Till friday

Прежде всего хочу сказать: официальный конец уже написан, поэтому если он вас устроил целиком и полностью, эту часть можете не читать. Она чисто для собственного удовлетворения автора. Год спустя. Чонгук учится. Учится заботе, смирению, учится думать не только о себе и держать в узде чувства собственника (последнее выходит не очень хорошо, но он продолжает стараться) и много чему еще. Даже дружить с Хосоком учится, потому что тот, несмотря на разрыв с Тэхеном, из жизни последнего никуда не девается, и с его постоянным присутствием на периферии приходится мириться. А еще Хосока очень любит Чимин, который Чонгуку действительно друг, и… в общем, у Чонгука как бы нет выбора. Впрочем, с удивлением понимает он около полугода спустя, если отбросить темную ревность, возникающую всякий раз, стоит только вспомнить, что этот человек не раз спал с Тэхеном в одной постели, то хен очень даже классный. По прошествии времени Чонгук помимо симпатии начинает испытывать к Хосоку нечто, похожее на благодарность — за то, что не бросил Тэхена тогда, когда тот был раздавлен безразличием самого Чонгука, за то, что помог снова обрести себя и улыбнуться. Хосок многое значит для Тэхена — да и для всей их компании — и потому Чонгук искренне учится дружить с ним и, кажется, у них это выходит даже взаимно. Но самое главное, чему учится Чонгук — это быть рядом с Тэхеном. Быть ему верным другом, поддержкой, опорой — человеком, на которого всегда можно положиться и которому можно всецело доверять. Он старается стать тем, чье имя первым придет Тэхену на ум, когда ему захочется чем-то поделиться — будь то веселый анекдот, увиденный недавно фильм или новый парень. Это очень непросто: Чонгук привык добиваться и завоевывать, но Тэхен — не неприступная крепость, которую можно осаждать до желанного белого флага, он — закрытая на множество замков шкатулка, самодостаточная и свободная. Они на равных позициях, потому что Тэхен больше не принадлежит ему ни в мыслях, ни телом, и Чонгуку приходится кропотливо, день за днем подбирать ключики к многочисленным замкам, что великодушно позволяет отпирать ему Тэхен. Подавлять свой инстинкт охотника невероятно трудно — Чонгуку приходится часто одергивать себя от знакомых тактик и приемов, приходится заново учиться не распушать хвост перед объектом страсти в попытке выделиться и просто быть самим собой. Таким, какой он есть — простым, безыскусным и в чем-то, может, глуповатым, но любящим и искренним. Чонгук чувствует себя эквилибристом, балансирующим на тонком тросе на высоте под сотню метров — стоит только переборщить, перегнуть, передавить со своей любовью, и Тэхен тут же сбежит от него, теперь уже навсегда и безо всяких шансов. Умению чувствовать грань дозволенного он тоже учится — впитывает колкие взгляды, реакции и редкие бледные улыбки, и, кажется, у него получается. Тэхен больше не смотрит исподлобья напуганным, ощерившимся зверьком в ожидании подвоха, не вздрагивает мелко от прикосновений, не выпускает острые словесные иглы и не глядит будто сквозь. Оттаивает. Оттаивает для Чонгука, открывается ему, словно распускающийся бутон, готовый вот-вот превратиться в прекрасный цветок. Делает его частью своей жизни. Они часами болтают ни о чем и обо всем, ходят вместе обедать, в кино и куда только не, причем Тэхен все чаще заговаривает или пишет первым. Он перестает бояться прикосновений, позволяет брать себя за руку, чтоб не потеряться в толпе, или хлопнуть по плечу, сам треплет Чонгука по волосам, безжалостно уничтожая прическу, касается запястья и изредка кладет голову на его плечо (и когда он делает это, Чонгук перестает дышать). И хотя Тэхен неизменно отклоняет все приглашения Гука приехать в гости, он иногда зовет его к себе: посмотреть фильм или поиграть в новую игрушку — и да, они действительно просто смотрят фильмы или рубятся в приставку ночи напролет, а потом долго-долго разговаривают, и эти редкие вечера Чонгук мысленно собирает, нанизывает на леску, как жемчужины ожерелья, и бережно хранит у самого сердца. Он, наверное, был бы счастлив и доволен их отношениями, что медленно и осторожно прорастают на выжженном пепелище прошлых ошибок, если бы не одно «но», которое есть в каждой истории. В истории Чонгука у этого «но» множество лиц, рук и ног, это «но» бесит его до дрожи, до изжеванных в кровь губ и сжатых кулаков, это «но» заставляет его выть от бессилия и кусать ночами подушку, но с этим «но» он ничего не может сделать. Это «но» заключается в самой формулировке «я его друг», сокрытое в трех простых словах, читающееся довольно явно, но вместе с тем — между строк. Потому что «я его друг» означает именно то, что означает, и, будучи ослепленным одной стороной медали, светлой и чистой, Чонгук совсем забыл о другой. Друг — не то же самое, что парень. А парни у Тэхена не кончаются. Опрометчиво сказав Тэхену «да» ранним декабрьским утром год назад, Чонгук даже представить не мог, что будет умирать внутри всякий раз, как увидит его с другим. Не просто с другом или приятелем, а с тем, кто имеет на него права. С тем, кто может открыто прикасаться к нему в кругу своих, сплетать пальцы, обнимать за плечи и прижимать к себе, целовать и ласкать его тело жаркими ночами. С тем, на кого Тэхен будет смотреть с желанием. С тем, кто не Чонгук. Чонгук раз за разом режется об острую ревность, колется черными шипами зависти, которая крепко обвивает сердце терновыми путами, пытается не смотреть, не знакомиться — просто не знать, ради собственного же спокойствия — но не может. Сдается снова и снова, просит Тэхена представить его своему избраннику и в ответ на очередное: «Знакомься, Гуки, это мой парень», — до боли сжимает чужую ладонь, мысленно перемалывая ее в пыль. И больше всего на свете в такие моменты ему хочется схватить Тэхена за руки и сказать: «Он никогда не будет любить тебя так сильно, как я», — но Чонгук молчит, улыбается новоявленному знакомому и умирает, умирает, умирает. Их не так много было вообще-то — тех, что не Чонгук — с четвертым Тэхен расстался два месяца назад и после пятой банки пива клятвенно пообещал «никаких отношений до декабря». Декабрь уже перевалил за половину, и Чонгук со страхом ждет, что со дня на день Тэхен вновь улыбнется смущенно и скажет: «Я кое-кого встретил, Гуки, он потрясающий». И дело не только в ревности: несмотря на то, что все предыдущие тэхеновские отношения заканчивались спустя пару месяцев, Гук дико боится, что новый парень может стать последним. И он согласен знакомиться снова и снова, жать им руки и улыбаться, лишь бы только Тэхен не нашел то, что ищет. Лишь бы у него самого оставался хотя бы призрачный шанс. Чонгук не имеет никакого права роптать — он сам заковал себя в кандалы дружбы, сам согласился на все условия. И прекрасно отдает себе отчет, что дай ему выбор, он согласился бы снова, ведь именно поэтому Тэхен сейчас мирно стоит рядом на пустой автобусной остановке, почти касаясь плечом, улыбается, говоря о какой-то ерунде, и его улыбка абсолютно стоит того, чтобы раз за разом разбиваться на части. — Гуки, ты меня слушаешь вообще? — Тэхен отвешивает ему легкий подзатыльник. — Ай! Прости, задумался. — Заебись, блин, и перед кем я тут распинаюсь? — он дышит на слегка покрасневшие ладони — опять забыл перчатки, идиот — и притопывает на месте. — Говорю: сходишь со мной на выставку завтра? Нам с Чимином нужно для проекта, помнишь, я рассказывал? Чонгук старается не улыбаться: когда Тэхен зовет его куда-то сам, ему хочется прыгать от счастья горным козлом. Черт, он такой безнадежно влюбленный, что страшно становится. — А, тот самый для злыдня-Сона? — припоминает он. — Помню, ага. Но вы разве не вместе его делаете? — Вместе. Так ты сможешь? — Да без проблем, схожу, конечно. А Чимин-хен чем так занят, что не может тебе помочь? Тэхен улыбается заговорщически. — У них с Хосоком сегодня полгода, и что-то мне подсказывает, что ближайшие несколько дней мы до них точно не дозвонимся. Чонгук понимающе хмыкает: Чимин о «годовщине» прожужжал ему все уши, но он совсем забыл, что она именно сегодня. Рядом с Тэхеном память вообще как-то резко плохеет — хоть к доктору иди, и пусть выписывает рецепт. — Хосок-хен оказался крепким орешком, однако — так долго сопротивляться Чимину не каждый сможет. — И все равно не устоял, — смеется Тэхен и тут же шмыгает носом. — Так, ладно, ты меня вконец достал, — хмурится Чонгук, глядя с укоризной. — Иди сюда. — Чего это? — Одеваться теплее надо, чего, — нарочито недовольно говорит он и, притянув к себе, натягивает на Тэхена свою шапку по самые брови. Тот громко возмущается такому небрежному обращению, но его быстро затыкает большой шарф Чонгука, который тот медленно заматывает вокруг тэхеновской шеи. Надо же, думает он по ходу дела, у этих двоих полгода, а у них с Тэхеном — ровно год, и все в один день. Жаль, что о последнем Тэхен даже не догадывается, было бы символично начать что-то новое именно в этот день, хотя Чонгуку на самом деле насрать, в какой именно день начинать. Главное — начать. Хоть когда-нибудь. — Совсем оборзел, мелкий, — бормочет Тэхен из-под шарфа, силясь стянуть его пониже, но, судя по тому, как он отводит взгляд, щеки его краснеют совсем не из-за холода. — Сам ведь замерзнешь. — Все ок, мне не холодно, — мне холодно без тебя, а все остальное — детали, добавляет Чонгук мысленно и, дивясь собственной смелости, берет ладони Тэхена в свои и согревает дыханием, как давно мечтал. Он ждет, что его сейчас оттолкнут, и уже готовит себе оправдания — это ведь можно оправдать дружеской заботой, правда? — но Тэхен стоит, не шевелясь, и во все глаза смотрит на их соединенные руки, а после — в лицо Чонгука. Долго, пристально, словно пытается что-то в нем отыскать. Чонгук смотрит в ответ, и ровная гладь глубоких глаз напротив вздрагивает, идет рябью, колеблется, словно Гук, сам того не зная, отомкнул еще один замок на тэхеновском сердце. Надежда, не слушая доводов разума, птицей бьется о прутья грудной клетки, неистово машет крыльями и рвется наружу. Чонгук сильнее сжимает в руках тэхеновские ладони, невесомо касаясь губами, и решается. — Слушай, я тут подумал… как насчет поужинать в пятницу вечером? Вдвоем, только ты и я, — выдает он первое, что приходит на ум, и, закусив губу, замирает в ожидании приговора. «Казнить нельзя помиловать, что ты выберешь для меня, Тэ?» — мысленно спрашивает Чонгук, глядя ему в глаза. Они стоят так, не шевелясь, довольно долго. Взгляд Тэхена испытующий, словно бы он все еще ищет что-то одному ему известное, и Чонгуку очень хочется крикнуть: «Просто скажи, чего ты хочешь, и я тебе это дам!» Но он молчит, позволяя тому самому найти ответ. Наконец, Тэхен разрывает зрительный контакт и контакт вообще. Сердце Гука ухает куда-то вниз, вероятно, на землю, прямо к чужим ногам. И разбивается вдребезги. Чонгук словно наяву слышит этот оглушительный звон. — Прости, — Тэхен категорично качает головой. — Больше никаких пятниц, Гуки, я обещал. Чонгук с силой кусает изнутри щеку, надеясь, что под курткой дыра в груди не так заметна. Ему показалось на миг, что в глазах Тэхена снова мелькнуло то прежнее, почти забытое — то, чего Чонгук так долго ждал и так мечтал увидеть снова — любовь. Именно поэтому он и решился попробовать, но… Видимо, всего лишь показалось. Ничего, сердце всегда можно склеить заново, уже не привыкать. — Понимаю, — бормочет он, молчаливо извиняясь, и отчаянно ищет, куда бы себя деть. Электронное табло с расписанием автобусов — то, что надо. Ему срочно нужно проверить, что там — они торчат тут уже целую вечность, а автобуса все нет и нет. Да, очень нужно проверить. Чонгук начинает разворачиваться к стенду и боковым зрением замечает, как Тэхен делает едва уловимое движение навстречу: — Но у меня свободен субботний вечер*, — говорит он, и Гук не верит своим ушам. Он сам не успевает заметить, как оказывается к Тэхену вплотную, почти соприкасаясь с ним носами, и крепко обхватывает за плечи. Он это серьезно сейчас или решил подшутить? Точно ли понял, о чем спрашивал его Чонгук, или подумал, что тот говорит об обычном дружеском ужине? Казнить или все же помиловать? — Тэхен, — голос хрипит и отказывается повиноваться. В голове роится куча вопросов, которые Чонгук хочет задать: «ты согласен пойти на свидание в субботу?», «ты согласен встречаться со мной?», «ты согласен просыпаться со мной по утрам?» — куча, куча вопросов, ответы на которые ему необходимо узнать, но проклятый голос совсем не слушается, и Чонгук задает один-единственный. — Это значит «да»? И по серьезному взгляду Тэхена видит, что они оба понимают: ответ подразумевает не просто согласие на ужин. Это будет ответом сразу на все его не заданные, но такие важные вопросы. Абсолютно на все. Да, я согласен встретиться с тобой в субботу вечером. Да, я согласен с тобой встречаться. Да, я согласен просыпаться с тобой по утрам и засыпать вечерами. Да, я все еще люблю тебя. «Казнить или помиловать, Тэхен?» Тэхен тянет вниз чонгуковский шарф, размыкает полные розовые губы и произносит: — Это значит «да». ___________ *Субботний вечер считается традиционным вечером для свиданий, поэтому тут можно углядеть двойной смысл.