***
Гермиона спрятала сумку в чемодан. Джинни не станет совать свой нос туда. А если бы и стала, вряд ли она когда-либо видела такие зелья. Не догадается. Джинни была одной из её самых близких и лучших друзей и не должна подозревать о том, что происходит. Что Гермиона скрыла от неё, от её брата и всех остальных, о ком заботилась. Гермиона совершила огромное предательство. И теперь этому есть живое доказательство. Её сердце бешено колотилось в груди, и она боролась с тошнотой, которая медленно поднималась к горлу. Возможно, ей не следовало приходить сюда. Она не хотела оставаться одна. Луна была права. Ей нужно было с кем-то поговорить. Но она не в Луне нуждалась. Именно Драко заполонил ей мысли, и всё, что Гермиона хотела сделать — это схватить монету и вызвать его. Она нуждалась в нём. Ей хотелось рассказать ему всё, но она не могла собраться с духом. Ей просто нужно было время. Она ему всё расскажет. Так и сделает. Только не сегодня. Сегодня она поспит. А завтра придумает план. 2 ноября 1998 года. Письмо словно прожигало дыру в кармане целых три дня до того, как Драко решился сунуть его в ящик стола. Он его не распечатал. Не хотел. Знал, что любая информация, содержащаяся в письме, имела тёмные намерения. Он думал о том, чтобы сжечь его, но кто знает, какие чары были наведены на него. Насколько он знал, Бастьен мог наложить на письмо проклятие, чтобы любой, кто попытается уничтожить его, погиб. Нет. Он не чёртов дурень. Так письмо и осталось в ящике. С глаз долой. Из сердца вон. Совсем как его отношения с Грейнджер. Драко выполнил своё обещание. Перестал пытаться выйти с ней на связь. А если видел её, то вёл себя так же, как и раньше. Хотя последние несколько дней она выглядела так, словно постоянно была на грани слёз, а временами казалась почти больной. Не то чтобы он наблюдал за ней. Не наблюдал. Просто смотрел. Он оставил её в прошлом. Где ей самое место. 3 ноября 1998 года. Блейз был сыт по горло тем, что все от него что-то скрывают. Сперва Драко. Вернулся из Хогсмида с непонятным настроением и таинственным письмом, которое спрятал в ящике стола. Всякий раз, когда Блейз расспрашивал его об этом, тот отнекивался. И теперь снова стал вести себя как полная задница. А потом ещё и Луна. Вчера она выглядела сбитой с толку, но, в конце концов, осталась верна Грейнджер. Но Блейз не мог сердиться на неё. Было довольно воодушевляюще видеть, как она защищает её. Хотел бы он быть таким же сильным. Но сейчас больше всего ему хотелось прочитать это чертово письмо и выяснить, что, блин, не так с Грейнджер. Конечно, он понимал, что шпионить — не лучший способ сохранить доверие друзей, но, чёрт побери, Драко скрывал что-то важное. Блейз понимал, что что-то не так. И он не собирался сидеть и ждать, пока на них обрушится весь ад. Он ждал подходящего момента, чтобы действовать. Драко только что произнёс длинную невнятную речь о том, как собирается поговорить с Поттером о работе в Аврорате, и теперь, со слов Тео, пошёл в общую гостиную. Если Блейз и знал что-то об отношениях Драко и Поттера, то только то, что парой минут они не обойдутся. Его не будет, по меньшей мере, минут двадцать. Тео тоже ушёл. Без сомнения, чтобы снова встретиться с Панси. Последние несколько недель эти двое были как сиамские близнецы. Блейз не был уверен, что они встречались, но точно трахались. Поэтому, пока Тео играл в сексуально извращенные игры, а Драко притворялся вежливым с Поттером, Блейз медленно и тщательно шёл к своей цели. Как только он взял пергамент в руки, его сердце бешено заколотилось. Драко никогда не простит вмешательства в его личную жизнь. Но сейчас он правда заботится о Драко. В письме было что-то опасное. Чувствовалось... нечто зловещее. Хрень. Как письмо может быть зловещим? Он проглотил ком в горле и быстро распечатал его. Глаза Блейза расширились в тревоге, когда он прочитал содержание. Когда он закончил, то выдохнул, сам того не сознавая. — Драко, приятель. Во что ты ввязался?***
Гарри сидел в общей гостиной с Джинни и Невиллом, обсуждая предстоящую зиму, когда они с Невиллом покинут Хогвартс. Он был в предвкушении и впервые за долгое время был доволен. После всего, через что он прошёл, жизнь наконец-то начала налаживаться. Он был на пути к тому, чтобы стать аврором, Джинни была любовью всей его жизни, и все, казалось, снова были счастливы. Ну, все, кроме Гермионы. Уже и не вспомнить, когда он начал замечать изменения в ней. Но был уверен, что это началось в начале семестра, правда, тогда Гарри был слишком занят своими собственными делами, чтобы придать этому значение. На мгновение ему стало стыдно. Гермиона была рядом с ним во время его скитаний, на каждом его шагу. Она не оставляла его, и Годрик судья, именно благодаря ей он до сих пор жив. Она позаботилась об этом. Поэтому он чувствовал себя полным идиотом из-за того, что не замечал её боль раньше. Ей ведь было больно. И Гермиона бы скрывала это сколько угодно, но он заметил. В конце концов, он её друг уже целых семь лет. Не то чтобы он всегда был хорошим другом, особенно в этом году, но, по крайней мере, сейчас он старался. Гарри не знал, страдает ли она до сих пор из-за потери родителей или есть что-то ещё, что беспокоит её. Было много признаков, указывающих на что-то необычное. Она становилась необщительной и замкнутой. Ему это знакомо. Гарри и сам испытал чувство одиночества после смерти крёстного отца. Даже когда его окружали знакомые и любящие лица, он чувствовал себя так, словно страдал только он. Гермиона вполне могла столкнуться с этим ужасным чувством, и он никак не мог помочь. Гарри понимал, что даже если озвучит свои опасения, она, скорее всего, будет отрицать. В этом вся Гермиона. Она всегда была сильной. Независимая девушка, которая сделала всё, чтобы помочь своим друзьям. И славы она не просила. И, вероятно, поэтому всё усложнилось. Он знал, что Гермиона не привыкла просить о помощи. Вот тут-то Гарри и почувствовал желание вмешаться. Он хотел помочь ей. Хотелось достучаться до неё и дать понять, что готов выслушать её. Но также он знал, что это неразумно, и не то чтобы ей не с кем было поговорить. Несмотря на то, что её дружба с Джинни медленно сходила на нет, по какой-то неизвестной причине, теперь она проводила большую часть своего времени с Луной. Это хорошо. Луна странная девушка, но честная и добродушная. Она прошла через беды, потери и потрясения, как и многие из них. Она могла помочь Гермионе там, где он не мог. Помочь там, где они с Роном не знали, что сказать. Кстати, о Роне. Гарри знал, что между ним и Гермионой не всё гладко. Опять. С этим ясно. Рон причинил ей боль, и ей было трудно доверять ему. Что вернуло его к сложившейся ситуации. Она не настолько доверяла ему, чтобы сказать, что её беспокоит. Рон говорил об этом тысячу раз. У Гарри не было никаких советов на этот счет. Всё, что он мог сказать, было: «Дай ей время. Она придёт в себя». Но теперь он уже не был так уверен. Казалось, она медленно ускользает от них. С виду она была напряжена, а её прилежный образ пошатнулся. Он знал, что она отстаёт, по крайней мере, по одному из своих предметов. Это определённо не было похоже на Гермиону. А потом в её окружении появилось последнее заметное различие. То, что не привлекало его внимания до недавнего времени. Что-то, или же кто-то, кого он должен был заметить с самого начала. Драко Малфой. Он не знал, когда этот придурок начал болтаться в библиотеке или появляться в общих комнатах, но в последние две недели это стало совершенно очевидно. Гарри несколько раз сталкивался с ним, и это было странно, учитывая, что у них вообще не было никаких общих занятий или интересов. И всё же он был здесь, давая знать о своём присутствии почти ежедневно. Если бы это происходило три года назад, Гарри решил бы, что тот здесь, чтобы позлорадствовать и унизить его, но Малфой не сказал Гарри и двух слов, не говоря уже о том, чтобы оскорбить его как-то. Таким образом, он начал внимательно следить за Малфоем, и то, что он узнал, было довольно тревожным. Каждый раз, когда Гарри сталкивался с ним, он был на заднем плане, обычно с Блейзом. Малфой вёл себя так, будто учился или разговаривал со своими друзьями, но Гарри не мог не заметить, куда он смотрит. Стало ясно, что у Малфоя и его окружения было общего с Гарри. Но это безумие. Зачем Малфою следить за ней? Может, он её преследует? Преследует? Конечно, нет. Он не настолько туп. Но опять же, это Малфой. — Гарри? Он вздрогнул, услышав голос Джинни, раздавшийся у него над ухом. Гарри поднял голову и посмотрел на неё. — Да, прости. — О чём ты так напряжённо думаешь? — Если честно, о Гермионе. Джинни понимающе кивнула. — Я тоже. Хороший же из меня друг в последнее время. Уже не знаю, что ей сказать. Хотя можно подумать, я могу что-то сказать. Хоть что-то, — она притихла. — Я имею в виду, после того, как мы потеряли Фреда... знаю, каково это, когда твоё сердце вот так разбивается... но, похоже, она просто отталкивает меня, когда я пытаюсь сблизиться с ней. — Мы все скорбим по-разному, Джинни, — сказал Гарри, слегка сжимая её руку. — Она придёт в себя. Я уверен, что так и будет. Невилл, который до сих пор молчал, улыбнулся, согласившись. — Гарри прав. Она знает своих друзей. И когда будет готова поговорить, она это сделает. Она сильная, Гермиона. Джинни ухмыльнулась и положила голову на плечо Гарри. — Я просто хочу, чтобы между нами всё стало, как прежде. Я скучаю по ней. Я думала, что когда они с Роном снова будут вместе, всё изменится. Но она также отдалялась. Даже от Рона. Он мне рассказал... кое-что. — Да, он мне тоже кое-что рассказывал. — А ты как считаешь, — Джинни качнула головой. — Нет, забудь. — Она любит Рона. В этом я уверен, — ответил Гарри, слишком хорошо зная, какие мысли терзают его девушку. Она была свидетелем тех ночей, которые Гермиона проводила не в своей постели. Этот вопрос был у всех на устах, но ни у кого не хватило смелости задать его. Если у Гермионы были тайные свидания до того, как они с Роном снова сошлись, то было бессмысленно беспокоиться об этом. Это только навлечёт неприятностей. Гарри солгал бы, сказав, что не интересуется, с кем она могла встречаться. Никто, по его мнению, не подходил на эту роль. Да и если уж на то пошло, никого рядом с Гермионой не замечали. Его мысли вернулись к прежним подозрением. Малфой вёл себя так же странно, как и Гермиона. Это просто смешно. Они никоим образом не могли встречаться. И Гарри всё ещё не верил, что Малфой может преследовать её. С другой стороны, как можно что-то предполагать о Малфое? — Гарри, — вздохнула Джинни. — Да? — Ты опять это делаешь. — Делаю что? Невилл усмехнулся. — Мы уже несколько минут пытаемся привлечь твоё внимание. Ты просто продолжал тупо смотреть на нас. Как будто ты потерялся в собственных мыслях. — Да, задумался, — признался Гарри, виновато глядя на Джинни. — Прости. — Всё в порядке, — произнесла та, склонившись для поцелуя. — Если ты загладишь свою вину передо мной. Невилл только закатил глаза, когда они снова поцеловались. — Так, что у нас тут? — раздался насмешливый голос с порога, заставив их обернуться. — Святой Поттер целуется с Уизлеттой? — Малфой посмотрел на Невилла и ухмыльнулся. — Наслаждаешься представлением, Лонгботтом? Невилл нахмурился. — Что ты здесь делаешь? — Насколько я помню, тут всем рады, — ответил Малфой, подойдя к ближайшему креслу и опустившись в него. — Но вам не надо прекращать свои сплетни из-за меня. Не хочу, чтобы моё присутствие беспокоило вас. Как ни странно, Гарри вдруг почувствовал такое знакомое отвращение к Малфою. Он не беспокоил его уже несколько месяцев. Почему он появился и всё портит именно сейчас? — А разве ты не должен изводить какого-нибудь первокурсника или чем ты ещё обычно занимаешься? — прорычала Джинни, гневно смотря на Малфоя. — Что ты здесь забыл? — У меня дело к Поттеру, — заявил тот, деловито рассматривая свои ногти. — Не припомню, чтобы у нас с тобой были какие-то дела, Малфой, — прошипел Гарри. — Так что проваливай. — Давай без разборок, Поттер, — ответил Драко. — По крайней мере, мы должны быть вежливыми друг с другом, когда начнем работать в одном кабинете. — Что ты хочешь этим сказать? — То, что и сказал, — он ухмыльнулся. — Ты же не думал, что единственный, кто получил письмо из Министерства? — Они не позволят таким, как ты, работать в Аврорате, — вставил Невилл. — Ну что ж, Лонгботтом, — вздохнул Малфой. — Вот тут ты ошибаешься, — он снова посмотрел на Гарри и выдержал его взгляд. — Потому что уже позволили. — Почему? — спросил Гарри, всё ещё немного шокированный этой новостью. — Почему? Ну, по их словам, я полезен, — со скукой в голосе произнёс Драко. — Хотя я вообще не знаю, почему моё имя всплыло. — Да, интересно, почему это, — сердито произнесла Джинни. — Успокойся, Джинни, — прошептал Гарри, прежде чем снова обратить своё внимание на Малфоя, который выглядел очень гордым собой. — Но мне интересно, как тебе это удалось. — Независимо от того, как это произошло, мы должны, по крайней мере, попытаться поладить. — А зачем нам это делать? — Как будет выглядеть, если новые Авроры Министерства вцепятся друг другу в глотки? Невилл переводил взгляд с одного на другого. — Поэтому, я пришел сюда, чтобы сказать вам, что буду вежлив. Если и вы будете делать то же самое, — закончил Драко, ожидая ответа. Гарри на мгновение замолчал, размышляя над искренностью своего бывшего врага. — Я не думаю, что ты пришёл сюда мириться. В первую очередь, ты пришёл, чтобы лично посмотреть на моё выражение лица, когда я услышу эту новость. Но я не куплюсь на это, Малфой. Я не дурак. — Никто и не ставит под сомнение твой интеллект, Поттер. Только твоё поведение. Я не хочу просрать эту возможность, вступая с тобой в войну. Если ты не заметил, то у меня нет такой безупречной репутации, как у тебя. Джинни громко рассмеялась, и все трое волшебников обернулись на неё. — Так ты пытаешься сказать нам, что, Драко Малфой, принц Слизерина, отказывается от своих клыков и яда, чтобы стать аврором? — Малфой нахмурился, когда она покачала головой. — Что ты пытаешься доказать? — Мне никому ничего не нужно доказывать, Уизли, и тем более, тебе, — прорычал он. — Мне предложили эту работу несмотря на мои прежние связи, и я отношусь к этому серьёзно. Мне дали задание, и я намерен довести его до конца, независимо от результата. — Нет даже никакой гарантии, что ты пройдёшь первое испытание, — сказал Гарри, переводя внимание Драко с Джинни на него. — Возможно, и нет, — согласился Малфой. — Но уверен, черт возьми, что такие, как ты, меня не затмят. Гарри поднял бровь. — Это что, вызов? — Только если ты этого хочешь, — Малфой ухмыльнулся, вставая. — На что я очень надеюсь. Гарри встал и посмотрел на него, затем усмехаясь добавил: — Ты не продержишься и трёх дней. — Ты не продержишься и три часа, — парировал Малфой. Невилл воспользовался моментом и встал между двумя парнями. — Эй, хватит. У нас ещё два месяца до этого. Так почему бы вам не оставить соревнования на время. — Ладно, — сказали они хором. Гарри замер, когда Малфой подошел к нему ближе. Он понизил голос, когда наклонился к Гарри. — Кстати, Поттер. На твоём месте я бы не спускал глаз с книжного червя, — Гарри в шоке открыл рот, когда Драко отступил назад, развернулся, и направился к двери. — Никогда не знаешь, в какую беду можно попасть. Если раньше Гарри только лишь подозревал, что Малфой имеет какое-то отношение к поведению Гермионы, то теперь убедился. Да и кроме того, теперь, возможно, он будет работать с этим мерзавцем. Годрик. Что, чёрт возьми, происходит? 4 ноября 1998 года. Рон вздохнул, ковыряя вилкой брокколи в тарелке. В последнее время, казалось, все были погружены в свои мысли. Гарри был необычайно тих, а Гермиона, ну, она была молчалива и выглядела больной всю грёбанную неделю. Она едва сказала ему три слова. И это всегда было: «Я в порядке, Рон» или «Не волнуйся, Рон». Или ещё лучше: «Я просто устала». Рон понимал, что ему придётся много работать, чтобы вернуть былые отношения, но не ожидал, что всё будет именно так. Было совсем не так, как раньше. Гермиона даже не смотрела на него, если только он не обращался прямо к ней. Он не замечал, как она цеплялась за каждое его слово, пока она не перестала это делать. Он был слеп. Слеп к её безусловной любви, и теперь расплачивался за это. Она всё ещё любила его. Рон знал, что это так. Но было что-то, что сдерживало её. Что-то, что не давало ей открыться ему. Он понимал, что частично виноват в этом, но не значило, что ему не было больно. Он хотел, чтобы она рассказала ему о своих чувствах. Было желание обнять её и сказать, что она может положиться на него. Но при поцелуях не было такого огня, как раньше. Гермиона даже вздрагивала, когда он прикасался к ней. Это больно. Отстойно. Злило. В глубине души Рон прокручивал в памяти ту ночь, когда последовал за ней. Может, она кого-то встретила? Спали ли они вместе? Понравилось ли ей это? Думала ли она о нём в этот самый момент? Может быть, именно поэтому она отдалилась. Может быть, она задалась вопросом, почему она вообще с ним. Мысль вывела его из себя, и он обнаружил, что отодвигает тарелку. Этого не может быть. Гермиона не стала бы просто спать с кем попало. Она выше этого. Она лучше него. И именно поэтому Рон так решительно настроен удержать её. Он любил её. Даже если Гермиона думает о другом мужчине, он вернёт себе место в её сердце. Рон не собирался отпускать её без борьбы. 5 ноября 1998 года. Прошло уже четыре дня с тех пор, как Гермиона узнала, что беременна. И за эти четыре дня не продвинулась ни на шаг. Всё, чего она достигла, так это оттолкнула всех ещё дальше от себя. Все знали, что с ней что-то не так, даже Рон начал понимать это. В последнее время он был особенно прилипчивым. Он хотел проводить с ней больше времени и изо всех сил старался заставить её открыться ему. В конце концов, Гермиона не может этого сделать. Нельзя сказать ему раньше, чем Драко. Так она и решила сделать. Она собиралась рассказать ему. Если не сегодня, то скоро. Очень скоро. Потому что живот уже округлялся, и через месяц, если она не будет одета в школьную мантию, это будет очевидно. И времени оставалось мало. Гермиона уже направлялась в свою спальню, когда услышала, как Рон окликнул её по имени, сначала тихо, потом громче. Она остановилась и подождала, пока он догонит её. Когда Рон подошел ближе, она увидела его тревожное выражение лица. В последнее время это не редкость. Она замечала это много раз, когда он думал о Фреде или о войне. Сейчас это вызывало плохое предчувствие. — Рон? В чём дело? — Я не мог уснуть, — ответил он. — Беспокоился о тебе. — Почему же? — что за глупый вопрос. У него было достаточно причин беспокоиться о ней. Она, твою мать, с ума сошла. — Ты изменилась, Гермиона, — ответил Рон, шагнув вперёд. — Теперь ты другая. И не в хорошем смысле. — Спасибо за комплимент, Рон, — парировала она. Он нахмурился. — Я серьёзно. Понимаю, что у тебя были тяжелые времена в связи с уходом твоего отца, — искренне произнёс он. — Я понимаю. Мне всё ещё тяжело, когда думаю о Фреде. Когда я думаю обо всех друзьях, которых мы потеряли. Но я смотрю на тебя, в твои глаза, и вижу столько боли. Ты говоришь, что хочешь быть со мной, но когда ты со мной, твои мысли где-то далеко. — Мне очень жаль, Рон. Я не хотела, чтобы всё обернулось именно так. — Но так оно и есть. Я пытаюсь, Гермиона. Я пытаюсь стать лучше. Я люблю тебя. Хочу, чтобы ты была рядом со мной. Я не хочу повторять те же ошибки, что и раньше. Я хочу, чтобы ты это знала. Хочу, чтобы ты знала, что тебе не нужно ни о чём беспокоиться. — Всё совсем не так, — Гермиона пыталась объяснить, но не могла подобрать слова, чтобы не проболтаться обо всём, включая её положение. Поэтому она просто покачала головой. Но Рон не воспринял это как ответ и потянулся к ней. — Тогда почему ты не позволяешь мне приблизиться к тебе? — спросил он с мольбой в глазах. — Я был твоим другом много лет. И что ещё более важно, я твой парень. Почему ты не можешь сказать мне, что случилось? Она попятилась от него. — Мне просто нужно время, Рон. Просто дай мне немного времени. Я хочу, чтобы ты понял, но я не могу говорить об этом прямо сейчас. — Ладно. Я дам тебе столько времени, сколько тебе нужно, — ответил он. — Я просто не хочу потерять тебя, Гермиона. Я не могу снова этого допустить. Она сдержала боль в груди и прошептала: — Не потеряешь. Гермиона развернулась и пошла по коридору, оставив его одного в свете факелов. Она не собиралась возвращаться в общежитие. В этом не было смысла. Как она могла даже думать о сне после этого?***
— Кхе-кхе. Блейз прочистил горло, наверное, в сотый раз за сегодняшний вечер. Драко проигнорировал звук и продолжил чтение. — Чёрт. Должно быть, отличное чтиво. Драко закрыл книгу и повернулся на стуле. Он нахмурился и уставился на своего друга, который уже полчаса смотрел ему в затылок. — Ты хочешь что-то сказать мне, Блейз? — Ты же знаешь, что хочу, — коротко ответил тот. — Что? — Ты знаешь что. — Нет, по правде, я в этом не уверен, — закатил глаза Драко и вернулся к своей книге. — Ты действительно собираешься увиливать от моих вопросов? — Это зависит от того, — ответил он, листая страницы, чтобы найти место, где остановился, — собираешься ли ты повторять одно и то же снова и снова? — Друг, иногда ты ведёшь себя как чертов придурок. Драко нашел страницу и попытался продолжить чтение. — Это я слышу постоянно. — Ладно, не обращай на меня внимания. Я начинаю привыкать к тому, что нахожусь на вторых ролях. — О, перестань вести себя как королева драмы, Блейз, — фыркнул раздражённо Драко. — Перестану, если ты так хочешь. Драко ущипнул себя за переносицу. Блейз не сдавался легко. Малфой перевернул книгу вверх обложкой и положил её на стол, прежде чем встать и посмотреть на своего друга. — Ладно, о чём ты хочешь поговорить? — Хочу знать, что произошло в тот день. Ты правда не хочешь рассказывать мне, что случилось в Хогсмиде? Ты вернулся в тот день таким, как будто часть твоей души была высосана. Ты стал вести себя как раньше. Так что я знаю, что что-то случилось. Просто не понимаю, почему ты мне не говоришь. Опять? Почему ему опять припоминают эти чертовы выходные? Ну и что с того, что он вернулся в прежнее состояние? В этом-то всё и дело. Драко хотел снова стать бесчувственным. Оставаться таким, каким он был последние несколько месяцев, было слишком больно. Надо было только донести это до Блейза . Всю неделю он был настоящей занозой в заднице. Всегда с вопросами и подозрительными взглядами. Если бы Драко не знал друга лучше, то подумал бы, что Блейз видел его с Сивым. — Почему ты так сильно хочешь это знать? Не знал, что моя жизнь так тебе интересна. — Я просто спрашиваю как обеспокоенный друг. — Тогда просто перестань так волноваться. Я в порядке. Ничего не случилось. Я видел Грейнджер, мы разговаривали, больше не паримся друг о друге, конец истории. — Я тебе не верю. — Не моя проблема, во что ты там, черт возьми, веришь, — огрызнулся Драко. — Значит, это всё? Ты поговорил с ней и вернулся? — Да! — воскликнул Драко в отчаянии. — Салазара ради, дружище. Блейз просто сидел с бесстрастным лицом, не обращая внимания на растущее раздражение Драко. — И я такой должен сидеть и принимать это дерьмо за правду? Драко сжал челюсти и уставился на него. — Ага. Блейз просто продолжил, несмотря на опасные взгляды, брошенные в его сторону. — И я также должен просто поверить, что тебе теперь наплевать на Грейнджер? — Точно. — Значит, тебя не должно волновать, что я видел, как она выходила из лазарета на днях? Из лазарета? Может, она заболела? Что-то случилось? С ней всё в порядке? Ему хотелось задать все эти вопросы, но он сдержался и ответил: — Нет, конечно. — Ты такой гребаный лжец, — громко воскликнул Блейз. Драко сжал кулак. Он был так близок к тому, чтобы ударить своего друга по лицу: был сыт по горло всеми этими вопросами и обвинениями, да и самим Блэйзом, честно говоря. Он развернулся и зашагал к двери. — Отвали, я не собираюсь слушать это дерьмо. — Тогда продолжай. Вали. Беги от своих чувств. У тебя это хорошо получается, — крикнул ему вслед Блейз. Драко хлопнул дверью что есть силы. На хуй его. Блейз ни черта не знает. Драко пытался взглянуть в лицо своим чувствам. И это был провал. Он не убегал. Он просто сдался. Драко зарычал, вспомнив выражение её лица, когда она ответила, что счастлива. Если бы она была так блятски счастлива, то сейчас была бы с ним. А не скакала бы в закат вместе с Уизли. Дерьмо. Ему нужно было просто успокоиться. Нужно было подумать. На ум пришло только одно место, такое же одинокое и тёмное, как он сам.***
В библиотеке было темно и пусто. Конечно, так и должно быть. Было уже так поздно. Но именно там она чувствовала себя как дома. Книги любезно приветствовали знаниями. Там Гермиона могла думать. Она бесшумно прокралась между полками, пока не нашла свой угол. Здесь её никто не найдёт. Гермиона могла быть одна в спокойной, тихой темноте. Ну, не совсем одна. Физически здесь был кое-то — ближе к ней, чем кто-либо другой. Она инстинктивно погладила живот. Нельзя продолжать так обращаться с Роном. Он волнуется за неё. Хочет, чтобы она доверилась ему. Но как она должна это сделать? Она носит ребенка от другого парня. Он никогда не простит её. Но слов своих обратно Гермиона не возьмёт. По правде? Она не жалела о том, что произошло между ней и Драко. Как ни хреново это было, она просто чувствовала, что это должно было случиться. Жизнь внутри неё должна была быть здесь. Ей не очень нравилось ни время, ни ситуация, но она не могла ничего изменить. Факты оставались фактами. Она беременна. От Малфоя. Сейчас она встречается с Роном. Рон ненавидит Малфоя. И это взаимно. Малфой чистокровный. Гермиона — далеко нет. Его семья никогда не примет этого. Её семьи нет рядом, чтобы принять. Гермиона окружена друзьями, но когда дело касалось семьи... она была одинока. Ей не к кому было обратиться, и оона не могла вечно держать это в секрете. Не могла и дальше заставлять Луну скрывать это. Она сама заварила эту кашу, и ей её и расхлёбывать. Она гриффиндорка. В юные годы совершала гораздо более смелые поступки: сражалась с Пожирателями Смерти, ездила верхом на драконе, разгадывала загадки и сталкивалась лицом со смертью каждый год в Хогвартсе. Сказать друзьям, что беременна, не должно быть так страшно. И всё же это было намного страшнее всего, что ей приходилось делать. Так просто от этого не убежишь. Тут речь о жизни. Ребенок. Живое, дышащее человеческое существо, которое нуждается в ней, в её заботе и защите. Как она это сделает? Она ещё даже не окончила Хогвартс. И сама ещё не пожила. Гермиона хотела получить работу в министерстве, увидеть мир и насладиться его чудесами. Но сейчас это невозможно. Ну, по крайней мере, на какое-то время. Ей придется найти работу, которая будет содержать её. И выбирать не приходится. Она возьмется за всё, что сможет найти, лишь бы это немного облегчило жизнь ребенку. Её сердце бешено колотилось при мысли о том, что придётся самой воспитывать его. Но у неё не было другого выбора. Малфоя, вероятно, рядом не будет, а Рона она не собиралась просить остаться. Это было бы слишком жестоко. Гермиона глубоко вздохнула. Она справится. Ей не нужен Малфой. Она хотела его, но не нуждалась в нём. А Рон... ну, он хотел её, но ему было лучше без неё. — Почему я всегда нахожу тебя одну в безлюдных местах, Грейнджер? Его голос испугал её, и она быстро встала, отступая по проходам к передней части библиотеки. Она не была готова говорить с ним, но Малфой был здесь, как будто знал, что она думает о нём. — Откуда мне знать? Возможно, у тебя нюх на совпадения? — ответила Гермиона, вытирая слёзы с глаз и проходя мимо него. — Просто отвали, Малфой. — Подожди, — позвал он, хватая её за руку. — Мне очень жаль. Это просто... старая привычка. Она остановилась и уставилась на него, её грудь вздымалась и опускалась, словно она пробежала марафон. — С тобой что-то происходит. Скажи мне, что случилось. Гермиона стряхнула его руку и отвела глаза. — Ничего страшного. — Херня, — ответил Малфой. — Тебе больно. — Спасибо за заботу, но в этом нет необходимости. Я вполне счастлива, — Гермиона заставила себя улыбнуться. Его глаза потемнели, и он нахмурился. — Прекрати мне врать, черт возьми. После всего того времени, что я провёл, наблюдая за тобой, я могу увидеть разницу между твоей настоящей улыбкой и твоей явно фальшивой. Её желудок сделал ещё одно сальто. Стоит ли ей сказать ему? Рано или поздно ей придется это сделать. Это ведь такая же его проблема, как и её. — Я... я просто сейчас разбираюсь с некоторыми вопросами... — начала Гермиона. — Проблемы в отношениях? Он так быстро свалил всё на Рона. Обычно Малфой был бы прав. Но сегодня он был далёк от этого. — А почему тебя это должно волновать? Мы больше ничего не значим друг для друга. Ты сам так сказал. — Только потому, что ты меня вынудила, — Малфой шагнул ближе к ней. — Да ладно тебе, Гермиона. Просто поговори со мной, — сказал он, и в его голосе прозвучала тревога, которую он чувствовал. — Мне не всё равно… Может быть и хорошо сказать это сейчас. — Ладно. Ты действительно хочешь знать? — Да, действительно хочу. Она глубоко вздохнула. — Я узнала об этом всего несколько дней назад, — ну же, ты можешь сказать это. Просто скажи это! — Что я....Что ж... Я беременна. Драко был совершенно потрясён и на мгновение растерялся. Первой эмоцией, поразившей его по-настоящему, был гнев, за которым быстро последовала ревность. Она спала с Уизелом? Он не знал, что беспокоило его больше: то, что Рон сейчас спит с Гермионой, или то, что она беременна от этого ублюдка. Он решил стряхнуть с себя чудовищную ревность, которая назревала в его животе, заставив себя рассмеяться. Драко не мог позволить ей узнать, что на самом деле чувствует. Это было бы убого. — Ну, я не ожидал, что вы двое так ускоритесь, но, право же, не о чем плакать, Грейнджер. Уизли, вероятно, в восторге. Она в замешательстве сдвинула брови. Что? Он так неправильно всё понял. — Нет... ты не понимаешь… Его брови удивленно поднялись. — Он разозлился? — Нет, — сказала она, её голос дрогнул. — Рон не знает… Драко холодно рассмеялся. — А что тогда? Думаешь, он захочет, чтобы ты избавилась от ребёнка? В волшебном мире и так мало волшебных детей. Я действительно не вижу смысла, чтобы он хотел сделать что-то подобное. Кроме того, он гриффиндорец. Он слишком благородный. Гермиона повернулась и направилась к выходу. — Нет! Это не... Драко оббежал её, преграждая ей путь. — Или тебе не нравится перспектива иметь рыжего ребенка… — Что? Нет.. — Ну да, рыжих не так лю… — Заткнись! — воскликнула Гермиона со слезами на глазах. Он моргнул, умолкнув. — Не в этом проблема! — Тогда в чём же, скажи на милость, проблема? — спросил Драко, вернувшись к своему высокомерному тону. — Потому что ты определенно усложняешь эту чертову игру в угадайку. — Мне очень жаль, — кипела она. — Не подумала, что ты такой тупой, — Драко нахмурился, но Гермиона продолжила, её гнев сменили слёзы. — Тогда, может быть, мне стоит объяснить тебе это по буквам? Я Н-И-К-О-Г-Д-А не спала с Роном, чертов ты придурок, — прошипела она и, с силой оттолкнув его с дороги, помчалась к выходу. Если бы она оглянулась, то увидела бы растерянное выражение на его лице, когда до него дошло. — Твою мать.