Ночь перед боем

Старый Тиг долго молчал, воспоминания о прошлом, которые он старательно прятал в самый далекий уголок памяти, рвались наружу. Словно лопнула какая-то невидимая струна в его черствой пиратской душе, заставив его вернуться в те годы, когда он был молод и, когда ему казалось, что за одно мгновение он потерял смысл жизни. А, возможно, и саму жизнь. Слишком долго суровый морской волк держал в себе эту боль. Боль с которой он так и не смог справиться, и которой не смог поделиться со своим сыном. - Посмотри на меня, Джекки. У тебя глаза твоей матери... - Тиг дотронулся морщинистой рукой до щеки сына, заставив его слегка поежиться и передернуть плечами. - Шинай... - Джек выдержал тяжелый взгляд отца и не отвел глаз. - Я помню, мама звала меня индейским именем Шинай. - Да, ты родился во время шторма на борту Трубадура. Впрочем, это ты знаешь, - Тиг устало прикрыл глаза и снова замолчал. Говорить было трудно. - Ты любил маму? - Джек едва заметно сжался, осознавая дерзость своего вопроса и ожидая тяжелого отцовского подзатыльника как в детстве. Но Эдвард только горько усмехнулся. - До сих пор боишься, а? - Тиг засмеялся. - Помнишь, как крепко я порой тебя воспитывал? - Предпочел бы не вспоминать. Это было весьма... весьма неприятно, я бы сказал, несколько болезненно, - Последнее было сказано с легкой ироничной ухмылкой. Джеку хотелось показать отцу, что воспитание было вполне терпимым, но все же Воробей сглотнул и опасливо покосился на отцовский ремень с перевязью для шпаги. Этот взгляд не укрылся от Эдварда и даже развеселил его. - Знаешь, сынок, если на свете и существует любовь, то это была она... С первой минуты нашей встречи... С первого взгляда... Твою маму звали Амэдэхи, что на языке племени Шайена означает Лесная вода. Я спас ее... Вместе с другими индейцами из ее деревни она попала в плен к одному влиятельному рабовладельцу. Я увидел ее, закованную в цепи, в порту Бостона. Ей было не больше семнадцати лет. Такая молодая и грациозная, словно пума в прыжке, но такая гордая, неприступная, холодная и несгибаемая. Она смотрела на бледнолицых с нескрываемым презрением. Я никогда не видел прежде такого ледяного взгляда. - Джек слушал очень внимательно. Со временем образ матери стерся из его воспоминаний, но сейчас он словно наяву видел гордую индейскую девушку. - Один из охранников имел неосторожность грязно высказаться о ней, но быстро пожалел об этом. Она раскроила его гнусную морду цепью, которой была скована. На моих глазах другие охранники жестоко отомстили ей за своего дружка. Я понял тогда, что спасу ее, чего бы мне это не стоило. Неволю ей было бы не пережить. В ту же ночь я убил британского офицера, завладел его одеждой, пробрался в форт и освободил индейцев. В благодарность Амэдэхи осталась со мной. Я не просил ее об этом и не заставлял. Она просто осталась на моем корабле. Любила ли она меня? Я не знаю. Но через девять месяцев на свет появился ты. Я видел, что Амэдэхи не по душе море. Она тосковала по вековым соснам, чьи макушки, кажется, достают до самого неба, по лесным ручьям, вода в которых холодна как лед даже в знойный полдень, потому что рождаются они в снежных горах, по изумрудной траве, по которой так приятно идти босиком и по метелям в зимнюю ночь... Амэдэхи любила свой край, она пела о нем свои индейские песни... Она была дочерью леса... Я понял, что не могу неволить ее, да и пиратский фрегат - не место для ребенка. И, как бы трудно и тяжело мне не было, но через десять месяцев, когда ты делал свои первые неуверенные шаги по палубе, мой корабль прибыл в Америку. Я не мог рисковать и высадить вас в порту Бостона, пришлось провести корабль вверх по устью реки между острыми как бритва скалами. Фарватер там настолько узок, что проход на фрегате там был сродни самоубийству... Но я смог провести корабль там целых четыре раза... Не знаю, удавалось ли это кому-то еще. Мы простились на холме, с которого было видно реку и в десятках миль море... Амэдэхи сказала, что будет ждать меня... Я не знал, что вижу ее живой последний раз... - Тиг перевел дыхание. Давно он не говорил так много. - Знаешь, сынок, месть - ужасная штука. Она разрушила мое возможное счастье с твоей мамой. В тот же день я отправился к берегам Англии, чтобы вернуть должок человеку, который в свое время предал меня и обрек на жизнь вне закона, лишив звания, титула, денег и положения в обществе. Этот человек превратил дворянина Эдварда Тига в пирата. Я хотел вернуться к твоей матери сразу после оплаты старого долга, но из-за непредвиденных обстоятельств вернулся слишком поздно. Джекки, я знал Амэдэхи всего девятнадцать месяцев, а ты прожил с ней почти пять лет в лесу в индейском поселении. Ты помнишь хоть что-то о жизни в племени Шайену? Губы Джека тронула легкая, почти нежная, улыбка. - Помню... Она перебирала сухие травы, сидя у моей постели и напевая мне перед сном индейские песни, я смотрел на нее и слушал ее тихий голос, который сливался с шумом ветра в кронах деревьев за стенами хижины, - Джеку до сих пор чудилось иногда ночью, будто он слышит пение матери. Словно ночной бриз приносил с дальних берегов ее колыбельные. - Я совсем не помню слов из ее песен, помню только голос, который прогонял мои детские страхи и отпугивал злые тени, что прятались в темноте. В нашей хижине горел огонь, она укрывала меня оленьей шкурой и гладила по голове своими нежными руками. Я боялся темноты, но она говорила мне: "Шинай, будь смелым и сильным, сынок, а я всегда буду рядом с тобой, буду рядом даже тогда, когда ты останешься один." - Голос Джека едва заметно дрогнул. Столько лет отец не желал делиться с сыном воспоминаниями и всячески пресекал разговоры на эту тему. - От нее всегда пахло травами, кажется, она знала название каждого цветка и каждой травинки. Она рассказывала удивительные истории об индейских вождях, о великих и смелых воинах и о прекрасных индейских девушках. Но моими любимыми были рассказы о море. О кораблях и пиратах. Мама рассказывала о тебе. О том, что ты отважный и благородный капитан большого фрегата, а я грезил морем, хоть и не помнил его. Оно снилось мне каждую ночь, и ты за штурвалом своего корабля. Каждый день я бегал на холм, на тот самый, на котором вы простились с мамой, с которого видно реку и море вдали, и часами ждал, надеясь увидеть заветный корабль. Но ты не появлялся, а о пиратах мама рассказывала очень редко. "Шинай, послушай сегодня сказку о великом воине Медвежьем когте", - говорила она, а я понимал, что ей тяжело говорить о тебе. После этих рассказов она долго молчала, и иногда я видел слезы на ее лице. Она тоже ждала тебя вместе со мной, - Джек заметил, как напряглись руки отца и как порывисто он втянул воздух. Старый Тиг не знал, что Амэдэхи действительно ждала своего пирата. - Часто мы ходили на холм вместе и просто молча стояли там... Она держала меня за руку, - Джек посмотрел на свои руки, словно пытаясь вспомнить прикосновение матери. - Знаешь, мама никогда не относилась ко мне как к ребенку. Я не помню, чтобы она хоть раз за что-то ругала меня. Ни разу она не подняла на меня руку и даже голоса не повысила. Как-то я залез на очень высокое дерево и чуть не сорвался вниз. Мама очень испугалась, я видел это в ее глазах. Она долго плакала и обнимала меня. И тогда я пообещал ей, что больше никогда не напугаю ее. Тиг тяжело вздохнул, только сейчас старый пират почувствовал, как подчас жестоко и несправедливо относился к своему сыну. Эдвард знал, что Амэдэхи очень любила мальчика, и сейчас слова Джека больно задели его. Он знал,что не смог подарить сыну счастливое детство. - Мама любила меня. И никогда ничего не запрещала. Только предостерегала, если я хотел сделать что-то опасное. Она учила меня любить свободу и никогда ничего не бояться. Только бледнолицые люди пугали ее. Она говорила, что от них много зла. А я не знал, кто они такие. Я видел только индейцев и, хоть и понимал, что я отличаюсь от других индейских детей, никогда не думал об этом. В племени меня принимали как равного. И я не забивал себе голову тем, что я сам другой... А вот белых людей я стал бояться. Мама говорила, что они придут однажды, и они пришли...