Till friday

Девиз этой главы «Н — Неловкость». Не вычитано, как всегда. Вечер пятницы наступает очень быстро — казалось, только что Чонгук собирался на пары, а вот он уже открывает Чимину дверь. Тот как всегда ослепителен, улыбается с порога и протягивает небольшую коробку с тортом. — Решил захватить чего-нибудь к чаю, — говорит он. — Банально, но вкусно. — О, здорово, — глупо выдает Чонгук, забирая коробку. — Спасибо. — Кхм, как там поживает мой рамен? Готов? — Ждет тебя, хен, — неловкая улыбка. — Может, тогда все-таки впустишь меня? — усмехается старший, иронично приподняв бровь, и Чонгук понимает, что все это время стоял, загородив проход. Он дает себе мысленного пинка и поспешно отступает в сторону, позволяя гостю войти. — Раздевайся, ванная за второй дверью слева, кухня дальше по коридору и направо. У меня не очень много места, так что… — Думаю, нам хватит, — Чимин жмет плечами и исчезает в ванной комнате. — Нормально добрался? — спрашивает Чонгук, когда старший появляется на кухне, не зная, как еще начать разговор. Он успевает перебрать в голове множество тем, но ни одна из них не кажется уместной. Черт. Отчего-то в университете это не казалось таким сложным. Впрочем, они с Чимином не то чтобы много разговаривали, на самом-то деле. Засада. — Да, без проблем, хоть и далековато, конечно, — старший садится за стол и, закинув ногу на ногу, с интересом оглядывается. — Это хорошо… — Чонгук замолкает ненадолго. — Прости, в готовке я не силен, поэтому еду заказывал. Но должно быть вкусно. — Мне нравится твоя самокритичность, Чонгуки. Младший распаковывает пакеты с едой, радуясь, что может себя занять. — Может, хочешь чего-нибудь выпить? — спрашивает он, раскладывая аппетитно выглядящие блюда по тарелкам. — Есть вино, виски, соджу — не знал, что ты пьешь, так что… — Вино, пожалуйста, — Чимин приподнимает уголки губ и покачивает ногой в такт какой-то своей, неслышной мелодии. Гук ставит перед ним тарелку и отмечает мимоходом, насколько инородно старший смотрится на чонгуковской крохотной кухне. Что, впрочем, неудивительно, тут же говорит он себе, Чимин ведь впервые у него в гостях. Чонгук, в принципе, мало кого зовет к себе, единственным его частым гостем был Тэхен. И он же — последним; с тех пор, как они расстались, Гук никого больше домой не приводил. Черт. Расстались — тупое слово. Нельзя расстаться с человеком, с которым ты не в отношениях, хмыкает он мысленно, отдает дешевой драмой. Или все-таки можно? — Не знал, что ты куришь, — замечание Чимина вырывает Чонгука из водоворота мыслей. Он моргает, возвращаясь на землю, и переваривает вопрос. — Я и не курю, — он с удивлением качает головой, не понимая, с чего вдруг Чимин заговорил о курении. — Пробовал пару раз в старшей школе, но не зашло. — Да? Странно, — удивляется тот. — Я отчетливо чувствую запах табака. Курит кто-то из твоих друзей? Чонгук вздрагивает от неожиданности. Черт, он совсем забыл. — Да, типа того, — он, отвернувшись, бросает взгляд на окно. На подоконнике валяется пачка тэхеновских сигарет — купил зачем-то, поддавшись неясному порыву, и жжет по одной каждую пятницу вот уже которую неделю. Не в попытках создать иллюзию чужого присутствия, конечно, просто… ну, не пропадать же добру. Раз уж он купил эту чертову пачку. Но теперь, видно, настолько свыкся с едва уловимым запахом табака, который так не любил, что даже перестал его замечать. А вот Чимин заметил. — Я могу проветрить, если хочешь, — предлагает Чонгук. — Не, не стоит, — старший машет рукой и вдруг торжествующе улыбается, словно разгадал какую-то сложную головоломку. — Черт, я понял, почему мне знаком этот запах — у Тэ ведь такие же сигареты! — Ты, я смотрю, хорошо в этом разбираешься? — Чонгук разливает вино по бокалам и усаживается напротив. — Хах, сложно не запомнить, какой гадостью несет от твоего лучшего друга, знаешь ли. Хотя я давно привык, чего уж там. Его сейчас Хосок-хен отучать пытается — все твержу ему, что бесполезно, но он уперся рогом. А если Хосок-хен уперся, то все — тушите свет, костьми ляжет, но доведет до конца, такой уж он человек, — Чимин улыбается воспоминаниям, и улыбка эта, с удивлением отмечает Чонгук, отличается от всех прежних — более мягкая и какая-то… нежная, что ли. Внутри звенит встревоженно звоночек, но Гук не обращает на него внимания. — Ты тоже упорный человек, хен. — Мне все это говорят, только что толку с этого упорства, когда в самом главном… — он осекается и кусает губу. — Не будем об этом, Чонгуки. Давай лучше выпьем. — Конечно. Стеклянные бока звенят, соприкоснувшись. Чонгук — не ценитель вин, поэтому выпивает свой бокал почти залпом. Ему хочется поскорее расслабиться и перестать ощущать гнетущую неловкость — та настолько осязаема, что ее можно смело нарезать ножом и подавать в качестве основного блюда. Не таким себе он представлял романтический вечер с любимым человеком. Чонгук чувствует себя полным придурком — нет, он, конечно, ожидал, что, скорее всего, будет дико нервничать (в конце концов, это Пак Чимин, а не какая-нибудь подстилка из клуба), но то, что происходит сейчас внутри него, мало похоже на нервозность от встречи с возлюбленным. И этого он предугадать никак не мог. Разочаровывает. Словно вместо обещанной и долгожданной машинки на Рождество он получил в подарок толстенный талмуд по физике и теперь силится разгадать непонятные письмена. Чонгук искренне не понимает, что с ним, мать его, не так. Он ждал этот вечер целых полтора года — не недели, не месяца, года! — да у него бутылка вина куплена уже сто лет как, просто на всякий случай, чтоб всегда быть готовым. И вот свершилось — Чимин здесь, пьет это самое вино на его кухне, улыбается ему и явно готов к продолжению вечера в спальне, а вместо того, чтобы пытаться всеми силами его очаровать, Чонгук сидит, как полнейший ушлепок, и выставляет себя фригидным идиотом. От разрастающегося чувства досады хочется сожрать свои палочки и закусить парой салфеток. К счастью, вино делает свое дело. Чонгук постепенно расслабляется и становится, наконец, тем, кем хотел — очаровательным парнем, которого хочется затащить в постель. Легкий туман в голове идет приятным бонусом и ничуть не мешает. Беседа, наконец, завязывается, Чонгук шутит, Чимин с готовностью смеется — шуткам или над ним, неважно. А однажды касается его ноги под столом — невзначай или, может, попросту устав ждать, но сигнал слишком явный, чтобы его не заметить. Чонгук облизывает губы, тянется вперед за поцелуем, и дальнейшее сливается в одно большое цветное пятно. Он планировал сегодня делать все медленно и вдумчиво, наслаждаясь каждой секундой близости, но в итоге совершенно не помнит, как они оказались в постели и без одежды. Чимин под ним горячий и до жути покорный, он опускается спиной на хлопковые простыни и, залившись трогательным румянцем, приглашающе разводит в стороны колени. Чонгук искренне хотел быть нежным и внимательным любовником, но его ведет от смущенного «я подготовился», и он не выдерживает — терпения едва хватает на то, чтобы натянуть резинку и наскоро смазать себя, Чонгук входит сразу на всю длину и жестко сминает губы старшего поцелуем, глуша протестующий стон. Член действительно проскальзывает внутрь почти без усилий, но Чонгук все же дает себе труд остановиться и дать партнеру привыкнуть — правда, всего на пару минут, после чего начинает двигаться и почти сразу срывается на бешеный темп. В мозгу блаженная дымка, будто кто-то скурил в черепной коробке огромный косяк, разум берет тайм-аут и сваливает куда-то в сторону Ямайки, и Чонгук отпускает себя и полностью отдается во власть возбуждения. И пропускает момент, когда вместо лица Чимина начинает видеть совсем другое — то, что привычнее, роднее. Желаннее. Чонгук пропускает вдох — разметавшийся на постели Тэхен сносит крышу напрочь. Он ласкает гибкое, удивительно отзывчивое тело старшего, внутренне обмирая от восторга. Тэхен под ним выгибается, цепляется руками за плечи и развязно ведет по губам языком, и Чонгук с удовольствием откликается на приглашение. Он с низким рыком врывается в чужой рот, вылизывает небо и десны, просовывает язык глубоко-глубоко, именно так, как нравится Тэхену, заставляет задыхаться от нехватки воздуха. К хренам кислород — сегодня он будет его воздухом, его всем. И желательно — навсегда. Чонгук чувствует приближающуюся разрядку — черт, слишком быстро — и опускает руку на чужой член, начиная быстро надрачивать. Он с удовлетворением чувствует, как усиливается хватка на плечах, ощущает дрожь горячего тела и отпускает себя. — О Господи, Тэхен… — запрокинув голову, протяжно стонет Чонгук, до синяков впиваясь пальцами в чужие бедра. Давно ему не было так хорошо, черт побери. Когда волна оргазма спадает, он разлепляет слипшиеся от пота ресницы и встречается с недоуменным взглядом темных глаз. Совсем не тех глаз. — Прости, что? — тяжело дыша, интересуется Чимин. Чонгука прошивает ледяной стрелой. Туман в голове рассеивается моментально. Блядь. Только не это.