Без тебя ненавижу

Фред вжимает его в стену сразу за каменной лестницей. Перед глазами плывет, точно под веками все еще взрываются фейерверки, отблески которых и сейчас переливаются в волосах, как гирлянды на рождественских елках. — С ума меня сводишь. Такой нереальный... красивый. — Угу. А ты — нарцисс ненасытный. Ох... Фредди, осторожней, увидит кто... Нас вообще тут быть не должно. — А ты постарайся быть тише, братец. Тихо-тихо, почти не дышать, пока я делаю так... и целую вот здесь... Хорошо? — Ме-е-е-е-е-ерлин... — Тс-с-с-с-с... тише, Джорджи, один громкий звук, и конец... Он глядит снизу вверх перед ним на коленях. Припухшие, такие умелые губы. И взгляд... этот мутный, шальной со зрачками такими, что радужки просто не видно. Ты любишь меня? Я — люблю. Видишь меня? Я — весь твой. — Фред, пожалуйста... — Тише, мой мальчик хороший. Тише... ты же любишь так. Хорошо... Это скучно ведь — в общей спальне, где громко храпит Ли, куда кто угодно может ворваться в любую минуту. Это так приелось уже — в душевых, в ванной старост, под трибунами на стадионе. Как-то даже — в подсобке у Снейпа, Мерлин спаси и помилуй. Но вот так... почти на виду у всей школы. Из которой удрали, и недели еще не прошло. — Фредди... я... я сейчас... Попробует отодвинуться, отстраниться от брата, но тот лишь ухватится крепче за голые бедра, мотнет головой и глянет с немой укоризной: "Сейчас только так. Не смей со мной спорить". Оргазм накрывает лавиной, так сложно устоять на ногах, еще сложней уследить, чтобы с губ не сорвалось ни единого стона. Фред все проглотит до капли и тут же нажмет на какой-то невидимый выступ за спиной у стены, дернет брата за собой в открывшийся тайный проход. — Ты... ты рехнулся? Ты все это время знал, что он тут. — Ага... но вот так ведь было... острее... — Безумец. — И это ты тоже любишь во мне. Джордж не спорит, потянется к пряжке ремня, чтоб одеться. Вот только мягкие братовы руки обхватят запястья: — Мы еще не закончили, Джорджи-и-и-и-и-и, — и плавным толчком поближе к стене. — Ты та-а-а-ак пахнешь, мой Джорджи, — губами прихватить за загривок, пуская мурашки от затылка и вдоль позвоночника, ниже. Так, что пальцы на ногах поджимаются, и голова идет кругом. Так, что искры из глаз. — Поцелуй меня... Изогнется послушно, и в губы — губами, впитывая собственный вкус, отдающий почему-то шампанским. Пузырьки на губах, в голове. Ты с ума меня сводишь, еще немного — и в Мунго, в палату для душевнобольных. — Давай, мой хороший, немного прогнись. Вот так... Мерлин, как ты прекрасен... — Братец... хватит пустой болтовни... Чуть позже будут сидеть прямо тут, на полу, в темном и тесном заброшенном переходе. Гладить друг друга по лицам и бедрам. Дрожащие пальцы сплетать воедино, в замок, который никому никогда не открыть. — Если Филч знает про этот проход, мы попали... — И что он сделает? Помнишь, мы бросили школу? Да и вообще, здесь столько паутины и пыли. Не думаю, что сюда заходил кто-то последние пару десятков лет. Или сотен. — Мы бросили школу, а напомни, зачем мы сейчас здесь? Фред глянет наискось с хитрым прищуром и ответит на вопрос поцелуем. — Ну... почему бы и нет. — Потому что этот мерзкий сквиб попытается нам вырвать ноги, если увидит? Я уже молчу про эту мерзкую жабу Амбридж... — Мне с тобой ничего не страшно, — внезапно волнуясь, сорвано, тихо. Шепотом куда-то в плечо. — Ты только никогда-никогда не бросай меня, Джорджи. Слышишь? Совсем никогда. — Ну, что ты такое придумал, дубина? Куда ты — туда я. — Обещаешь? — Клянусь... Они еще долго будут тихо сидеть, слушая дыхание друг друга, слушая, как колотится сердце брата, и зная: стучит для него. Может быть, даже с момента сотворения вселенной. Может быть, вся вселенная — это и есть только он. Все остальное — мираж.