Без тебя ненавижу

Она пробирается в гостиную, крадучись, когда часы над камином отмеряют четверть первого ночи. Растрепанная, румяная и босая. Сжимает в руках свои туфли и зачем-то оглядывается на дверь, за которой Полная дама до сих пор что-то недовольно бормочет про обнаглевших и прогулявших последнюю совесть студентов. Прижимает пальцы к губам и хихикает так неожиданно глупо. Гарри, что плюхнулся в кресло всего минуту назад и еще не успел отдышаться, поправляет перекошенные очки. Щурится. Не помогает. — Га-а-арри, — нараспев тянет подруга и зачем-то забирается на диван, поджимает колени и накрывает юбкой босые ступни. Может быть, она надышалась веселящего газа? Или за ужином ей подмешали что-нибудь в кубок? — Га-а-арри, ты снова не спишь. Знаешь, ты такой предсказуемый, Гарри. А когда научился читать вверх ногами? — кивает на толстенную историю магии у него на коленях и заливисто, беззаботно хохочет, не боясь никого разбудить. — Ты же вообще читать ненавидишь. — Герм, ты в порядке? Что ты?.. — Я в полном, милый Гарри, в полном-полном порядке. Я в таком порядке, наверное, не была никогда. Да-да-да... Сладких снов тебе, Га-а-арри, — напевает она и прижимает пальцы к ярким губам. Как будто припухшим от поцелуев. Серьезно? Но кто же?.. Туфли на низком каблуке летят в сторону, лишь по счастливой случайности не попадая в камин. Гермиона протанцовывает мимо, наклонившись, чтобы оставить на его щеке поцелуй. Копна каштановых кудрей окутывает Гарри на миг, и он различает отчетливый аромат сигаретного дыма, едва уловимые нотки жасмина. Кажется, еще карамель... Нет, она однозначно пьяна, хотя огневиски, вроде, не пахнет. Подруга скрывается в девичьей спальне, а он, вздохнув, отшвыривает тяжеленную книгу прочь. Наверное, тоже пора в кровать отправляться, и думать там, вспоминать, касаясь пальцами до сих пор пылающих губ и саднящих от его поцелуев меток на шее... Наверное... стоп! — Почему это я вдруг предсказуемый снова? — запоздало выкрикнет в спину, давно скрывшуюся за дверями девичьей спальни. Конечно, ему никто не ответит. Конечно, он тут же забудет вопрос. * — Грейнджер, твои губы горчат, — лукавый прищур из-под черной скошенной челки. Сочные красные губы обхватывают фильтр очередной сигареты. Она слишком много курит. У Гермионы от нее голова идет кругом, а еще в животе такая щекотка. Как пузырьки от шампанского, которое в прошлые выходные в Хогсмиде пили по очереди из горлышка, передавая друг другу, забравшись за какой-то сарай. Хохотали, пили и целовались. Она любит целоваться так сильно. Хотя, конечно, никогда не признает. Потому что ведь Слизерин. Как внутривенный наркотик. Как зависимость, от которой спасения нет. Она курит и при этом жалуется на какую-то горечь. — Горчат? Как полынь? — Скорее, как лайм, — Пэнси целует Гермиону в кончик носа и зарывается носом в каштановую гриву волос, — ты потрясающе пахнешь, Грейнджер. — Пропахла твоими сигаретами до кончиков ногтей и волос, — обвивает ее руками так крепко, забирается под короткую майку, поглаживая плоский живот. Перекатывает в пальцах золотое колечко и щекочет мизинцем пупок. — Грейнджер, ты как тот змей-искуситель из старой магловской сказки, — хрипит. Вдох и выдох. Подхватит ее под колени, чтобы тут же усадить на окно, раздвинуть коленями стройные ноги. — Говоришь, я как змей? — Ага. Есть что-то в вас, гриффах, такое, что сводит нас с ума одного за другим. — То есть, ты хочешь сказать?.. — Мерлин... хочу, чтобы ты помолчала. Твой болтливый язык... найдем ему другое применение, малышка? Пэнси ее жадно целует. Снова холодные губы, а рука, что ползет от колена и выше, она обжигает. Гермиона тает, как мороженое на солнышке в парке. Там, где утки, пруд и лужайки. Много кленов и детворы. — Ох, блядство, — вдруг ругается Пэнс и что-то пихает ногой. Громкий, обиженный вопль раздается на добрых ползамка. — Снова твой придурочный кот. Чего бродит за нами, как надоедливый призрак? — Брось, Живоглот — он хороший. Просто немного ревнует к тебе. Подождешь? В спальню его отнесу, а то знаешь ведь, будет дурниной орать, прибежит Филч со своей миссис Норрис... — Нет, не успею, увы. Увидимся позже, — поправляет прическу под разочарованный выдох и оправляет короткую юбку. — Ну, ладно... пока. Гермиона себя обнимает руками, прижимая ближе кота. Пэнси... Моргана и Мерлин, какая же Пэнси... И что нашла в ней — обычной, маглорожденной... Пэнси говорит, что она пахнет чернилами и новыми книгами, свежей травой и дождем. Пэнси на самом деле в душе неисправимый романтик. Пэнси будет четверо суток ворчать, если Гермиона хоть раз заикнется об этом. — Ух же ты, Живоглот... и надо тебе было притопать? — журит кота Гермиона, когда кто-то /и кто бы?/ берет ее твердо за локоть и прижимается со спины, опаляя шею дыханием. — Правда или действие, Грейнджер? — Д-действие, Паркинсон. — Смотри-ка... сама напросилась. Не надевай белье на сдвоенные Зелья завтра у Снейпа. И только попробуй сесть не со мной. Тебе понравится, обещаю. Хохочет, убегая к своим подземельям вприпрыжку. Гермиона смотрит ей вслед, гладя теплую рыжую шерстку. Улыбается, как полная дура. От уха до уха. — Она невероятная, знаешь? Кот — маленький тигр с приплюснутой мордой, громко урчит. Должно быть, выражает согласие.