Без тебя ненавижу

— Фредди, солнце всходит. Смотри, как красиво ложатся лучи в переулок. В этот час совершенно безлюдный. Даже можно представить, что все маги и маглы исчезли, остались лишь мы, ты и я. Джордж вытягивается поперек кровати. Красивый и голый. Фред ведет пальцами вдоль позвонков, пересчитывая каждый выступ. Прижимает пальцами пупырышки-мурашки, что от первого же прикосновения по коже бегут врассыпную. Дует легонько и тут же накрывает губами. Слизывает языком испарину. На губах остается привкус лайма и соли. Фред ласково шепчет: — Ты у меня поэт или даже художник. Впрочем, наверное, вместе. Брат гнется, как лоза, под касаниями ладоней, что то едва невесомо скользят, то касаются воздушно самых чувственных точек, то сжимают до синяков. Брат выдает, переводя дыхание, со свистом: — Я написал бы поэму о том, как ты спишь. Я нарисовал бы твой смех и изобразил в небе облаками улыбку. Я обнял бы весь мир за то, что он мне тебя подарил. За то, что ты есть — мое отражение, мой смысл. Фред улыбается мягко, едва сдерживая нестерпимую дрожь возбуждения. Фред опускается сверху целуя мягко затылок, прикусывая за загривок небольно. — Я люблю тебя, Джорджи. — Я тоже. Ты знаешь. Он хнычет и всхлипывает. Он движется вместе с ним. Он изворачивается, подставляя губы такому желанному поцелую. Он вздрагивает следом за братом и тут же оказывается в кольце его рук. Фред баюкает на груди, как ребенка. Фред дует на взмокшую челку и пальцами собирает мокрые капельки с щек. Повторяет тот же путь языком. — Что такое? Я сделал больно?.. — Нет. Фредди, нет. Я... просто мне до ужаса страшно. Что-то назревает, и черепа над домами появляются чаще. В Лютный даже днем уже не зайдешь, а наши соседи... разве ты не заметил? Съезжают один за другим и досками заколачивают окна, усиливают заклинаниями двери, покупают засовы. — Ты боишься потерять магазин? — Я боюсь потерять тебя, полудурок. Даже это обидное слово он шепчет хоть с надрывом, но нежно и щекой скользит по щеке. — Если мы могли бы уехать... — Мы уедем, — кивает задумчиво Фред и все гладит такие холодные руки и плечи. — Уедем отсюда далеко-далеко. Купим маленький домик в Шотландии где-нибудь на утесе, заведем белоснежных овечек и коз. Только чур доить будешь ты... — Ты серьезно? Джордж подскакивает ошарашенный и роняет укрывшее их одеяло на пол. Фред ловит за руку и заставляет улечься обратно. Укутывает, как в детстве, когда Джордж болел, а на противопростудное зелье началась аллергия. — Сегодня же, как все проснутся, наведаемся к маме с папой в Нору. Поспрашиваем, что там и как, разведаем планы Дамблдора, узнаем, что слышно от Гарри и Рона из школы. Возможно, Малфою удалось что-то узнать. В конце концов, ублюдок устроил ставку прямо в их доме. Немудрено, что так быстро переметнулся хорек... — Мы... Фред, мы пойдем попрощаться? В его голосе столько надежды. Фред прижимает брата к груди и качает. Как качели над обрывом в их будущем доме, за которым непременно раскинутся заливные луга с цветами сотни разных оттенков, чтобы Джордж их поутру рисовал. И непременно вечером — в косых закатных лучах перед синими сумерками, что с гор наползут вперемежку с молочным стылым туманом, заставляя прятаться в домик, запирать крепче двери и растапливать жарко камин. — Разведаем обстановку, а там... как придется. Может быть, уедем, а после пошлем им сову. Объясним. Посмотрим, как лучше. Согласен? — Согласен. — Джордж измученный — ведь с заката не спал и минуты — улыбается сонно. — Фредди, я немножко посплю? И тут же тихо сопеть начинает, не дождавшись ответа. Фред трогает губами тонкие веки с проступающими голубоватыми жилками, целует золотые ресницы. — Спи, Джорджи. Утро вечера мудреней. Солнце в небе поднимается выше, и Фред, дотянувшись до палочки на полу, заклинание тихо шепчет. Ставни на окнах затворяются без единого звука, погружают комнату в полумрак. > > Конечно же спи, мой родной.