Обращённая

Ты воин ночи — ты вампир, Ты взял в ладони этот мир. Внушаешь смертным только страх, И слёзы кровью на глазах…

      Мы поднимались вверх на лифте, а я тем временем думала, могут ли у вампира трястись руки от волнения или у меня галлюцинации. Я издаю нервный смешок, но мои спутницы никак не реагируют, казалось, они тоже до смерти напуганы. Ещё смешок. До смерти. С характерным звонком лифт останавливается на нужном этаже и мы выходим. Сложно описать словами, как бы мне хотелось, что бы лифт застрял, не смотря на то, что раньше я безумно боялась этого, но если застрявший лифт отсрочил бы мою предстоящую встречу с Наталией, то я бы удовольствием потерпела панические атаки, разумеется, если таковые бывают у вампиров.       Как только мы вышли из лифта, до моих ушей донеслась прекрасная мелодия, конечно же, никакой человек даже с самым чутким слухом не смог бы уловить этот «Лунный Свет». Я вспомнила, как играл Эдвард, и это ещё больше усугубило моё положение, ведь к страху и волнению прибавилась ещё и боль.       Когда Мэр распахивает дверь, я застываю как вкопанная. То ли от внушительных размеров гостиной, то ли попав в плен великолепной пианистки. Напротив зашторенного окна за чёрным роялем сидит она. Наталия. Она выглядит совершенно расслабленной, не смотря на великолепную осанку. Её тонкие пальчики, бегающие по клавишам, кажутся фарфоровыми, а попадая в области света, просочившегося сквозь шторы, они искрятся, как настоящие алмазы. Её иссиня-чёрные волосы ниспадают практически до поясницы. Глядя на неё, я засомневалась в красоте вампиров, которых я встречала ранее. Теперь, вспоминая своё отражение в зеркале, я сама себе казалась гадким утёнком, но мне не привыкать. Нервный смешок застрял где-то в горле, поэтому я издала не то короткий выдох, не то кашлянула.       Мелодия затихла и Наталия «подлетела» к нам, представая во всей своей красе. Вот она — ожившая фарфоровая кукла! Ярко-алые глаза выделяются на безупречно белом лице. У неё маленький точёный носик, будто его вытачивал искусный мастер, а пухлые губы, изогнутые в лёгкой улыбке, которая больше походит на ухмылку, совсем не тронуты помадой.       Именно сейчас я вспомнила её. Перед моими глазами предстала картина, висевшая в кабинете Карлайла. Все эти яркие фигуры в пышных балахонах, прижимающиеся к столбам. И степенная пятёрка на самом высоком балконе — Аро, Марк, Кай — всех их я запомнила, но почему-то тогда я не обратила должного внимания на великолепную девушку, которая была одета, как настоящая королева, её чёрные локоны, собранные в тугой узел на затылке и лишь некоторые пряди возле лица остались нетронутыми. Безусловно, Наталия Вольтури не утратила былого шарма, даже больше, картина не смогла в полной мере передать всю её красу.       — Имя? — коротко и чётко произнесла она, и я удивилась насколько холоден её ангельский голосок. Произнесённые ею слова больше походили на приказ, чем на вопрос. Должно быть, она была важной персоной в Вольтере, если стояла в составе самой важной пятёрки. Не смотря на внешнюю привлекательность, от Наталии будто веяло опасностью. Каждая клеточка моего тела кричала: беги! Даже Розали теперь казалась мне ангелом, а Виктория пушистой овечкой. Вопреки инстинктам самосохранения, я ответила, вспомнив о том, что если хищник почует слабость и страх — нападёт.       — Изабелла Свон, — обычно я всегда всех поправляла, прося называть меня Беллой, но в данной ситуации мне казалось, что с этим именем я выгляжу сильней. Ведь выглядела бы Наталия настолько грозной, если бы просила называть себя какой-нибудь Лией или как-то вроде того.       — Хорошо, — она аккуратно взяла Каталин за подбородок. В моей голове промелькнула ужасная мысль, будто Наталия собирается оторвать ей голову. Но она просто смотрит ей прямо в глаза. Зрачки Наталии медленно сужаются, а потом так же медленно расширяются в то время, как она говорит: — Кто её обратил и как?       — Я обратила, — безразлично бормочет Каталин, словно зомбированная. Неужели это как-то связано со странным поведением зрачков Наталии, может она гипнотизировала Каталин? — Белла упала со скалы, я её нашла, мне стало её жалко, и я её обратила, — заканчивает он почти шепотом.       — Что же, — протягивает Наталия. — я думаю, нам нужно поговорить наедине, как девчонке с девчонкой, — она мило улыбается, но в её голосе звучит сталь. — А ты, Мэрилин, проведёшь нашу дорогую Изабеллу в кабинет Элайджи. И без разговоров, — пролепетала она, повторяя тот странный трюк с зрачками, похоже, она и правда гипнотизирует.       Мэр молча берёт меня за руку и ведёт за собой. Её хватка настолько сильна, без сомнений она не понимает, что делает. Коридоры увешаны картинами и я невольно рассматриваю их, пытаясь унять панику перед предстоящей встречей с моим «троюродным дядей». На многих картинах изображена Наталия в разные эпохи. Мне становится не на шутку интересно сколько же ей лет, но вряд ли мне хватит смелости спросить. Мы останавливаемся около дубовой двери, которую блондинка незамедлительно распахивает.       В глаза сразу же ударяет свет — окна в кабинете Элайджи не зашторены, но самое странное то, что моя кожа не начала сверкать и искриться, как добрая гора алмазов. Это со мной что-то не так или со светом? Мэр уже закрыла дверь, и краем уха я слышала её удаляющиеся шаги. Элайджа стоял повернувшись передом к окну, поэтому я могла видеть только его спину. Я удивилась насколько он высокий, на глаз я бы дала примерно шесть футов. Хотя, возможно, это смокинг делал его визуально выше. Спустя примерно минуту после того, как Мэр захлопнула дверь, Элайджа развернулся, подойдя к своему столу, он медленно присел на стул и придвинулся чуть ближе к столу.       — Приветствую, — сказал Элайджа мягким баритоном, учтиво указывая на кресло возле его стола, как бы приглашая присесть. — Как тебя зовут, дитя?       Мне не понравилось то, как он меня назвал — дитя — это звучит ток, словно он обращается к пятилетней девочки, хотя, может, он и считает меня настолько маленько, ведь я даже не знаю сколько ему лет.       — Белла, — представилась я. Перед ним мне почему-то не хотелось представляется Изабеллой. Элайджа производил впечатления доброго, но сильно уставшего человека. И как такое возможно для вампира, который по определению не может устать.       Я подошла и опустилась в кресло из чёрной кожи, оно было очень удобным, но я не могла расслабится в присутствии Элайджи.       — Почему мы не светимся, — задала я интересующий меня вопрос, так как Элайджа молчал, возможно, он хотел, чтобы я начала разговор первой?       — Стекло не пропускает ультрафиолет, — коротко пояснил он.       — Почему именно ультрафиолет? Я имею в виду, как вы догадались, что именно ультрафиолет — причина тому, что мы сверкаем на солнце? — мне было очень интересно узнать ответ на этот вопрос, ведь Каллены, кажется, даже не подозревали, что всему виной ультрафиолет.       — Видишь ли, Белла, я биолог, но иногда я изучаю не только особенности человеческой расы, но и вампирской. Например, как ты думаешь почему, во время обращения ты потеряла сознание и почти не чувствовала боли?       Честно говоря, я даже не задумывалась об этом, а ведь стоило. Эдвард рассказывал о тех жутких мучениях, которые испытывает человек, когда обращается, но меня такого не было. Конечно, обращение было далеко не безболезненным, но и не жутко больным. Я лишь пожала плечами, жаждая узнать ответ на вопрос.       — Ещё когда я обращал Наталию, — я очень удивилась тому факту, что Элайджа обратил Наталию, почему-то мне было тяжело представить её беспомощным человеком в руках сильного вампира. Ещё это означало, что Элайджа старше Наталии, но насколько? — я впустил в её кровь столько яда, сколько мог, я очень боялся причинить ей боль, — он прикрыл глаза, мне показалось, будто сама мысль о причинении вреда Наталии доставляла ему боль. — Она обратилась на удивление быстро, быстрее, чем я в своё время, и почти безболезненно. А когда Наталия обращала, — он немного замялся, а после паузы продолжил: — одного человека, она ещё не знала сколько яда нужно впускать и тоже не хотела навредить. Этот человек обращался очень долго и крайне болезненно. Так я и пришел к выводу — чем больше яда, тем меньше боли.       Я не знала, что ответить, а длительное молчание, что крайне странно, начало меня тяготить, поэтому выпалила первое, что пришло ко мне в голову:       — Сколько вам лет?       — Лет? — переспросил он, вновь открыв глаза, только сейчас я заметила, что они у него были чёрными.       — Ну да, в смысле человеческих. Просто Каталин сказала Глории в магазине, что я Ваша троюродная племянница, а племянница, наверное, должна знать возраст дяди.       — А Каталин — та ещё выдумщица! — улыбнулся Элайджа, похоже, сказанное его позабавило. — Мне тридцать пять лет. В общем, я думаю, если у тебя больше нет вопросов, то я расскажу условия твоего пребывания здесь, а после ты отправишься к подругам.       — У меня ещё один вопрос. Почему в гостиной нет таких окон, как здесь?       — Наталия настояла на этом, — пожал плечами Элайджа. — Она любит царит романтичный полумрак. Это все вопросы? — после моего утвердительного кивка он продолжил: — Следующие девять месяцев мы будем контролировать тебя здесь, так как примерно столько длится период, когда для вампира кровь — превыше всего. После ты решишь: хочешь ли ты остаться здесь и стать полноправным членом семьи или уйти своей дорогой. Пока ты здесь, Каталин предоставит тебе свою комнату, так как свободных комнат нет, а Каталин тебя обратила, я думаю, это справедливо. Можешь идти.       Я встала и направилась обратно в гостиную. Я всё ещё находилась под впечатлением от разговора с Элайджей, но была рада, что ушла. Сейчас мне не хотелось проводить с ним много времени за разговорами, хотя я думаю, он будет отличным собеседником в будущем. Будущее. Это волновало меня сейчас больше всего, особенно после той фразы: «После ты решишь: хочешь ли ты остаться здесь и стать полноправным членом семьи или уйти своей дорогой». Уйти своей дорогой — звучит не плохо, я могу отправится искать Эдварда, но хочет ли он быть найденным? Скорее всего нет. Если бы он хотел увидеть меня снова — он бы не уходил. Он бы мог снова съездить в Денали, как после первой нашей встречи, побыть там с Джаспером пока тот не будет чувствовать себя лучше, а потом вернуться вместе с ним и Элис. Но он не сделал этого. И причина была далеко не в Карлайле и его возрасте. Причина была во мне. Быть может теперь, когда я стала вампиром, он сочтёт, что я достойна его, но о какой любви может быть речь, если один любит всей душой, а другому важна лишь внешность?       В гостиной на черном кожаном диване сидела Мэр. По-моему она была увлечена какими-то мыслями, когда я вошла она резко повернула голову, и казалось, даже немного испугалась. Наверное, она ожидала прихода Наталии. Мэр вскочила с дивана:       — Я ничего тебе не сделала? — спросила она.       Неужели она не помнит то, как вела меня? Я думала, что этот странный гипноз Наталии работает так: она словно программирует вампиров, быть может это распространяется и на других существ и людей, делать то, что она попросит. Те, кто подвергся гипнозу просто не понимают, что они делают, но помнят всё. Но видимо это не так.       — Всё нормально, — ответила я.       — Что сказал Элайджа? — поинтересовалась она, садясь на диван, теперь она выглядела более расслабленной.       — Он сказал, что первые девять месяцев побуду здесь, — Мэр едва заметно кивнула, похоже ей он говорил то же самое. — А после у меня будет выбор, где я хочу остаться. И ещё я буду жить в комнате Каталин, потому что свободных комнат нет, а Каталин обратила меня. Он считает это справедливым.       — А я нет! — как-то резковато ответила Мэр. — Думаю, ты поживешь в моей комнате.       — Почему? — удивилась я.       — Понимаешь, Белла, я почти не бываю в своей комнате, а вот для Каталин её комната — лучшее место для того, чтобы побыть в одиночестве, она это любит. Пойдем! — Мэр махнула рукой в сторону коридора, который вёл в кабинет Элайджи.       Надо же, я даже не заметила остальных дверей в этом коридоре, хотя их было немного, картины украли моё внимание, когда я шла здесь в первый раз. Комната Мэр была очень уютной. Большие окна с теми же стёклами, что и в кабинете Элайджи, только в комнате Мэр присутствовала ещё и дверь, которая вела на балкон. В комнате стояла большая кровать, что меня очень удивило. Зачем вампирше кровать? Хотя, Мэр совсем недавно стала такой, может быть ей всё ещё привычнее, когда в её комнате есть кровать? Ещё в её комнате был очень аккуратный туалетный столик с большим зеркалом. Одно меня удивило — у неё в комнате совсем не было шкафа. На белой тумбе стоял телевизор, конечно же, самой новой модели.       Мэр присела на кровать и я последовала её примеру.       — Это — твоя комната на ближайшие девять месяцев, а потом… Хотя нет, вряд ли ты выберешь вариант остаться здесь, — выдохнула она.       — Почему я не должна хотеть остаться здесь? — спросила я.       — Потому что у тебя есть выбор, есть те, к кому ты можешь пойти, а у меня нет, — в этот раз она очень громко вдохнула.       Казалось, разговор причиняет ей боль, но я не могла не задать ей вопрос:       — А как же твоя семья, я имею в виду твою настоящую семью, а не вампирскую. У тебя ведь была семья?       — Да, — она замолчала, словно думая, продолжать ли ей разговор, но все же решилась. — Да, у меня была семья. Очень счастливая, к слову, не все могли похвастаться такими хорошими отношениями между членами семьи, которые были у нас. У меня были родители и младшая сестра. Все было хорошо, — она остановилась, будто подбирая слова. Но мне очень не понравилось то, что она употребляла глаголы в прошедшем времени. — Пока мы не попали в аварию, в автомобильную аварию, — я прижала руку ко рту. — Только я выжила, да и то была в очень тяжелом состоянии. Тут в игру вступил лучший врач нашего города — Элайджа Мартин, — она снова помолчала. — Очнулась я уже в морге. Он отнёс меня туда, чтобы никто не видел моего обращения.       Я потеряла дар речи. Все слова путались в голове, я не знала, что же мне сказать Мэр. Может сказать, что я сочувствую или лучше вообще молчать? Я услышала, как хлопнула дверь какой-то комнаты. Видимо, это Каталин вышла от Наталии, потому что Мэр сразу вскочила и вышла из комнаты к своей подруге. Неудивительно, что она сразу же пошла к Каталин, неизвестно, что Наталия могла ей внушать. А ещё ужаснее то, что сейчас Каталин совсем ничего из этого не помнит. Я не пошла. Наверное, я ещё слишком мало знаю Каталин, чтобы помочь ей успокоится. Зато теперь мне не нужно думать, что же сказать Мэр.       Боль от утраты Эдварда вернулась. Сейчас я вновь прокрутила у себя в голове историю Мэр. А после вспомнила истории жизни других вампиров, которых я знала. Карлайл, Эсми, Эдвард, Элис, Эммет, Розали. Их ничто не держало в их человеческой жизни, вернее никто. Они обрели свою любовь только тогда, когда стали вампирами, а я… В мою голову пришла одна из очередных безумных идей, которые обычно приходят, когда ты отчаиваешься. Если бы за плохие идеи давали награды, эта взяла бы Оскар.       Я встала с кровати и открыла дверь настолько тихо насколько это было возможно. Все двери в коридоре были похожи. Как же мне найти нужную? Точно! Я посмотрела в щели между дверьми и полом и нашла ту, из которой не сочился солнечный свет. Наталия же его не любит. Постучав, я открыла дверь.       — Наталия, внуши мне забыть о некоторых людях, — попросила я.