Till friday

Больше текста и рейтинга, который я не умею писать. Тэхен не выдерживает в четверг. Его ломает невыносимо всю неделю, рвет и корежит, как никогда. Любовь, больная и уродливая, безнадежная, переполняет его, травит, растекаясь по крови изысканным медленным ядом. Тэхен отравлен, без надежды на противоядие. С этим нужно что-то делать, понимает он внезапно, иначе он попросту сдохнет. Подыхать вот так глупо — от любви к человеку, которому на него насрать — Тэхен не хочет, у него еще есть планы на эту жизнь. Нужно найти решение, и чем скорее, тем лучше. Мысли гложут его всю неделю, не давая спать — на занятиях Чимин тревожно интересуется, все ли с ним в порядке, приходится кривить губы в фирменной улыбке и лгать в лицо одному из самых близких в мире людей. «Просто усталость, Чиминни». Тэхена разрывает. Он не понимает, за что ему это, почему именно его лучший друг, и ненавидит себя за предательски проскальзывающее в мозгу «лучше бы его не было». Смеется истерично, глядя в собственное отражение, и мечтает не быть самому. Ведь дело вовсе не в том, что Чонгук любит Чимина, а в том, что он не любит Тэхена. Слова одни и те же, но насколько разный смысл. Ха. Жаль, что сердцу положить на логику — ему просто больно, и живи с этим, как хочешь. Мысль окончательно формируется ранним утром четверга. Стучит в мозгу, не давая переключиться. Мысль навязчивая и кажется единственно верной. Он отпрашивается с вечерней подработки, сославшись на болезнь, и едет через весь Сеул в знакомый спальный район. Чонгука предсказуемо нет дома и, может статься, что и не будет вовсе — Тэхен не предупреждал о своем приезде, трусливо побоялся отказа, а потому приехал без приглашения, в надежде, что Гук сегодня все же заночует здесь. Тэхен достает из кармана наушники и втыкает в уши. Ничего, не страшно. Он подождет. Он сидит на корточках под дверью часа три, пока за окном не темнеет окончательно, прямо как верный пес — или точнее будет сказать сука? — в наушниках играет музыка, но Тэхен почти не обращает на нее внимания. Пробует читать, но ловит себя на мысли, что по пять минут смотрит на одно и то же предложение, не понимая смысла, и бросает это дело. Тэхен весь как натянутая до предела струна, проведи рукой — и лопнет. Едва заслышав звуки поднимающегося на этаж лифта, он вскакивает на ноги, отряхивает бежевое пальто и небрежно прислоняется к стене, уткнувшись взглядом в экран телефона и изображая какую-то деятельность. Чонгук неторопливо выходит из лифта, расстегивая на ходу пальто, проходит к двери и гремит ключами — безупречный и холодный, как всегда. Тэхен чувствует, как замирает все внутри и ухает вниз, прямо под ноги младшему. Во рту непроизвольно скапливается слюна, а в животе разливается тепло. Он гулко сглатывает, убирает ненужный телефон в карман и проскальзывает следом в квартиру. Струна звонко дребезжит внутри, напряжение требует выхода прямо сейчас. — Мы сегодня не… — начинает Чонгук, закрыв за ними дверь, но Тэхен не дает ему договорить. Толкает к стене, набрасывается, как оголодавшее животное, сметая напором все возражения, душа в зародыше. Требовательно кусает губы, бесцеремонно стягивает верхнюю одежду, отбрасывает куда-то на пол — Чонгук потом сто процентов будет ругаться — и дергает пряжку чужого ремня. Тот сперва застывает прекрасной ледяной статуей, не шевелясь, и Тэхен до слез боится, что его сейчас оттолкнут — Чонгук не любитель прелюдий и поцелуев. Случаи, когда они целовались, можно пересчитать по пальцам одной руки, и Тэхен почти уже решает отстраниться, как тот вдруг отмирает, поддается, сплетается своим языком с тэхеновым. Тэхен всхлипывает в чужой горячий рот — Чонгук жестко сосет его язык, вылизывает изнутри, проникает еще глубже, превращая поцелуй в грязный трах. Тэхен несдержанно стонет. Он заводится почти сразу — собственное возбуждение ощущается неприятным давлением в штанах, но это подождет, сейчас важно другое. Он сдергивает чужие джинсы вместе с бельем, оглаживает полувозбужденный член и с размаху падает на колени. Больно, но синяки — такая мелочь по сравнению с оказывающимся перед его лицом членом. Тэхен широко проводит языком по всей длине и, лизнув головку, расслабляет горло и заглатывает сразу наполовину. Сверху слышится длинный вздох, и Тэхен принимается сосать усерднее, чувствуя, как твердеет ствол у него во рту, и издает низкий гортанный стон. Он втягивает щеки, помогает себе рукой и языком, перебирает в ладони нежные яички — он отлично знает, что именно нравится Чонгуку, что заставляет его терять голову и вбиваться бесконтрольно и без намека на сдержанность. Тэхен не сопротивляется, когда в волосы вплетаются требовательные пальцы, и его надевают на член так, что он утыкается носом в пах. Он поднимает глаза на Чонгука, позволяя трахать себя, как угодно, и не отпускает, держит чужой мутный взгляд. Чонгук дышит тяжело и прерывисто, тянет за волосы, отводит со лба челку, чтобы лучше видеть, как его член исчезает между тэхеновых губ. Он тихо стонет и тут же кусает собственные — не любит проявлять эмоции даже во время секса — и Тэхен готов кончить лишь от одного его вида и осознания, что именно он тому причина. Чонгук с пошлым хлюпом отстраняет его, грубо вздергивает на ноги и толкает лицом к стене. — Смазка и резинки, — хрипит он, кусая тэхенов загривок. Тэхен дрожащими пальцами пытается расстегнуть джинсы и мотает головой. — Не нужно, — наконец, те оказываются где-то в районе колен, а после и на полу. Тэхен переступает через них, упирается руками в стену и прогибается в пояснице. — Давай, я чист. — С ума сошел? — Чонгук скользит пальцами в ложбинку, надавливает на колечко мышц и легко проникает двумя пальцами в смазанный заранее проход. — Черт тебя дери, Тэхен… — выдыхает он, и голос его подрагивает от возбуждения. Тот нетерпеливо качает бедрами: — Давай уже, блядь. — Блядь здесь у нас ты, — почти нежно шепчет Чонгук и заменяет пальцы своим членом. Он берет его жестко, как обычно, не задумываясь об удовольствии Тэхена, но тому хватает с головой. Он надрачивает себе в том же ритме, желая еще больше, глубже, сильнее — Чонгука никогда не бывает достаточно. Младший выходит из него, шуршит одеждой, видимо, скидывая джинсы до конца — Тэхен издает разочарованный вздох — разворачивает к себе лицом и, приподняв, заставляет обхватить себя ногами за бедра и насаживает на член. Тэхен по инерции съезжает до самого основания и, всхлипнув, запрокидывает голову и бьется затылком об стену. — Чонгук! Тот перехватывает его поудобнее и тащит в спальню, где опрокидывает на постель и накрывает собой. Тэхен тянется к его футболке: — Эту… мерзость тоже сними. — Мерзость? — Чонгук приподнимает брови, но после согласно кивает. — Да, сейчас… Черная футболка летит на пол, обнажая идеальный торс, и Тэхен с обожанием скользит ладонями по сильным плечам и груди. А после вскидывает взгляд: — Смотри на меня, Чонгук, — говорит он, облизывая губы, и подается бедрами вперед. Тот явно давит в себе рвущиеся наружу вопросы, но снова не спорит. Упирается руками в матрац и начинает двигаться, глубоко и размашисто, постепенно наращивая темп. Тэхен тянется вперед, находит чужие губы, увлекая в поцелуй, и притягивает ближе к себе, не оставляя между телами и миллиметра. Сегодня он идет вразнос и, наконец, дает волю чувствам, что держал в себе все это время. Становится плевать на привычки Чонгука, на то, что тот не любит поцелуи, что предпочитает не касаться лишний раз и что никогда не считается с чужими желаниями — сегодня Тэхену можно все, и он получит от Чонгука сполна за все полтора года их ебучей «дружбы». Чонгук действительно смотрит. Тэхен не решится утверждать, кого именно он видит, но по-глупому надеется, что все же его. И что хочет сейчас — тоже его. Тэхена достал ебаный секс втроем, он хочет Чонгука только для себя — хотя бы на эту ночь. Тэхен никогда не был бревном, но сегодня превосходит сам себя — неистово целует, кусает, гладит, царапает, старается успеть все и сразу, насытиться вдоволь. Он сжимает мышцы, как научился недавно, и Гук низко стонет — самый прекрасный звук, который когда-либо слышал Тэхен, — и в его затуманенном взгляде удивление, смешанное с восхищением и похотью. Тэхен улыбается торжествующе: — Не смей отводить взгляд. Чонгук кивает и принимается вбиваться в него с еще большим жаром. Кажется, они наконец-то вдвоем.

***

За окном занимается рассвет. Тэхен полностью выжат и обессилен, ему лень даже дышать, но он собирает себя по затраханным частям и садится на постели. Чонгук как с цепи сорвался, будто слетел с катушек следом за ним, Тэхен никогда не видел его таким и даже не возьмется подсчитать, сколько раз они сегодня трахались. Между бедер мокро и пошло хлюпает — мелкий ублюдок несколько раз кончил в него — и задница с горлом будут болеть нестерпимо, а еще, кажется, он рыдал во время последнего оргазма, но оно того стоило. О, боже, оно определенно того стоило, это была лучшая ночь в его жизни — ночь, когда его любимый человек, наконец, трахался именно с ним, а не с воображаемым Чимином. Тэхен засчитывает это как свою маленькую победу. Он тянется вниз, где по идее должна валяться его футболка — интересно, она жива еще? — и чувствует прикосновение к предплечью, а мгновение спустя его вновь опрокидывают на кровать. — О, нет, иди нахуй, Чон Чонгук, я уже ни на что не способен, — хрипит он, насколько позволяет сорванный в край голос. — Эй, чего ты ржешь? Чонгук негромко смеется, лежа рядом, и почти невесомо проводит по тэхеновской груди кончиками пальцев — жест настолько интимный, что к горлу подступает комок. Тэхен отводит взгляд. — Мне лень искать телефон и вызывать тебе такси, оставайся сегодня? — На диване постелишь или на коврике у двери? — Не неси чушь, — Чонгук прижимает его к своей груди, чего не делал раньше никогда, и Тэхен не смеет отказать. Сердце стучит как сумасшедшее, готовясь вот-вот выпрыгнуть из реберной клетки. Тэхен настороженно замирает в объятиях, боясь даже дышать, боясь, что Гук сейчас скажет, что пошутил и чтобы он катился отсюда поскорее. Но Чонгук молчит, дышит глубоко и размеренно и все так же прижимает его к себе, и Тэхен постепенно расслабляется, а вскоре и вовсе засыпает. Он просыпается раньше Гука, выбирается тихонько из-под его руки и начинает натягивать на себя разбросанную по квартире одежду. Бедра неприятно стягивает от подсохшей спермы, но это подождет, Тэхену хочется поскорее уйти, он и так позволил себе лишнего, оставшись до утра. Уже одевшись, Тэхен зачем-то подходит к кровати, склоняется к Чонгуку, рассматривая его безмятежное лицо, нежно отводит со лба челку, гладит по щеке. Тот улыбается чему-то во сне, а после жмурится и приоткрывает глаза. — Куда так рано? — он пытается приподняться на постели, но Тэхен не позволяет, придерживая за плечи. — Тшш. Спи. Я закрою за собой как обычно, — целует коротко в губы и, поднявшись, выходит в коридор. Уже обувшись и застегнув пальто, Тэхен слышит позади себя шаги. Чонгук в одних наспех натянутых пижамных штанах, взъерошенный со сна, со следами засосов по телу настолько открытый, беззащитный, родной и любимый, что Тэхену хочется броситься к нему и зацеловать каждый сантиметр его кожи, но он только вопросительно изгибает брови. Чонгук подходит ближе, берет за подбородок и целует — глубоко, но без вчерашней похоти, как будто провожает настоящего любовника, а не обычного «друга по сексу». Еще не проснулся? Наверняка. — Эй, — говорит он, когда Тэхен отстраняется, — до пятницы? Тэхен улыбается и, качнув головой, открывает дверь. — Нет. Пятницы закончились, Чонгуки. Увидимся в универе, — и уходит, не оборачиваясь. Сбегает по лестнице, как всегда, игнорируя лифт и подступающие слезы, дрожащими руками достает из кармана телефон. — Хосок, привет, не разбудил? — Тебе я всегда рад, Тэхен-а, — голос на том конце еще сонный — конечно, разбудил. — Что-то случилось? — Я подумал над твоим предложением. Я ничего не обещаю, но… — Тэхен мнется, а потом выдыхает решительно. — Давай попробуем? Пятницы действительно закончились.