиворот, на рубашку. Пальцы дрогнут, но сегодня не потянутся за деревяшкой из боярышника с волосом единорога внутри. Я – весь перед тобой, Гарри Поттер. Как на ладони. Хочешь заглянуть в мою голову, в душу? Я здесь, открывай и читай. Ты увидишь, Гарри... так много увидишь. – Пойдем в комнаты, Драко? Я здесь не хочу... не могу. Может и ты сейчас вспоминаешь тот день, когда неизвестное заклинание Снейпа вспороло мне грудь, как ножом? Как я лежал прямо здесь, у тебя под ногами, в луже быстро окрашивающейся красным воды и был уверен, что умираю. Глаза закрывались, а я все смотрел на тебя, не мог оторваться. Ты воздух ртом хватал, будто пытаясь что-то сказать, но не издавая ни звука. Помню, как глаза твои стали полностью черными и пустыми. Помню, как после ты таскался еженощно в больничное крыло, уверенный, что твой артефакт тебя надежно скрывает. Знаешь, я почувствовал бы тебя все равно. Даже если б ты не вздыхал ежесекундно, как расстроенный чем-то Джарви. – Драко, пойдем. Ты зачем-то опять зовешь меня по имени, Поттер. А я зачем-то иду за тобой, как будто ты крысолов из той сказки и играешь на дудке, волшебные звуки которой не оставят выбора любому, кто их услышит. Мне кажется, что сейчас я пошел бы за тобой даже в пасть к Василиску. – Смотри, мы пришли. Странное помещение, кажется, комната старост. Десятки свеч по углам, и твой люмос, что светит точно в глаза. Накрытый стол у камина. Фрукты, вино, еще какие-то яства. Не вижу. Не понимаю, не знаю и думать не стану, зачем это все, и что ты снова задумал. Веритасерум? Я и так расскажу тебе все без утайки. Выверну кожу наружу, если попросишь. Я так жалок, Поттер, я знаю. Наверное, все эта ночь и мордредово пятое июня. Как же я этот день ненавижу. Мама так просила вернуться, но Поттер. Я не могу т у д а снова. Никак. Не сегодня. – Винки помогла накрыть стол. Знаешь, я не особо в этом во всем понимаю. Но сегодняшний вечер будет другим. Он будет новым началом. Мы это с тобой заслужили... попытку. Попытку быть нормальными? Дружить? Или жить? Я не знаю. Киваешь на стул, я сажусь. Я – все еще безвольная кукла. Я как под Империо, Мерлин. Я просто не могу... не хочу тебе возражать. – Мы будем пить вино и, если хочешь, ругаться. Сил больше нет вот так... вдалеке. Следовать за тобой по пятам по этим пустым коридорам. Ты заметил, мы ведь как в склепе? Совершенно одни. Давай будем лучше вдвоем... не так страшно. Теплее. И я понимаю, что ты сейчас не про температуру в комнатах и снаружи, не про озябшие ноги. Могу поклясться, что ты покраснел. Но все не нащупаю нить... куда же ты клонишь. Все же ты чертовски косноязычен, герой. Знаешь, а в этом пляшущем свете свечей глаза твои того же оттенка, что и герб Слизерина. Тебе бы пошли наши цвета. Сейчас я в этом, как никогда просто, уверен. – Хочу сказать тост. Ты не против? Моргну, соглашаясь. И ты тихо-тихо шепнешь, зачем-то гася надоевший до ужаса люмос и поднимаясь со стула: – С днем рождения, Малфой. Пальцы в моих волосах, как во сне. И пряные, прохладные губы. Отдают вином и гранатом. Я подаюсь чуть навстречу и отвечаю. Может быть, это тот самый день рождения, что исполняет мечты?