Обращённая

      Сегодня мне предстояло справиться ещё с одним своим страхом: мне придётся пойти на похороны Адама и встретится там с его родителями. К тому же, я была одной из немногих гостей, приглашённых на поминки после похорон. От этого становилось ещё тяжелее, ведь отказаться я не могла, а перспектива провести лишние пару часов с близкими родственниками Адама не была самой радужной. Прощание должно было начаться через час, но дом Адама находился достаточно далеко от Бруклин Хайтс, они жили на Манхеттене, поэтому выдвигаться надо было сейчас, чтобы не опоздать. Его куртку я аккуратно сложила и взяла с собой, отдам её его родителям.       Мне ужасно не нравилось, как каблуки моих туфель стучат о мраморный пол широкой лестницы, ведущей на первый этаж. Ещё до конца не спустившись на первый этаж, я увидела, как Мэр тщетно пытается обойти внушение Наталии. Перед своим с Элайджей отъездом она внушила всем, кроме меня и своего брата, что они не могут выходить из этого дома, меня с Димитрием она решила оставить «за главных». Хотя, конечно, «за главного» здесь больше был Димитрий нежели я, однако, мне Наталия внушить не могла, потому сделала вид, что специально оставляет меня «за главную».       — Если Наталия внушила не выходить из дома, ты из него не выйдешь, — сказала я Мэр, прекращая её тщетные попытки выпрыгнуть в открытое окно.       — Тебе-то откуда знать, — зло проговорила Мэр, подходя к началу лестницы, где я стояла. — Я могу понять, почему Наталия не стала внушать своему брату, но почему она не стала внушать тебе? А, Белла?       Я замялась. К такому вопросу я не была готова и не имела ни малейшего понятия, как объяснить всё более менее правдоподобно, ведь простое «не знаю» вряд ли удовлетворило бы Мэр.       — Потому что, — сказал появившийся из неоткуда Димитрий. — Эта девчонка новорожденная и намного сильнее вас двоих, более того она ненавидит меня, а это делает её ещё сильнее, когда она дерётся со мной, так что, в случае чего, она с лёгкостью сможет выйти из дома и навалять мне за очередное массовое убийство, — Мэр замялась, по её лицу было видно, что она слабо верит в то, что я смогу победить Димитрия, однако, она не спешит усомнится в словах своего «возлюбленного». — К тому же, сегодня она хоронит своего друга. Наталия не хотела лишать её возможности попрощаться с ним.       — Пусть так, — нехотя согласилась блондинка. Напоследок окинув меня завистливым взглядом, она «взлетела» по лестнице на вампирской скорости, оставив меня с Димитрием наедине.       Сначала мне показалось, что он собирается уходить, но только развернувшись, он резко кинул вазон с цветами на пол, и быстро подбежав ко мне на вампирской скорости, прошептал очень тихо, даже для вампира:       — В следующий раз меня может не быть рядом, чтобы спасти твою задницу, поэтому лучше придумай хорошую отговорку, чтобы скрыть свой дар.       Каталин почти сразу же выбежала из своей ванны, услышав этот шум. Она была очень удивлена.       — Что случилось? — спросила она, окинув взглядом разбившийся вазон.       — Неудачно облокотился, — отмахнулся Димитрий. — Никогда не любил эти цветы, поэтому не стал предотвращать их падение, будь добра, приберись, Каталин, — вот теперь он точно ушёл.       — Прости, — сказала я, всё ещё прибывая в шоке. — Я не смогу помочь с уборкой.       — Ничего страшного, — немного грустно улыбнулась Каталин. — Тебе уже пора.       Должна признать, Димитрий превзошёл мои ожидания. Я думала, что он живёт по принципу «сила и красота есть — ума не надо», но он оказался весьма умным. Или же это был просто единичный случай. Как бы там ни было, он догадался, что если сказать (даже очень тихо) про мой дар просто так — все услышат, поэтому нужно было чем-то заглушить эту небольшую фразу. И он даже нашёл чем. Тому факту, что он знает о моём даре я не сильно удивилась. По-моему, Наталия очень слепо любила и доверяла своему брату, настолько слепо, что смогла доверить ему ту тайну, о которой даже Элайджа не знал (хотя по мне Элайдже можно было доверять гораздо больше, чем Димитрию.       Ехать я решила на чёрном джипе. Это не самая дорогая из машин нашего клана, но тем не менее лучше всего подходящая для такого мероприятия. Никогда бы не подумала, что буду выбирать машину, которая подойдёт к мероприятию по цвету. Бережно уложив куртку Адама на пассажирское сидение и потерев чёрное, тяготившее палец, кольцо, я завела мотор.       По традиции первой частью похорон был «просмотр». Гроб с телом умершего помещали в доме его ближайших родственников и каждый приглашённый мог подойти и попрощаться. Я уже миллион раз прокручивала в голове как подойду к телу Адама и что буду говорить, но с каждым разом понимала, что мне нечего ему сказать. Извиняться было поздно и глупо, а ничто другое в голову не лезло. Задумавшись, я практически пропустила нужный мне дом, но вовремя собравшись, резко затормозила, не успев отъехать далеко.       Людей на похоронах было достаточно, но не настолько много, насколько я предполагала. Видимо, родители моего покойного друга решили позвать только близких родственников и парочку школьных друзей. Но вряд ли хоть кто-то из друзей, помимо меня, приглашен на поминки, ведь туда обычно зовут только самых близких. Почему же тогда позвали меня?       Квартира была насквозь пронизана скорбью, кругом то и дело раздавались грустные всхлипы и слова соболезнования. На самом деле я никогда по-настоящему не понимала, как какие-то слова сожаления могут помочь смирится, но для приличия мне пришлось пару раз ответить на соболезнования, принесённые и мне в том числе. Однако, самым сложным испытанием было набраться смелости и повернуть дверную ручку комнаты Адама, в которой и находился гроб с его телом.       Гроб стоял посреди комнаты, всё ещё пахнувшей моим покойным лучшим другом. Он лежал в гробу, стоявшем посреди комнаты. Следы крови и боли, да и любых других эмоций навсегда покинули его лицо. Это был первый раз, когда я видела его в смокинге, он никогда не отличался любовью к официальным нарядам. Подойдя поближе, я взяла его руку в свою. Теперь мы были одной температуры, а наша кожа была одинокого бледной. Невольно в голову вновь закрались мысли об Эдварде, неужели он предпочёл бы точно также стоять и смотреть на мой труп лет через семьдесят, чем обратить меня в вампира? Если так, то ни о какой любви тут речи и не шло, ведь теперь я понимала, что значит любить, да, я любила Адама, но признать это смогла только сейчас. Конечно, любила я его не как своего парня, а как, к примеру, брата, но я предпочла бы обратить его нежели дать ему умереть.       Отогнав все ненужные мысли, я аккуратно провела рукой по его светлым волосам, по его спокойному лицу. Мне хотелось сказать ему что-то, но все слова словно застряли в горле. Глубоко вдохнув, я ещё раз хорошенько подумала, какими должны быть мои последние слова, сказанные Адаму. После чего, шумно выдохнув, тихо, но чётко прошептала:       — Ты навсегда останешься в моём сердце. Знаю, Адам, ты хотел этого, — и хотя я пыталась сказать это как можно более спокойно и убедительно, в ней звенела вся горечь и боль, что я испытала, потеряв его. Нет, сегодня я не буду плакать. Это желание окутывает меня, но я сдержусь.       Пришло время посмотреть в глаза его родителям, зная, что я причина смерти их сына и отдать им его куртку вместе с извинениями. Его мать была до безумия похожа на него, отчего смотреть в её наполненные болью глаза (один в один глаза Адама) было невыносимо, отец же был полной противоположностью сына. Я просто подошла и молча протянула им куртку, говорить было нечего, я прекрасно понимала, что слова здесь излишни, сегодня я не скрывала свои эмоции и они могли увидеть, как боль плещется в моих глазах. Но мать Адама не стала принимать куртку, она вернула её мне.       — Можешь оставить её себе, — осипшим от постоянных рыданий голосом произнесла она. — И это тоже, — сначала я не поняла, что она мне протягивает, а когда до меня дошло, меня охватила новая волна боли. Это была серия наших с ним снимков в фото-будке. Тогда мы были такими весёлыми и беззаботными. Даже не верится, что за такой небольшой промежуток времени столько могло произойти.       Молча кивнув я отошла, изо всех сил желая затеряться среди скорбящих. Мне не хотелось ни с кем говорить.       Следующей частью похорон было отпевание в церкви. Во время панихиды гроб был обыкновенно закрыт, убран покрывалом и цветами, а все приглашённые на похороны, включая меня, стояли и слушали отпевание, сопровождающееся органной музыкой. После чего нам предстояло ехать к месту захоронения, к счастью, гроб и гости всегда едут в разных машинах.       На кладбище гости собираются возле гроба и читают молитвы, первым начинает священник, он же первый бросает цветок в могилу, потом по очереди каждый гость бросает цветы, предварительно розданные родителями Адама. После того, как мой цветок последним опускается в могилу, её начинают засыпать землёй, а я окончательно прощаюсь с Адамом, теперь я смогу увидеть его только в своих воспоминания и на серии снимков, где мы оба ещё счастливы.       Перетерпеть поминки будет, однозначно, намного сложнее, чем все остальные части похорон, потому что количество гостей уменьшилось по меньшей мере в два, а возможно и в три раза, ведь на скромный обед в доме умершего собираются только самые близкие гости. Зачастую поминки являются фуршетом и эти — не исключение.       Конечно, мое нежелание ничего есть с лёгкостью можно было оправдать тем, что из-за такого стресса мне кусок в горло не лезет. Думаю, даже если бы я была человеком, вряд ли смогла бы хоть что-нибудь съесть, однако, от общения с другими гостями было некуда деться, теперь-то у меня не было ни малейшей возможности затеряться в пусть и небольшой, но толпе, ведь никакой толпы больше не было. Однако, я нашла решение и этой проблемы, я просто стояла и молча кивала головой, стараясь как можно больше абстрагироваться от всех внешних шумов и полностью погрузиться в себя, лишь изредка прислушиваясь к беседе, чтобы не слишком сильно терять нить разговора.       И вот когда в очередной раз я прислушалась, мне повезло услышать обрывок одного очень интересного диалога, происходящего в другом конце комнаты.       — Я не могу поверить, — услышала я голос заливающейся слезами матери Адама. — Он же был спортсменом, всегда старался вести более менее здоровый образ жизни. Когда, Джим, когда мы пропустили тот момент, когда он начал принимать наркотики?! Не могу поверить, что мой сын умер от передозировки!       Дальше я не слушала. Пелена гнева застелила глаза, в рот хлынул яд, а руки непроизвольно сжались в кулаки, превратив бокал вина в кучу стеклянной крошки. Чтобы не сорваться мне был необходим свежий воздух. Настолько быстро, насколько может двигаться среднестатистический человек, я выбежала на балкон.       Огонь гнева полыхал в моей душе ярким пламенем, разливаясь от сердца по венам, охватывая всё тело. Мало того, что мой друг мёртв, так его ещё и запомнят, как наркомана, умершего от передоза. Кому вообще пришла идея оправдать смерть Адама таким идиотским способом?! Кто, чёрт возьми, этот гений?! Из всей семьи только один человек, по моему мнению, был способен на такое, тот, кого я даже своей семьёй не считала, вампир, которому было совершенно плевать на чувства других и на их жизни тоже. Димитрий. Ему очень повезёт, если это был не он. Однако, в тайне я надеялась на обратное, чтобы у меня был повод хорошенько надрать ему задницу. Как он там сказал? «Эта девчонка новорожденная и намного сильнее вас двоих, более того она ненавидит меня, а это делает её ещё сильнее, когда она дерётся со мной, так что, в случае чего, она с лёгкостью сможет выйти из дома и навалять мне…». Он даже не представлял, насколько пророческим было его высказывание.       Все поминки я с нетерпением ждала их окончания, но не чтобы наконец перестать слушать тысячи соболезнований и разговоров о причине смерти Адама, а чтобы отправиться домой и встретиться лицом к лицу с этим гадом Димитрием. Все мои мысли были заняты мечтами о том, как я медленно его расчленяю, разумеется, я не смогу этого сделать, после такого Наталия точно расчленит меня следом, но кто запретит мне мечтать?       Обратная дорога до дома казалась мне намного длиннее, ведь мне хотелось как можно скорей добраться до шеи брата Наталии и желательно прокусить её, оторвав его голову, чего, к превеликому сожалению, мне вряд ли удастся сделать, однако в мои планы однозначно входило нанести ему несколько шрамов, к счастью, они, как и у людей, никогда не заживают. Это будет достойная месть за Адама.       Подъехав к дому, я даже не потрудилась закатить машину в гараж, просто оставив её за достаточно высоким забором, ограждавшим наш дом. Выйдя из джипа, я хлопнула дверью с такой силой, что, казалось, могла с лёгкостью отломать её. В дом я зашла уже куда более спокойно, нужно беречь силы для того, кто действительно заслужил того, чтобы его сломали.       Долго искать Димитрия не пришлось, он сам наткнулся на меня в коридоре на третьем этаже возле комнаты Мэр, видимо, он только что вышел оттуда и явно не ожидал увидеть меня здесь. Разумеется, он прекрасно слышал, что я приехала, чтобы услышать звук тормозов и сильный хлопок двери не нужно было даже обладать вампирским слухом, но он рассчитывал, что я отправлюсь в свою комнату, а не приду к нему.       — Так сильно соскучилась по мне? — поддразнил он.       Всё произошло за считанные доли секунды. Он, явно не ожидавший удара, оказался прижат мною к стене, а одна из висевших на ней картин успешно полетела на пол. Я помнила этот взгляд, я отлично его помнила. Именно так он смотрел на Наталию тот вечер, прекрасно зная, что она ему ничего не сделает, он был полностью уверен, что я не убью его и даже не нанесу каких-то серьёзных телесных повреждений, однако, хуже всего было осознавать, что всё это — чистая правда.       — Мало того, что ты убил моего друга ради какой-то дуратской игры с сестрой, так ты её и убеждаешь всех в том, что он наркоман, умерший от передоза, — прорычала я. — Никогда не думала, что возненавижу кого-то настолько же сильно, насколько ненавижу тебя сейчас!       — Успокойся, конфетка, у меня и в мыслях не было порочить честное и святое имя твоего любовничка, — тон его голоса больше не выражал никакой насмешки.       Мэр выбежала из своей комнаты в полной растерянности и удивлении. Похоже, она не ожидала увидеть такую картину: я прижимаю вплотную к стене брата Наталии, держа его за шею; а он, в свою очередь, даже не пытается выбраться. Тем более, Мэр впервые видела меня в таком разгневанном и взвинченном состоянии, теперь я не была той Беллой, которую она знала, я была разгневанным хищником.       — Что, чёрт возьми, здесь происходит?! — воскликнула она.       — Тогда кто это сделал? — прошипела я, не обращая внимание на Мэр.       Ловко высвободившись из моей хватки так, словно ему это не доставило никакого труда, хотя я была готова поспорить с этим утверждением; он спокойно спросил, полностью обескуражив меня:       — А кто в нашей семье врач?       Даже когда Мэр и Димитрий разошлись по своим комнатам, а Каталин поднялась наверх, чтобы разобраться в происходящем, я всё ещё стояла, смотря в пустоту и пытаясь понять: была ли это его ложь или Димитрий говорил правду.