Ночь перед боем

Первые проблески занимающейся зари пробивались сквозь свинцовые, набухшие дождем тучи, едва-едва освещая нагроможденные друг на друга остовы кораблей, беспорядочно и на первый взгляд хаотично торчащие рострами в разные стороны. Ночные сумерки не спешили покидать Бухту, нехотя и медленно отступая под робкими попытками солнца пробиться сквозь предгрозовую черноту неба. Пряди липкого тумана окутали крепость Погибших кораблей, не давая возможности стоящей в десяти морских милях армаде Ост-Индской Торговой Компании разглядеть происходящее в неприступной пиратской гавани. Джек сидел на жестком стуле, не чувствуя занемевшего в неудобной позе тела. Глаза капитана Воробья были прикрыты, но подрагивающие ресницы и сведенные к переносице брови говорили о том, что пират не спит, размышляя о чем-то в гробовой тишине и сжимая в мозолистых, увешанных кольцами и печатками руках непочатую кружку золотистого ямайского рома. Зал советов тонул в клубах сизого табачного дыма, поднимающегося к почерневшим от времени, прогнившим потолочным балкам и теряющегося под невидимым в полумраке потолком. - Скажи-ка мне вот что, Джекки, - затянувшееся молчание нарушил хриплый низкий голос. Капитан Воробей шевельнулся и открыл глаза. Свечи давно догорели, оплавившись и оставив после себя на грубой поверхности сколоченного из неотесанных досок стола восковые пятна с огарками фитиля, Джеку пришлось напрячь зрение, чтобы разглядеть фигуру отца, неподвижно сидящего напротив в потертом, отделанном некогда дорогим красным бархатом кресле. Тиг затянулся из кривой самшитовой трубки табачным дымом и выпустил сизое колечко изо рта. - Скажи мне, когда твою светлую головушку посетила идея стащить у меня корабль? - тон Эдварда не выражал злость на давнюю проделку сына, скорее был снисходительным и даже, что само по себе удивительно, прощающим, словно Джек и не корабль украл вовсе. - О... - младший Тиг оживился и приосанился, быстро пододвинув к себе кружку с ромом. - Это было весьма непростое предприятие. - Конечно, это ж тебе не мелочь в кабаке у пьяных матросов по карманам тырить. - хмыкнул Эдвард и вытряхнул пепел из трубки только для того, чтобы набить ее снова. - Ненамного сложнее, чем стырить мелочь, скажем, из твоего кармана, - на губах Джека все еще играла притворная улыбочка. - Я в детстве много раз это проворачивал. - Да, и много раз я ловил тебя за этим занятиям и драл так, что кожа с задницы слезала, - прервал сына Тиг. - Пап, ну только давай не будем сводить вечер семейных воспоминаний к грустным моментам моей детской биографии, - Джек поморщился и поерзал на стуле. - Твои воспитательные меры были, так сказать, негуманны, черт бы их побрал. - Ну, да... - рассмеялся Эдвард, откинувшись на спинку кресла, - капитан Воробей решил оспорить мои методы воспитания? Интересно. Ну-ка, расскажи-ка мне, сынок, скольких детей ты вырастил? - Вырастил? Детей? - Джек воздел лукавые очи к небу. - Что ты, отец, я крайне аккуратен в вопросах, касающихся разведения детей. Я так аккуратен, что отпрысков у меня нет. - А мне вот довелось растить шаловливого мальчишку, которому иногда просто необходимо было в качестве лекарства от разгильдяйства прописывать хорошую порку, - Эдвард вытянул ноги под столом и покачал головой. - Но Бог, видимо, все же существует, дочь мне досталась спокойная и послушная. - Угу. Послушная, - Джек не смог сдержать смех. - Смекалки у нее просто побольше, чем у меня было в детские годы. Она ловчее дурит тебе голову. Давно я не видел Адель. Жаль, что у нас такая большая разница в возрасте, было бы забавно, если бы мы росли вместе. - Если бы вы росли вместе, от Бухты бы камня на камне не осталось, а я не выдержал бы такого испытания и ушел бы на вечный покой раньше времени, - Тиг выдохнул, по всей видимости, он был рад, что Всевышний уберег его от такой участи. - Но розги это не выход... - начал было Джек, но осекся, натолкнувшись на хмурый взгляд отца, брошенный вскользь из-под широкополой шляпы. - Вот появятся дети, тогда поймешь, что иногда это единственный способ держать ребенка в узде, - Тиг говорил строго, чеканя каждое слово, будто гвозди с размаху заколачивал. - Хотя мне было жаль тебя, когда ты плакал и боялся. - Даже если вдруг у меня когда-нибудь появятся дети, - Джек на мгновение позволил этой мысли укорениться в своей голове, и она ему в какой-то степени показалась даже приятной, а потому он поспешил прогнать ее прочь. - Я никогда не ударю своего ребенка. - И вырастут такие же разгильдяи, как ты! - сурово заключил Эдвард. - О, ну, тогда я вдвойне не вижу смысла в розгах, - рассмеялся Воробей. - У тебя разгильдяй вырос с розгой, у меня вырастет без. Результат-то один, а шрамов на заднице меньше. Верно? - Ты, по всей видимости, просто непрошибаем. Никакая розга тебя не брала, - Эдвард лукаво прищурился, но тут же сделался серьезным, во взгляде пирата читалась легкая грусть. - Хотя совсем в детстве ты был, скажем так, спокойным и достаточно тихим ребенком. - А я смотрю, для тебя, папочка, это приятные воспоминания? - ухмыльнулся Джек. - Дети - это счастье? - Счастье? - Тиг старший хмуро зыркнул на сына, мгновенно стирая своим суровым взглядом с его лица нагловатую улыбочку. - Нет, Джек, я бы не сказал, что это счастье. Дети - это в первую очередь ответственность. Ребенок - это не игрушка для умиления. Не носитель твоей великой фамилии и не подавалка стакана воды к смертному одру. Ребенок - это отдельный и полноценный человек, которого ты привел в этот мир и за которого ты несешь ответственность. - А как же счастье, любовь и прочие сантименты? - Джек был несколько озадачен подобными заявлениями отца, но не показывал этого. - Только ответственность и розги? - К розгам прилагается и любовь, сынок. Ровно половина на половину. Или ты хочешь сказать, что я тебя не любил? - брови Тига вопросительно поползли вверх. - Наверное, не хочу, отец, - Джек передернул плечами, но взгляда не отвел. - Не хочешь, потому что знаешь, что я частенько бывал прав, к тому же, насколько я помню, я тебя предупреждал, за какие из провинностей последует наказание, верно? - Верно, - буркнул Джек. - Но все же это было несколько болезненно, я бы сказал, что порой даже слишком. - Возможно, порой я перегибал палку, но лишь благодаря розге ты выучил все то, чему я тебя учил, Джек! - Эдвард заглянул в полупустую кружку. - Не будем кривить душой, лентяйничать было твоим любимым занятием в детстве, и приводить тебя в чувство частенько можно было лишь розгой или упоминанием о ней. - Почти всегда хватало упоминания. Я не могу признать полезным для ребенка какое бы то ни было наказание, при котором стыд пострадать за совершенный проступок не действует на него сильнее, чем само страдание. - Ну ты и завернул, сынок. Принеси-ка лучше еще бутылку, а то разговор перестал клеиться, - Эдвард откинулся на спинку кресла, глядя на развязную походку сына, будто тот шел не по ровному полу, а по палубе корабля в сильнейший шторм. - Знаешь, отец, - Джек поставил на стол бутылку из темно-зеленого стекла и снова уселся на жесткий стул. - Ты вот говорил о детях. Я не хочу и не планирую детей, как и ты изначально не хотел и не планировал меня, но если вдруг так случится, что у меня появится сын, ну, или дочь, то я приложу все усилия, чтобы любить. Ибо могу по своему опыту сказать, что никем не любимый ребенок перестает быть ребенком: он лишь маленький беззащитный взрослый. - А я думал, что ты простил мне тот год страданий, которым я подверг тебя у Джеммы, и потом на корабле, и в Лондоне, - Тиг прищурился, внимательно глядя на сына и пытаясь разгадать эмоции, умело спрятанные за маской неунывающего шута. - Простил, - Джек вздохнул и опустил голову, глядя в наполненную до краев кружку. - Я другого понять не мог. И сейчас не могу. - И что же такого непонятного тебе не понять с таким-то блестяще изворотливым умом? - Эдвард хотел было усмехнуться, но, заметив серьезное выражение лица сына, передумал. Джек, пожалуй, впервые за долгие годы не был настроен разыгрывать перед отцом клоунаду. - Ты вот спросил меня тут недавно, почему я решился на угон Распутной девки, - Воробей поднес к губам кружку и сделал небольшой глоток. - Все дело в том, что ты, отец, никогда не считал меня равным себе. Да, ты был отличным учителем и, честно признаюсь, не таким уж и плохим родителем, ведь ты растил меня один столько лет, но ты всегда считал меня ниже себя, слабее и глупее. Пусть ты этого никогда не говорил вслух, но я чувствовал это, будучи подростком. Если бы я не угнал корабль, я бы так и остался бы в твоей тени и, возможно, никогда не стал бы тем, кто я есть теперь. А идея реквизировать один из твоих кораблей возникла у меня еще задолго до того дня, когда ты привел в гавань Бухты Распутницу. Мне было лет девять, я плохо выучил очередной урок по латыни, а ты, ругая меня, бросил одну фразу, которая напугала тогда маленького мальчишку Джекки. - Я не помню такого эпизода из твоего детства, - Тигу стало интересно, чем таким он мог напугать сына до такой степени, что это возымело такие последствия, которые он помнит аж до сих пор. - Ты тогда крепко выдрал меня и заставил стоять в углу... Маленький девятилетний мальчишка, стараясь скрыть слезы от обиды и злости, стоял напротив отца, потирая рукой свой многострадальный зад. Отец был в ярости от очередной, как он сам выразился, халтуры, и всыпал аж три десятка ударов, почти не жалея силы. - А теперь бери книгу, вставай коленями в углу на горох и учи до тех пор, пока не выучишь, - Тиг ухватил сынишку за ухо и отвел в угол. - Штаны закатай, чтоб колени голыми были! Джек поджал губы и бросил на отца хмурый взгляд, но приказ поспешил выполнить. - Ненавижу чертову латынь! Чтоб этим римлянам на том свете тошно было! - Джек почувствовал, как колотые горошины впиваются в колени, и ноги начинают мгновенно неметь. - Стой и учи молча! И оставь в покое римлян. Им точно на том свете худо от того, как ты над латынью издеваешься! - Тиг сел за стол в своем кабинете и вытянул уставшие ноги. - Мне надоели твои выкрутасы, твое упрямое нежелание учиться, юный Тиг. А потому, чтобы не было обид, ты учти на будущее, что мое терпение тоже не безгранично, я еще немного потерплю, а потом возьму и отдам тебя в приют при монастыре, где тебя очень скоро научат не только латыни, но и трудолюбию! Маленький Джекки вздрогнул, услышав о приюте. Мальчишку пробило дрожью, и стало отчего-то очень трудно дышать, хотелось закричать от ужаса и сжаться в маленький комочек. Эти жестокие, необдуманные и сказанные лишь для того, чтобы напугать сына слова глубоко ранили душу ребенка, который подсознательно уже несколько лет боялся, что отец оставит его у чужих людей. Страх снова вернулся к Джеку и жил с ним до того самого дня, пока мальчишка, став юношей, не сбежал из бухты, прихватив с собой корабль отца.