Ночь перед боем

- Ну, я тебе устрою, противная, гадкая, мерзкая Алейда! - Джекки бежал вверх по лестнице, отплевываясь от вязкой жидкости со вкусом елки и лимона, которой неуемная по части чистоты и гигиены экономка начистила мальчишке зубы. - Только попробуй еще раз эту гадость мне в рот пихать! Я палец тебе прокушу! - крикнул Шинай, захлопывая дверь своей спаленки с таким грохотом, что с потолка посыпалась известка. Постояв несколько секунд, сжимая и разжимая кулаки и скрипя от негодования зубами, Джекки быстро сообразил, чем можно отомстить Алейде. Быстро взгромоздив табуретку на комод и подложив на всякий случай еще пару подушек, Воробушек вскарабкался на шаткую конструкцию и от души повозюкал своими отмытыми до скрипа ладошками по потолку. Не тратя время на то, чтобы спускаться на пол, Джекки качнулся вперед и, оттолкнувшись ногами от стула, прыгнул, приземлившись точно на мягкую кровать. Конструкция из стула и подушек от толчка пошатнулась и, покачавшись несколько мгновений, с грохотом повалилась на пол. Сообразив, что на шум сейчас прибежит Алейда, а она, несмотря на свой огромный вес, передвигалась по дому со скоростью молоденькой прыткой девочки, Джек быстро начал ляпать измазанными в побелке ладошками по полу и стенам. Мальчишка так увлекся процессом, что не заметил, как на пороге, переваливаясь с ноги на ногу, как старая неуклюжая гусыня, появилась кубинка в сопровождении Тига, который, сидя в своем кабинете, по всей видимости, тоже услышал грохот и пришел проверить, не убилось ли часом его чадо. - Интересная картина, - пряча улыбку, произнес Эдвард, облокачиваясь о дверной косяк. - Объясни-ка нам, сынок, что это такое ты тут вытворяешь? - Я не хотел, - не найдя никакого объяснения своему поступку, пролепетал Шинай, всхлипнув и спрятав лицо в ладонях. - Прости, папа. - То есть ты не хотел и совершенно нечаянно и случайно выстроил городушку из стула и подушек, потом так же случайно залез туда, измазал руки и всего себя побелкой, а потом, ну, совершенно нечаянно испачкал пол и стены? Так? - Да. То есть нет, - жалко пролепетал Джекки, избегая смотреть отцу в глаза. - Я больше не буду. - Конечно, ты не будешь больше так делать. Месть до добра не доводит. Запомни, - Тиг был совершенно спокоен, словно его сын и не натворил ничего дурного. - Ну, а теперь ты также случайно и нечаянно возьмешь тряпку и ведро с водой и приведешь комнату в такой вид, в каком она была до того, как в ней завелся маленький поросенок по имени Джек. Это понятно? - Да, отец, - мальчишка опустил голову и поджал губы, осознав, что месть не удалась, а казавшаяся такой идеальной затея с треском провалилась. Слишком глупо было мстить так открыто и явно. В следующий раз вендетту следует устраивать так, чтобы твою вину нужно было еще потрудиться доказать. - На первый раз я тебя прощаю. Отделаешься только уборкой, - словно прочитав мысли сына, сказал Эдвард. - Устроишь же подобное еще раз, я разрешу Алейде тебя выдрать. Имей ввиду, сынок, что Алейда имеет полное право тебя наказать. Ты должен ее слушаться. - Нет. Она не может меня выдрать, - возразил Джек, испуганно, но в то же время хмуро и насупленно глядя на отца. - Нет, Джекки, она может. И я разрешаю ей делать это, если ты вдруг решишь, что без моего личного контроля можно никого не слушаться. А сейчас вперед, тебя ждет увлекательное мытье полов вместо купания в море и загорания на пляже. Джек нахмурил брови и обиженно поджал губы, но, как бы малыш ни сердился на Алейду, а теперь еще и на отца, выбор-то у него был невелик: либо проглотить обиду и вымыть пол, либо отстоять свою правоту, но при этом доставить противной кубинке удовольствие всласть помахать розгой, а потом все равно вымыть пол. Выбор был очевиден, а потому Джек, ругаясь про себя отборными пиратскими ругательствами, отправился на улицу за ведром и тряпкой. Алейда шла следом, кряхтя и постанывая от каждого шага, словно норовила вот-вот рассыпаться на ходу. Джек же гадал про себя, как такая неуклюжая толстуха, если захочет, может двигаться быстро и бесшумно. Не иначе пользуется магией. - Видишь лавку? - спросила Алейда, кивая на длинную скамью в тени персиковых деревьев. - Вижу. И что? - состроив гримассу, поинтересовался Шинай. - А то... Станешь огрызаться или дерзить, быстренько ляжешь на эту лавку без штанов и задом кверху. Ноги и руки полотенцем привяжу и отхлестаю розгой. Огласишь всю Бухту своими воплями. Учти, я умею драть непослушных мальчишек так, что глаза от боли на лоб полезут, а синяков и крови не будет, как и вреда хрупкому детскому здоровью. - А я не из крикливых. Потерплю. А ты догони сначала, - Шинай подхватил ведро с водой и помчался скорее прочь от Алейды и страшной лавки под персиковым деревом. - Ты гадкий и совершенно невоспитанный мальчишка! У меня руки так и чешутся выдрать тебя! - тяжело дыша и кряхтя, словно могучее дерево под порывом сильного ветра, Алейда спешила следом за Джеком, чтобы проследить, как последний будет отдраивать пол. - Руки чешутся?! - парировал Шинай. - Давно не мыла, да? - Ах, ты маленький противный мальчишка! - кубинка замахнулась, чтобы отвесить Джеку подзатыльник, но ловкий маленький индеец увернулся в самый последний момент и засмеялся. - Ты самое настоящее исчадие ада! И кто бы мог подумать, что у таких прекрасных родителей мог появиться на свет такой бес! - Родителей? - Джек замер посреди комнаты с тряпкой в руках. Мальчишка вспомнил, как отец в день приезда упомянул о том, что мама жила недолгое время в этом доме и даже любила это место. А это значит, что тут могли остаться какие-то упоминания о ней. А где искать их, как не в спальне отца или в его кабинете, куда заходить было строго настрого запрещено. Размышляя о матери, Шинай не заметил, как дочиста отмыл пол и стены комнаты. - Что-то ты притих, - заметила Алейда, с подозрением глядя на Джека, усердно отжимающего мокрую тряпку в ведро. - Замыслил очередную пакость? - Нет, - губы Джека тронула ехидная улыбочка. - Я послушно выполняю ваш приказ. Мою пол. - Издеваешься? - Алейда сощурила глаза, пытаясь разгадать замыслы маленького паршивца. - Да, - с радостной улыбкой отозвался Джек и потащил ведро с водой во двор. Кубинка еще какое-то время следила за мальчишкой в окно, но тот, похоже, не собирался вредительствовать и пакостить, а тихо бродил по саду, высматривая на деревьях спелые персики. - Не ешь! Не поспели еще! Не хватало еще лечить тебя от поноса, - открыв ставни, крикнула Алейда и для убедительности погрозила пальцем, после чего с чистой совестью отправилась готовить обед. Джек еще какое-то время бродил по саду, размышляя о том, как Амэдехи уживалась под одной крышей с Алейдой, но пришел к выводу, что раз последняя о его матери хорошего мнения, значит, маме жилось тут хорошо. Боясь гнева отца, Шинай не заводил с Тигом разговоров об Амэдехи, зная наперед, что любые попытки будут по меньшей мере проигнориваны, если не пресечены. В голове мальчишки проскользнула было мысль спросить про маму у Алейды, но гордость не позволила обратиться к противной кубинке с распросами. Решив провести собственное небольшое расследование, Джекки спрятался за стволом старой пальмы и стал ждать. Тиг вышел из дома спустя всего несколько минут. Проследив взглядом за отцом и поняв, что тот направился в гавань, мальчишка тайком проскользнул в дом и, стараясь ступать босыми ногами почти бешумно, поднялся на второй этаж. Удача улыбнулась юному исследователю - в дверях отцовского кабинета торчал маленький серебряный ключик. В другой раз обстоятельства вряд ли могли бы сложиться столь удачно, а потому поиски чего-либо хоть как-то связанного с матерью, Джекки решил начать именно с кабинета. Всего секунду постояв в нерешительности и взвесив все "за" и "против", Шинай повернул маленькой, вспотевшей от волнения, ладошкой ключ в замочной скважине. Старая дверь открылась, издав жалобный скрип, который показался Джеку таким громким, что его по меньшей мере могла услышать Алейда, если не вся Бухта. Мальчишка прижался к стене, от страха Джеку казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Стараясь успокоиться, Шинай глубоко вдохнул и прислушался. Часы в гостиной пробили десять раз, с кухни на первом этаже доносилось неразборчивое пение Алейды. Джек даже успел отметить, что у кубинки очень приятный голос, когда она поет. Поняв, что скрипа никто не услышал и кара богов не пала на его голову, Шинай выдохнул и, собрав в кулак все свое мужество, толкнул дверь. Мальчишка не заметил ни резной мебели тикового дерева, ценности которого он просто даже не мог представить, ни каминной полки, на которой красовался великолепный макет фрегата с черными парусами, ни распахнутого окна, выходящего в сад. Джек просто остолбенел на пороге, во все глаза глядя на портрет, висящий над столом отца. Шинай словно прирос к месту, не в силах шевельнуться и вдохнуть. Неизвестный талантливый художник так точно передал черты лица молодой индейской девушки, что Джеку на мгновение показалось, будто она живая, и вот-вот протянет руки, чтобы обнять своего сына. Девять долгих месяцев Шинай не видел этих добрых, глубоких, темных глаз, которые, казалось, с нежностью смотрели со стены на всякого, кто войдет в кабинет. Никакая сила не заставила бы сейчас Джека закрыть дверь и уйти, мальчишка стоял, держа в дрожащих руках ключ и не чувствуя слез, текущих ручьями по щекам, смотрел на портрет матери. Съехав по стене на пол, малыш обхватил ладошками колени и остался сидеть на пороге, прижавшись спиной к дверному косяку и не чувствуя ничего, кроме острой, щемящей крохотное сердечко, тоски. Шинай не слышал шагов отца, который вернулся с полпути, вспомнив, что забыл забрать ключ из двери своего кабинета, да даже если бы и услышал, просто не смог бы уйти, зная наперед, что отец прогонит его прочь, запретив смотреть на портрет Амэдехи. Тяжелая длань Тига опустилась на тоненькое плечико мальчонки. Джек вздрогнул, но взгляд от лица матери не отвел. - Я запретил тебе сюда приходить, - напомнил сыну Тиг, отдергивая его от двери и запирая кабинет. - Запретил? Джек молчал, глядя на закрывшуюся дверь так, словно мог видеть сквозь нее. Губы ребенка дрожали. - Запретил, - наконец ответил на вопрос отца малыш. - Но почему мне нельзя? Эдвард горько улыбнулся и присел перед Джеком на корточки. Сейчас Тиг как никогда прежде не был похож на сурового пиратского капитана, словно прочувствовав боль и тоску своего сынишки, Эдвард на мгновение притянул к себе Джека и обнял его с затаенной нежностью. - Потому что я не смогу смотреть на то, как ты будешь сутками сидеть здесь и тосковать, - искренне признался Эдвард, а его рука в невольном движении коснулась бусинки, что вплетена в волосы маленького Джека.