Попутал слегонца

Когда этот сынуля ушел, выпить почему-то захотелось. Даже не так, захотелось надраться. Вытащил из шкафа початую бутылку коньяка. Думаете, если я не пью, то у меня и выпить нечего? Запас карман не тянет, а душу в нужный момент согреет. К тому же я, как малопьющий, всегда имел в запасе не хухры-мухры какой коньяк, а самый неплохой, что можно у нас в супермаркетах приобрести — «Курвуазье». «Хеннесси» для меня несколько резковат, а «Мартель» дороговат, но я иногда и им себя баловал. Плеснул в бокал, отхлебнул, сварил еще кофе, пожалуй, это единственное, что у меня получается хорошо, кроме бутербродов. Когда студентом еще был, научился кофе готовить и по-турецки, и по-французски, и по-русски. А потом снова был кофе и коньяк. Коньяка становилось все больше, а кофе все меньше. Когда пришла Марина, я еле смог сфокусировать взгляд на ней. — А, Маришка, — пропел я ей пьяным голосом, пытаясь подняться со стула, но тут же падая обратно. — Что с тобой? — девушка недоуменно смотрела на меня, даже не делая попыток пройти в квартиру. Она меня в таком виде, пожалуй, видела впервые. — Я думала, ты не пьешь, — произнесла она недовольно. — Как видишь, пью, еще как, пью, — и я пьяно помахал ей бокалом с коньяком. — Ну, хорошо, пусть ты пьешь. Но с какой такой радости? — продолжала докапываться Марина. — А, да, у меня радость — меня с работы уволили без выходного пособия. — Как уволили? — ахнула девушка и сняла меховую шапочку, видимо, не веря своим ушам, или чтобы лучше слышать. — Это длинная история, но с сегодняшнего утра я безработный. Марина заплакала. — Да ты проходи, не стесняйся. Я хоть и пьяный, но я смирный, не буйный, — попытался я не очень удачно успокоить девушку. — Нет, я, пожалуй, пойду. Я хотела тебя в Новый год познакомить со своими родителями, сказать, что мы собираемся пожениться. А кого я им представлять буду, простого российского безработного? Такого добра на улицах завались. Я думала, что мы купим квартиру, заведем детей… «Детей не заводят, как зверушек, их рожают, и причем исключительно по любви», — захотелось ей сказать, но я передумал, зачем нарываться на неприятности в виде спора о смысле жизни. Она, несколько раз всхлипнув, кинула ключ от моей квартиры на пол и исчезла за дверью, надеюсь, что тоже навсегда. Вот так за три дня до нового года я лишился работы и девушки разом, став абсолютно свободным. Часам к трем ночи, допив коньяк, я решил, что пора спать, и что с завтрашнего дня у меня начинается новая жизнь, отличная от предыдущей, в которой не надо ни перед кем оправдываться и не надо никуда торопиться. А что средств к существованию нет, так это временно, руки-ноги есть, голова на месте, что-нибудь придумаю. Выспаться мне не дал разрывающийся мобильник, который я с трудом нашарил под кроватью. — Але, — кричала трубка в мою гудящую с перепоя голову, — Ты там живой? «Гад Виталька поспать не дает в законный выходной». Хоть и гад, но я всегда ему рад, хоть приходу не всегда вовремя, хоть звонку, тоже всегда не вовремя. — Игорь, ты когда гитару последний раз в руках держал? — кричит истошным голосом. — Не далее, как позавчера. — Ура! Спаси, родной, — продолжать кричать истошным голосом Виталька. — Не кричи, говори на два тона тише, — пришлось попросить моего друга, о то получится, как в анекдоте, а тут эта кошка, — Объясни, что у тебя случилось. — У нас басист поскользнулся и упал, сломав руку, а мы повисли, у нас новогодний чес с сегодняшнего вечера начинается, а потом на все каникулы, — проплакал в трубку Виталька. — А репертуар? — Да мы не меняли его, более того у нас те же солисты — Данька и Иринка. Ну, ты же помнишь их. Помню, конечно, помню. Я из группы ушел-то всего год назад, когда банк открыл еще несколько филиалов, и работы стало завались, как и денег. Впрочем, мне и раньше денег хватало, а на гитаре я играл исключительно из любви к искусству еще со студенчества. — Гонорар, — простонал я в трубку, понимая, что величина гонорара меня интересовала мало, вдруг захотелось тряхнуть стариной. Но когда Виталька назвал сумму, я сразу проснулся и протрезвел, хотя до этого слабо ощущал себя трезвым после выпитого вчера. Жизнь-то налаживается, но все же поинтересовался: — И где такие бабки платят? — В гей-клубе.