Ночь перед боем

Следующим утром Эдвард сидел в светлой трапезной дома Анвара и краем глаза наблюдал за сынишкой, с аппетитом поедающим третий кусок мясного пирога. - У твоего сына хороший аппетит, - шепотом похвалил оранец, подмигнув Тигу. - Да, - коротко отозвался Эдвард и кивнул скорее каким-то своим мыслям. - Только Джек совсем не улыбается, - Тиг и сам сначала не понял, что высказал вслух то, что так тревожило его последнее время, ведь, по его мнению, выходило так, что дети должны смеяться и болтать без умолку. - Он скучает по ней, - неожиданно произнес Анвар. - По матери, - видя непонимающий взгляд Тига, пояснил оранец. - Моя старшая дочь рассказала мне о ночном кошмаре твоего сына. - Джек говорил о Вендиго, - кивнул Эдвард, и на мгновение ему показалось, что яркое весеннее солнце скрылось за облаками, а в комнате стало сумрачно, будто за окном не марокканский март, а лондонский ноябрь. - Но я не думаю, что что-то подобное может существовать. Это всего лишь детские страшилки, не больше. Уверен, что индейцы сами придумали этого духа, чтобы попугать своих малышей, дабы те не убегали далеко в лес, или объяснить массовые смерти в своих селениях от голода и эпидемий. - Я хотел бы с тобой согласиться, друг Эдвард, но не могу. Люди из большого мира живут, стремясь к совершенствованию. Когда-нибудь наши с тобой дальние потомки построят корабли, способные плавать меж звезд в далеком небе, а народ твоего сына и через сто, и через двести лет будет трепетно хранить знания своих предков. Люди лесов ближе к истокам. В этом есть тайна и есть мистика, - Анвар замолчал не надолго, переводя дыхание. - Джек умный ребенок, соображает он неплохо, замечает и понимает многое. И думает он гораздо больше, нежели говорит вслух. А Вендиго существует наравне с дьяволом или Иблисом. Это такая сила, которую не дано постичь смертному. Остается только верить или нет. Твой сын верит. И хочет вернуть твою жену с той тропы, с которой нет возврата. - "Иисус сказал им (ученикам): "Лазарь, друг наш, уснул, но я иду разбудить его", - Тиг медленно произнес строчку из Писания, неожиданно всплывшую в его сознании, и прикрыл глаза, чувствуя, как ледяной холод и неожиданный, первобытный страх сковывают его сердце. - В мире существуют силы, способные вернуть ему мать, признаться, я и сам в отчаянии думал о том, чтобы попытаться воскресить ее... - Эдварда передернуло, ощущение ужаса не покидало его. - Нет, это чудовищно и противоестественно. Она бы этого не хотела. Как сильна ни была бы моя скорбь, я не пошел бы на это. Никогда. - Ты принял ее уход, мой друг, а твой сын в душе надеется, что она вернется. Он не верит в ее смерть до конца. Тоска по ушедшему в мир теней обычно приходит на третий день после смерти и длится до полугода, а потом остаются светлые воспоминания. Мне жаль, Эдвард, но Джек тоскует по ней не как по умершей, а как по матери, с которой ему просто пришлось расстаться на долгий срок. Он должен осознать и принять ее смерть. Но пусть это придет со временем. И я думаю, что скоро это произойдет само по себе. И, когда это произойдет, ты должен быть рядом с ним, - Анвар улыбнулся с затаенной горечью, но глаза его излучали мудрость. - Думаешь, с ним все будет хорошо? - с сомнением поглядев на сына, чистившего мандарин на другом конце длинного стола, спросил Тиг. - Он справится? - Да. Он справится, - оранец уверенно кивнул и тоже посмотрел на маленького Джека. - Конечно, сначала он будет тосковать по ней и, возможно, плакать по ночам, но со временем она станет для него светлым воспоминанием. Просто однажды он проснется утром, подумает о ней с затаенной в сердце любовью и побежит играть с мальчишками. И тогда кончатся все эти кошмары, а мать будет приходить к нему лишь иногда в добрых снах. - Да, наверное, так и случится. Маленькие дети чувствуют глубже, ибо они ближе к началу жизни, но и забывают они быстрее, - в глазах Эдварда мелькнула и тут же погасла затаенная тоска. Холод и страх постепенно отступали. - Так же как и старики... - Что? - Тиг перевел рассеянный взгляд с доедающего уже третий мандарин сына на оранца, в волосах которого давно уже появилась седина. - Я говорю, что старики тоже чувствуют глубже... Только они ближе к концу, - Анвар покачал головой, словно пытаясь стряхнуть на долю секунды охватившее его оцепенение. - Я подумал, друг Эдвард, почему бы нам не отправиться на конную прогулку по городу? Твоему сыну это понравится. - Лошади? - неприятный, липкий осадок от разговора о потустороннем и неведомом окончательно развеялся, будто утренний туман, и Тиг снова увидел, как лучи солнца льются в открытые настежь окна трапезной. - Это замечательная идея, Анвар! Час спустя Эдвард, усадив в седло впереди себя своего маленького сынишку, в компании оранца и двух его слуг-нубийцев пробирался по узким улочкам Агадира. Джек молчал, вцепившись ручонками в луку седла и беспрестанно вертя головой то в одну сторону, то в другую. В глазах мальчишки, когда он оборачивался к отцу, читалось любопытство, но при этом Тиг чувствовал, что сын нервничает, словно ожидая чего-то, что непременно должно произойти. Гнетущее, давящее ощущение близкой опасности вскоре передалось и Эдварду, но капитан гнал от себя дурные мысли, связывая их с утренним разговором о сверхъестественном, хотя и понимал, что к потустороннему миру все эти ощущения не имеют никакого отношения. Шинай в очередной раз повернулся и посмотрел на отца, как показалось Тигу, встревоженным взглядом. - Все хорошо, Джекки? - Эдвард ни с того, ни с сего вдруг испытал острое желание защитить сына от неприятностей, которые могли с ним произойти в это чудесное солнечное утро и, повинуясь неясному чувству, Тиг обнял сына одной рукой, прижимая его к себе. - Да, все хорошо, - уверенно отозвался ребенок, прижавшись затылком к груди отца. - Все правильно. Так и должно быть, - неожиданно добавил мальчик тихим и слишком уж спокойным голосом. - Что ты имеешь в виду, сын? - Эдвард был поражен этим спокойствием, будто бы Джек знал, что должно случиться и только ждал этого. - Ничего. Просто все правильно, - повторил ребенок, кивнув для убедительности. - Мама сказала, что нужно крепче держать поводья и смотреть только вперед. От неожиданных слов сына Тиг почувствовал, что мурашки бегут по его спине, а руки под рубашкой и камзолом покрываются гусиной кожей, несмотря на то, что на улице стояла почти что летняя жара. - Как ты это делаешь? - сглотнув цепочку комков в горле, спросил Эдвард, продолжая прижимать к себе ребенка и стараясь сделать так, чтобы голос его звучал обыденно. - Как ты с ней разговариваешь? - Во сне, - пожав плечами, произнес Джек, словно говорил о чем-то совершенно для него естественном. - Раньше чаще, а сейчас редко, но это потому, что мы далеко. Мы вернемся за мамой скоро, - как-то отрешенно произнес мальчик, рассматривая длинноухого ослика, запряженного в тележку, груженую еще не выделанными бараньими шкурами. - Джекки, мама умерла, - тихо произнес Тиг, чувствуя, как от запаха шкур на такой жаре к горлу подкатывает тошнота. - Я знаю, но ведь это можно исправить, - тихо отозвался Шинай. Сейчас, при свете дня Вендиго не казался мальчишке чем-то страшным, да и советы старшей дочери Анвара не выглядели пугающими, а представлялись скорее пустыми и даже вредными. - Джек, ты должен понять... - начал Эдвард, но его тихий и уверенный голос потонул в гомоне торговцев и покупателей на базарной площади, и Тиг решил, что разговор с сыном следует отложить. Шинай, позабыв на время свои мысли о потусторонних силах, с интересом разглядывал портовый рынок. Теперь малыш не путался в толпе, пытаясь не угодить кому-либо под ноги, а сидел в седле с отцом и мог спокойно рассматривать происходящее, не боясь потеряться среди этих шумных арабов. - Нам нужно скорее миновать рынок, - громко крикнул Анвар, помахав рукой Эдварду и Джеку. - Другого пути в пиратский форт нет. А там очень интересно. Малышу понравится. Продвижение верхом через торговую площадь затянулось. Шинай снова видел прилавки с коврами, менявшими свой цвет в зависимости от освещения, нагроможденные пирамиды сладких фруктов, диковинные ткани из далекой Индии и Китая, пряности, от запаха которых очень хотелось чихнуть. Напряжение нарастало, Джек помнил, что следом за коновязью, у которой торгуют породистыми арабскими скакунами и смешными одногорбыми верблюдами, в самом центре рынка, на круглой площади, расположены помосты, где ведутся торги рабами. Пройти к корабельным докам и форту, не миновав эту площадь, было невозможно, а потому прекрасные кони оранца, словно подхваченные общим течение толпы, влились в суматоху той части рынка, где торговали живым товаром. Джек на мгновение зажмурился, ребенку казалось, шум сотен голосов достиг здесь наивысшей точки. Будто бы ни с того ни с сего они вдруг оказались словно в пчелином улье, и тысячи пчел жужжали вокруг. Зазывалы громко расхваливали рабов, стараясь доказать потенциальным покупателям, что, если они пройдут мимо, то допустят огромную ошибку. Уже через секунду Шинай смотрел на происходящее широко распахнутыми глазами. Торги уже начались, и зрелище захватило маленького Джека настолько, что он замер в седле, вытянувшись, словно тонкая ивовая веточка. - Это один из самых больших невольничьих рынков в эмирате, - объяснил Анвар, - в день здесь могут продать до пяти сотен рабов. Джек почти не слушал оранца, но цифра, которую тот произнес, как нечто обыденное, в сознании ребенка приобрела просто огромные масштабы. Пять сотен человек - это почти что два с половиной экипажа Трубадура. И такое количество людей здесь продается каждый день! На помосте в правом углу этой жуткой площади торговали рабами-мужчинами, большинство из которых сегодня были выходцами из беднейших стран Африки - чернокожие, полураздетые мужчины от юношей до почти что седовласых стариков. Белых рабов среди мужчин почти не было, хотя, как сразу понял Джек, на тех, что все-таки встречались, спрос был очень большой, и стоили белые рабы в разы дороже. - Почти все они отправятся на галеры и погибнут от каторжного труда и ужасных условий содержания в течении следующего полугода, - с нескрываемой злобой и отвращением к происходящему пояснил сыну Эдвард. - То, что ты видишь, Джек - чудовищно. Анвар, считавший происходящее нормой, не вмешивался в пояснения Тига и лишь изредка комментировал происходящее, называя примерные цены за живой товар. Торги мужчинами проходили относительно спокойно и достаточно быстро. Какой-то богатый марокканец купил тридцать рабов-славян для работы на своих виноградниках, а остальных двести с небольшим темнокожих африканцев забрали, как и сказал Тиг, на галеры. Конь Эдварда пробирался сквозь начавшую вдруг неистово галдеть толпу, постукивая копытами о мощеную брусчаткой площадь и нервно подергивая ушами. Джек погладил маленькой ладошкой шею благородного арабского скакуна, когда на помост, находящийся в самом центре площади, вывели женщин-невольниц. Сжавшиеся, они покорно шли навстречу своей нелегкой судьбе. Затравленно озираясь по сторонам, эти несчастные видели в глазах собравшихся мужчин грязную и блудливую похоть. Большинство пришедших сюда арабов не были покупателями, они явились сюда лишь для того, чтобы поглазеть на тела этих юных красавиц. Рабынь было много. Их выстроили в одну шеренгу и на ломанном английском велели раздеться. Джек замер, вцепившись ручонками в камзол на руке отца. Обнаженных девушек ощупывали с ног до головы и осматривали со всех сторон потенциальные покупатели и представители восточных гаремов. У невольниц от стыда текли слезы, но если кто-то из них не выдерживал и начинал плакать, мгновенно получал удар кнута. Удар несильный, чтобы не испортить товар, но болезненный. Шинаю казалось, что он спит, и ему снится самый дикий кошмар на свете, и кошмар этот был с сотню раз страшнее Вендиго, дьявола или Шайтана. Малышу Джеку стало плохо, закружилась голова, и он сильнее оперся о руку отца. - Да, это зрелище шокирует, - сквозь зубы отозвался Тиг. - Держись, сынок. - Мы можем что-то исправить, отец? - не спросить этого Джек просто не мог. - Нет. Эту несправедливость так просто не побороть. Всех рабов не выкупить и рабство не уничтожить. Для этого необходима сотня лет и духовное обновление в душах и умах человечества. У меня могло бы хватить денег на покупку половины всех этих рабов, но завтра сюда пригонят, словно скот, еще пять сотен, а в порт Алжира несколько тысяч. И таких портов много. Мы, к моему великому сожалению, ничем не можем им помочь, сын. Джек отвернулся, пряча от отца навернувшиеся на глаза слезы, и в эту самую минуту его внимание привлек третий помост, находившийся на другом краю площади. Крик замер на губах мальчонки, превратившись не то во всхлип, не то в стон. - Нет, - прошептал Шинай, когда увидел жавшихся друг к другу детей в возрасте от года до тринадцати. Лишь спустя несколько секунд Джек понял, что дети тоже товар и продают их наравне со взрослыми. Шинай был еще слишком мал, чтобы знать, что из маленьких девочек растили после продажи наложниц в гаремах, а из мальчиков делали либо евнухов, либо покупали их для обучения в специальных лагерях, делая из них воинов и охранников. Детей выводили для продажи на помост по очереди. Девочек, которые были старше десяти лет, заставляли раздеваться, как и взрослых женщин. Джек во все глаза смотрел на этот ужас, чувствуя, как холодеют его руки, а желудок сводит болезненной судорогой. Торги проходили быстро, буквально за считанные минуты. Ребенка выводили на помост, называлась цена, рабовладелец считал до трех, и если цену никто не перебивал, живой и рыдающий товар в виде маленького ребенка отправлялся к новому хозяину. Шиная затрясло крупной дрожью, и он уже хотел было отвернуться, как какая-то неведомая сила словно помешала ему это сделать. Мальчишке казалось, что прошли часы, хотя в реальности он всего лишь секунду смотрел в темные, подведенные сурьмой или угольком гордые глаза выведенной на помост девочки, которой на вид было не больше двенадцати лет. Последовал приказ раздеться, но черноволосая красавица с перьями и бусинами в волосах окинула торговца таким ледяным взглядом, что тот даже попятился, прежде чем замахнуться хлыстом за неподчинение. "Помни, Шинай, индеец шайен всегда узнает человека из своего племени по трем бусинам, вплетенным в волосы слева. Сначала синяя, потом зеленая, а потом бордовая. Если ты увидишь индейца с такими бусинами, то он шайен и твой друг." Джек слышал слова матери так четко, что можно было подумать, будто она сидит на лошади за спиной сына вместо отца. - Синяя, зеленая, бордовая, - прошептал Шинай, дотронувшись рукой до бусин, вплетенных в свои волосы и, словно отражение в зеркале, увидел в волосах девочки точно такую же нитку выкрашенных деревянных бусин. Торгаш живым товаров хлопнул в ладоши, заключая сделку с кем-то, кого мальчишка не видел в толпе. Эдвард, успевший начать с Анваром дискуссию о работорговле, отвлекся всего лишь на мгновение. Пират не видел выведенную на помост девочку, не чувствовал, как замер и напрягся его сын, и повернулся к мальчонке слишком поздно, не успев ухватить за шиворот спрыгнувшего с коня Джека. Одного краткого взгляда, брошенного на помост, хватило Тигу, чтобы понять, что произошло: черные волосы, темные глаза, перья и бусины. Индейская девочка с гордым взглядом. Сознание тут же напомнило ему, что он уже видел подобную картину. Почти восемь лет назад в Бостоне. Тот же гордый взгляд и почти такие же торги, только вместо незнакомой девочки его Амэдехи, ударившая работорговца кандалами в лицо. - Останови сына! - крикнул Анвар Тигу, который и так уже успел соскочить с лошади следом за Джеком. - Нет! - с воплем отчаяния маленький Джек, изо всех своих детских сил расталкивая арабов, бежал через площадь. Шинай кричал что-то еще, перемежая английские слова с понятными лишь девочке словами сутайо*. Джек вскарабкался на помост и, подхватив индейскую рубашку девочки с пола, укрыл ее обнаженное худое тело. - С ней так нельзя! Ее нельзя продать! - крик мальчишки срывался до визга, но решительный взгляд и сжатые в кулаки руки говорили лишь о том, что отступать этот решительный и смелый малыш не намерен. - Сколько она стоит? - голос Эдварда раздался так неожиданно, что все арабы, стоящие по близости как по команде повернули головы. - Она продана, - работорговец лишь пожал плечами, жалея об упущенной выгоде, по глазам англичанина было видно, что тот готов заплатить сумму, превышающую изначальную. - Я дам в два раза больше, - спокойно произнес Тиг. - Сколько? - Мне очень жаль, но девочка продана в гарем правителя Агадира аль Мустафы, да продлит Аллах его дни, - Работорговец склонил голову перед восседающим на подушках у помоста мужчиной в белой национальной одежде и чалме. - По правилам рынка заключенную сделку отменить нельзя. - Я заплачу за нее тройную цену, - Эдвард повернулся к правителю города, и взгляд похотливых бегающих поросячьих глазок очень не понравился Тигу. - Она не продается, англичанин, - аль Мустафа потер потные ладони и взобрался на помост. - У меня есть всякие рабы и рабыни, а вот из народа Северной Америки нет ни одной. А у тебя, я смотрю, есть такой же, только мальчик. Тоже собираешь коллекцию? - Это мой сын! - чувствуя, как надуваются вены на его шее, рявкнул Тиг. Пирату была отвратна до тошноты одна лишь мысль о том, что людей, а тем более детей можно собирать как коллекцию монет или бабочек. - Я дам за нее в пять раз больше. - Даже если в двадцать пять, англичанин, девочка не продается, - правитель Агадира вальяжной походкой обошел вокруг прижавшихся друг к другу детей. - А твой сын, значит, не чистокровный, ну, ничего. Не хочешь сам продать мне мальчишку? Я заплачу тебе за него очень хорошо. - Что?! - лицо пирата побагровело, а руки сами собой сжались в кулаки, и сразу три стражника аль Мустафы прижали к горлу Тига свои кривые ятаганы. - Я понял, мальчик не продается, а жаль, я бы хотел иметь сразу пару таких, - правитель Агадира растянул тонкие губы в злой ухмылке и присел на корточки перед Джеком. - Ну, а ты, юный житель далеких северных лесов, ты сам очень хочешь, чтобы эта девочка досталась тебе? - Она не может достаться кому-то, - смело выкрикнул Шинай в лицо аль Мустафы. - Я хочу, чтобы она была свободной! - Ах, вот как, очень интересно. Тогда, может быть, достопочтенный маленький гость Анвара Саллах Эль Дина, да будет доволен им Аллах, согласится сыграть со мной в одну игру? - правитель погладил Джека по щеке, заставив мальчишку поморщиться, и тут же протянул ему руку. - Если выиграет маленький индеец, то девочка получит свободу, а если выиграю я, то ты останешься вместе с ней и станешь моим рабом. Идет? - Нет! Джек, нет! - отчаянный крик Тига перекрыл шум толпы, но стража правителя не дала отцу приблизиться к сыну. - Идет! - Шинай не колебался не секунды и быстро пожал протянутую ему потную руку. Аль Мустафа поднялся на ноги и повернулся к шумящей толпе арабов. - Все видели, что мы заключили сделку. Да дарует Аллах победу сильнейшему! Завтра, через два часа после восхода солнца, в пустыне за Агадиром пройдут известные марокканские скачки, которые проходят каждый год после завершения священного месяца Рамадан. Кто из нас двоих придет к финишу первым, тот и будет считаться победителем. Арабы радостно загалдели, предвкушая завтрашнее соревнование и победу своего правителя, который выигрывал эти скачки последние семь лет. - Ты не посмеешь! Он ребенок! Он не может спорить на свою жизнь! - Эдвард стоял с тремя клинками у горла, не имея возможности пошевелиться. - Он не ребенок, англичанин, он мужчина. И мужчина, пусть и маленький, дал слово в присутствии тысячи людей! - аль Мустафа кивнул в сторону толпы для убедительности. - И чтобы я был уверен, что слово, данное мне, не будет нарушено, ваш корабль до исхода завтрашних скачек будет находиться под арестом моей личной гвардии и дом почтенного Анвара тоже! А чтобы вы не сомневались в моем слове, девочка до завтра может остаться у вас! - правитель приблизил свое блестящее от пота лицо к лицу Тига, и пирата обдало зловонным дыханием испорченных зубов. - Я сделаю из твоего сына евнуха, - аль Мустафа повернулся спиной к Эдварду и замершим в растерянности детям и спустился с помоста. Охранники с ятаганами, выпустив Тига, поспешили следом. *Сутайо - язык индейского племени шайенов. Сейчас его носителями является 1720 человек.