Ва-банк

      7. Сьюки       По пути к вестибюлю я медленно сходила с ума. Тщетно лелеяла надежду, что мы сможем пробраться от казино до лимузина без лишней шумихи, однако в глубине души понимала, что это несбыточная мечта. Мне без проблем удавалось держать себя в руках при общении с глазу на глаз или в небольших группах, но перед толпами всегда становилось страшно. Именно по этой причине я выбрала обучение детей, а не подростков: размеры и крикливость вторых нередко превосходили мои собственные. Я никогда не испытывала желания оказаться в центре внимания — скорее, это походило на мой ночной кошмар.       Пока номера этажей уменьшались, мое сердце падало быстрее лифта. Пэм подтолкнула меня и Эрика друг к другу, соединив наши руки и приказав притвориться «счастливыми». От этого чувства я была бесконечно далека… Но затем наши пальцы переплелись, и Эрик слегка сжал мою ладонь. Двери лифта раздвинулись, открывая настоящий зоопарк с выкрикивающими вопросы людьми и вспышками камер. Мне стало немного легче при мысли, что не придется справляться с давлением в одиночку.       Эрик первым вышел из лифта, потянув меня за собой. Я временно ослепла от всполохов, так что пришлось позволить ему вывести меня наружу. Нас окружили просто нереальные вопли и толкотня. Часть меня пожалела Эрика, постоянно окруженного подобным вниманием. Я и представить не могла, каково это — находиться под наблюдением двадцать четыре на семь, практически превращаясь в узника: если захочешь хоть немного покоя, придется запираться.       Шаг Эрика был гораздо шире моего; приходилось почти бежать, чтобы не отставать. Люди напирали со всех сторон, двигаясь вместе с нами, словно мы все застряли в одном потоке. Я совсем потеряла из виду Пэм, Амелию и Алсида, но не могла оглянуться назад. Оглушительные вопросы практически смешались в единую какофонию, но до ушей долетали отдельные слова. Чаще всего повторялось «поженились». Эрик продолжал пропахивать путь к выходу, а я следовала за ним, опустив голову и уставившись на ноги. Вдруг кто-то крепко схватил меня за правую руку. Я обернулась, увидев незнакомого мужчину, который направил камеру мне в лицо. Моя ладонь выскользнула из хватки Эрика, а в следующий миг меня выпустил и журналист. Так как он сдерживал мое движение, я упала на пол, приземлившись прямо на задницу.       Мужчина тут же начал делать снимок за снимком, выкрикивая вопросы о нашем браке. Остальные немедленно меня окружили. Все выглядело именно так, как в моем худшем кошмаре: я оказалась в ловушке. По спине медленно пополз страх, а к глазам подступили слезы. Вспышки и огромная толпа не давали возможности кого-нибудь ясно разглядеть. В этот момент я отдала бы что угодно, чтобы испариться, заполучив волшебную палочку директора.       Надо мной нависли камеры – теперь я не могла встать при всем желании. По щеке уже скатилась первая слеза, как вдруг я увидела, что виновника моего падения сорвало с места. Его заменил очень разозленный Эрик. Судя по виду, он был готов обнажить клыки – если бы у него имелись таковые.       Наши глаза встретились. Выражение лица Эрика смягчилось; он наклонился и легко, словно я ничего не весила, подхватил меня на руки. Я обхватила его за шею и уткнулась лицом в грудь. Эрик нес меня, как невесту, всю дорогу до лимузина. Сила его рук и запах кожи успокаивали гораздо лучше, чем я могла вообразить. Впервые с момента сегодняшнего пробуждения я испытывала благодарность за то, оказалась рядом с Эриком Нортманом.       Мы покинули отель и вышли на улицу, но я не открывала глаз, пока не почувствовала, как Эрик наклоняется и пытается усадить меня в автомобиль. Это оказалось нелегким делом: мои руки отказывались отпустить его шею. Эрик подвинул меня вдоль сиденья, затем забрался следом и закрыл за собой дверь.       — Ты в порядке? — спросил он.       Я попыталась сморгнуть слезы, слабо кивнув головой в ответ. Не представляю, как Эрику удавалось справляться с таким уровнем безумия; возможно, я судила его слишком строго. Новость о нашей пьяной выходке ошеломила его так же, как и меня, так что неудивительно, что Эрик разозлился. Видит бог, я сердилась. И, вероятно, несправедливо. Эрику не нужно было спасать меня, но он это сделал. К тому же, кажется, искренне расстроился из-за случившегося. Полагаю, он не был таким уж мудаком. Я начала чувствовать себя виноватой за то, что так плохо с ним обращалась. Бабуля спустила бы с меня шкуру, если бы услышала, как я ему грубила. Кроме того, нам предстояло оставаться вместе целый год; все пройдет намного проще, если мы будем друзьями, а не врагами.       Осознав, что мои руки до сих пор мертвой хваткой цепляются за шею Эрика, я отпустила его и стремительно отодвинулась. Он ухмыльнулся и спросил:       — Так где же белочки и зайчики? — И сделал вид, что осматривает пол лимузина.       Я хихикнула, словно девочка-поклонница. Напряжение значительно уменьшилось, а раз уж я вела себя как полноценная Стервелла, пришла пора извиниться.       — Прошу прощения за то, как обращалась с тобой. Я обычно не так сурова к новым знакомым, за которых по пьяни выхожу замуж.       Улыбка Эрика стала более искренней, и он спросил дразнящим тоном:       — С тобой такое часто происходит? Бубба записывает все на счет, или просто платишь каждый раз?       Улыбнувшись, я разгладила платье и ответила:       — Ну, знаешь, мы с Буббой давно знакомы, так что он дал мне скидку. Пятая свадьба бесплатно. — Я обнаружила, что мне нравится эта сторона личности новоиспеченного супруга, и понадеялась, что Эрик-мудак в ближайшее время не появится. Вспомнив спасение от орды папарацци, я добавила:       — Спасибо, что выручил меня в казино. Я плохо справляюсь с большими толпами, и обстановка меня немного ошеломила.       Взгляд Эрика снова смягчился, но прежде чем он успел заговорить, в лимузин ворвалась Пэм, быстро закрыла за собой дверь и устроилась напротив нас. Толпа людей с камерами тут же облепила автомобиль. Пэм опустила перегородку, отделяющую нас от водителя, бросила: «Поехали уже!» — и закрыла ее снова. Затем посмотрела на нас и широко улыбнулась.       — Вы двое отлично сыграли! Скоро на каждой первой полосе появится фото, на котором ты несешь невесту к машине, а она с любовью тебя обнимает. Это выглядело реальным!       Мое сердце упало. Все это было… игрой? В конце концов, Эрик был актером; может, забота просто оказалась подходящим рекламным ходом? Я подозрительно прищурилась и почувствовала, что внутренняя сука снова воскресает, но решила пока об этом не задумываться. Дело в том, что он пришел мне на помощь, — по-настоящему или нет — и я была благодарна за это. Но после знакомства с милой, игривой стороной Эрика я несколько ослабила бдительность. Пора запомнить, что между нами существует только договоренность. Я не могу позволить себе привязываться к нему, зная, что отношения имеют срок годности. Кроме того, я понимала, что в конечном итоге буду ставить под сомнение каждое его доброе слово или действие, гадая, искренние они или нет. После Куинна я с трудом доверяла кому-либо, кроме Амелии. Профессия Эрика предполагала притворство, и доверию это ничуть не способствовало.       Лимузин тронулся, и Пэм нарушила молчание.       — Нам нужно придумать правдоподобную историю о том, как вы встретились, которая не включает выпивку. — Она повернулась ко мне. — Так как я знаю об Эрике все, что нужно знать, может, расскажешь о себе? Выберу что-то общее, с чем можно работать.       Как выяснилось, Эрик никогда не тусовался в Калифорнийском университете; библиотеке; приюте для бездомных, где я помогала каждое воскресное утро; Центре для пожилых, где я читала рассказы по воскресеньям после обеда; не ел в закусочной, где я работала официанткой, пока не получила работу в Академии Бриганта. Он никогда не был в моем родном штате Луизиана. Кто бы мог подумать.       Пэм разочарованно посмотрела на меня и спросила:       — И все? Ни клубов, ни баров? Может, ты часто наведываешься в Лас-Вегас? Эрик приезжает сюда каждые несколько недель.       Я покачала головой.       — Нет. Это был первый визит.       Пэм драматично уронила голову на подголовник и произнесла:       — Ничего. У вас двоих нет ничего общего, кроме свидетельства о браке.       «Тоже мне, новость», — подумала я, но оставила саркастичный комментарий при себе, зная, что эта пикантная подробность не попадет в ленту «CNN».       Пэм вздохнула и продолжила:       — Может, ты что-нибудь еще делала или куда-то ходила в Лос-Анджелесе? Хоть что-нибудь?       Я замолчала, вспоминая, где успела побывать, но не смогла выделить ничего подходящего. Едва ли Эрик делал покупки в «WalMart», так что я не видела смысла упоминать магазин. Учитывая учебу, работу и Куинна, свободного времени почти не оставалось. И вдруг меня осенило.       Куинн.       В спортзале, где он работал, тренировались многие знаменитости, но я никогда не видела там Эрика. Я посещала заведение во второй половине дня, в перерыве между занятиями и работой, но ни разу не замечала там известных людей. Впрочем, Куинн часто упоминал различных звезд, которые постоянно там занимались. Разумеется, он говорил лишь о женщинах. Я не возвращалась в зал с тех пор, как год назад узнала об изменах жениха.       Свинья.       Как только я упомянула тренажеры, Пэм вздохнула с облегчением.       — Слава Богу! Эрик уже много лет посещает этот зал и ходит по меньшей мере трижды в неделю.       Мое сердце снова рухнуло. Я повернулась к Эрику и спросила:       — Кто тебя тренирует? — Многие знаменитости пользовались услугами персональных инструкторов. Если на свете есть Бог, то Эрик занимался не с Куинном.       Он поднял брови, изумленный моим вопросом, и ответил:       — Трей Доусон. А что?       — Просто интересно, — торопливо пробормотала я. Пояснять не хотелось, учитывая, сколько всего свалилось нам на головы.       Пэм спасла меня от откровений о неудавшихся отношениях, сказав:       — Мы скажем, что вы двое встретились в прошлом году в тренажерном зале. До недавнего времени дружили, а затем поняли, что влюбились. Из-за известности Эрика вы решили сохранить отношения в тайне — ради Сьюки, но осознали, что не хотите больше прятаться. Церемония была экспромтом, но вас уже связывали давние чувства.       Я пыталась найти возможность раскритиковать ее логику, но на ум пришла лишь одна вещь, способная пробить брешь в этой версии событий.       — И как долго мы якобы состояли в отношениях? — Взглянув на Эрика и виновато, и обвинительно, я добавила: — Не обижайся, но тебя фотографировали со многими женщинами. Я не стану утверждать, что встречалась с тобой, если одна из твоих подружек может заявить, что в то же время ты занимался с ней сексом. Каждый, кто знаком со мной, знает, что я не стану терпеть подобное. — Никогда… Просто спроси Куинна.       Эрика, кажется, несколько озадачило мое заявление. Он молча погрузился в размышления. Но чем дольше он думал, тем, как ни странно, злее я становилась. Интересно, ему хватит обеих рук, чтобы сосчитать девушек, или придется снять свои жуткие незашнурованные черные ботинки и использовать пальцы ног? Должно быть, все мысли отражались на моем лице: веселое и заботливое выражение Эрика сменилось скукой и высокомерием. Он сказал:       — До тебя… — сделал паузу, постукивая пальцем по своему дурацкому точеному подбородку в наигранном размышлении, и добавил: — Лучшее предположение — примерно две недели, плюс-минус несколько дней.       Две недели? Мне предстояло делать вид, что спустя всего две недели его исключительного внимания я влюбилась и вышла за него замуж? Я сообщила об этом — громко, не пытаясь сгладить сарказм в своем тоне.       Его идиотская бровь приподнялась. Возникло неприятное предчувствие, что я гораздо чаще буду видеть мудацкую сторону его личности, нежели милую. Эрик самонадеянно сострил в ответ:       — Судя по всему, я гораздо лучше, дорогуша, раз уж тебе хватило двух часов.       Не в силах опровергнуть его утверждение, я отодвинулась к противоположной двери и раздраженно уставилась в окно, подавляя желание дать Эрику заслуженного пинка по яйцам. Это будет чертовски долгий год.       8. Эрик       В вестибюле собралась самая большая толпа из всех, через которые мне когда-либо приходилось проталкиваться. Любые мысли о том, что известие о нашем браке не было таким уж важным, увяли на корню. Мое преимущество в росте оказалось единственной причиной, благодаря которой я увидел внешние двери, ведущие к относительной свободе. Я начал двигаться в направлении выхода, потянув за собой Сьюки. Ее вспотевшая рука вцепилась в мою мертвой хваткой, но я не мог рисковать, оглядываясь на девушку: это лишь продлит тяжелое испытание.       Мы почти добрались до двери, когда хватка Сьюки усилилась, но из-за влаги между ладонями пальцы выскользнули. Я обернулся и увидел, что один из придурков-папарацци схватил Сьюки за другую руку. На лице девушки ясно, как день, читался страх. Журналист что-то кричал ей. Затем она пропала из поля моего зрения, толпа сомкнулась между нами, а внутри меня что-то оборвалось.       До этого момента у меня всегда были относительно хорошие отношения с папарацци, которые, казалось, оказывались везде, куда бы я ни пошел. Я понимал, что в этом состоит их работа, а моя работа заставляет их разыскивать меня. Понимал, что это неизбежное зло, с которым придется мириться, если я выберу стезю актера, поскольку журналисты преследовали самых популярных в моей профессии.       Но Сьюки не выбирала известность. Учитывая, что мы оба пропили воспоминания о предыдущей ночи, я предположил, что и брак со мной тоже не был ее выбором. Это решение принадлежало «Jose Cuervo» (ПП: текила). Окажись на месте Сьюки любая другая женщина, я бы просто продолжил продираться к двери: каждая из моих прошлых шлюх искала славы. Они бы упивались дерьмом, в котором мы сейчас плавали. Но за последний час я в какой-то момент пришел к выводу, что Сьюки ничуть не похожа на них. Ее вспыльчивость и крикливость действовали мне на нервы, как ничто и никогда прежде. Но хотя условие участия Сьюки в фиктивном браке казалось мне неприемлемым, с ее точки зрения оно было обоснованным. Она могла просить что угодно, но, как оказалось, хотела лишь уважения; это возвысило ее в моих глазах над любой другой женщиной, которую я когда-либо трахал.       У Сьюки получалось за одну секунду довести меня до белого каления, но страх на ее лице из-за шумной толпы пробудил во мне нечто, чего я ни разу прежде не испытывал: желание защитить.       Я развернулся и пробрался туда, где последний раз видел ее. Основная часть толпы расступалась, как Красное море, а тех, кто оказался недостаточно расторопен, я решительно отбрасывал. Я не сводил глаз с человека, который причинил страдания моей диснеевской принцессе. Он стоял ко мне спиной, направив камеру перед собой и безостановочно что-то выкрикивая, но я ничего не слышал — меня ослепила ярость.       Оказавшись достаточно близко, я схватил хуесоса за шиворот, поднял и отшвырнул, не беспокоясь, куда он упадет. Прошелся взглядом по окружающим, проверяя, у кого еще хватит духу связываться со мной. Разгневанный как никогда, я хотел разорвать их одного за другим, но тут взгляд упал на растянувшуюся на полу Сьюки. Женщину, с которой я совсем недавно готов был драться, причину моего годичного воздержания, чьи слезы превратили злого, готового разрушать социопата в человека, способного держать себя в руках. Я наклонился, подхватил Сьюки на руки и понес. Ее запах успокаивал. Раз девушка смогла вызвать у меня такую реакцию, то я окажусь в полной заднице, если она когда-нибудь заплачет на шоу Опры.       Когда мы забрались в лимузин, Сьюки все еще выглядела испуганной, а руки продолжали цепляться за мою шею. Я попытался ее успокоить, в шутку спросив, где же прячутся маленькие лесные друзья. Кажется, это сработало. Стоило Сьюки пошутить о своих несуществующих свадьбах в Вегасе, как я понял, что она снова стала собой — или, по крайней мере, не стервозной версией самой себя. Мне это понравилось. Затем она извинилась за то, как обращалась со мной, и поблагодарила за «спасение», поразив меня. Я обнаружил, что она нравится мне все сильнее. Личность Сьюки обладала милой стороной, которую я никогда прежде не искал, потому что никого «милого» в моей жизни не было. Меня всегда окружали люди, которые чего-то хотели от меня (славы или денег), которые делали все, что я им говорил (желая славы или денег), и те, которые указывали мне (ради славы и денег). «Милое» не входило в их генетические особенности, но я вдруг обнаружил, что теперь, узнав вкус, желаю большего.       К сожалению, Пэм решила положить этому конец, забравшись в лимузин именно в этот момент. Как только мы тронулись, ее слова заставили меня задуматься.       — Вы двое отлично сыграли! Скоро на каждой первой полосе появится фото, на котором ты несешь невесту к машине, а она с любовью тебя обнимает. Это выглядело реальным!       Я оглянулся на Сьюки, гадая, насколько притворно она плакала. Она уже пригрозила, что использует слезы как средство нападения, если я нарушу договор. Учитывая, как быстро ее расстроенное лицо вызвало у меня реакцию, я начал задумываться, не лгала ли она все время. Могла ли она быть настолько хорошей актрисой?       Сомнения лишь усилили мой защитный барьер. Я возвел его, как и любой ребенок, воспитанный в шоу-бизнесе. Меня пугало, насколько быстро Сьюки сумела пробить в нем брешь. Я бы безо всяких проблем трахнул ее – готов поспорить, но чтобы одолеть уже восстановленную броню, понадобится нечто большее, чем милые слова и немного слез. После похвалы Пэм в глазах Сьюки сверкнул гнев, мгновенно покончив с образом девы в беде, которой она казалась минутой ранее. Моя оборона укрепилась. Я ошибался насчет Сьюки – понятия не имею, какова ее истинная личность.       Когда пришло время придумывать историю наших отношений, ее благопристойный образ жизни оказался помехой. Наконец, Сьюки упомянула тренажерный зал и спросила, с кем я тренируюсь. Мне хотелось узнать, знакома ли она с Треем, но Пэм продолжала говорить, так что задать вопрос не удалось. Затем я и вовсе его позабыл: Сьюки гневно поинтересовалась, как давно я в последний раз кого-то трахал. Она наградила меня таким взглядом, что стало трудно сопоставить милую девушку, которую я надеялся узнать получше, с сучкой, что конфликтовала со мной.       Последней я трахал брюнетку, приглашенную на шоу в качестве чьей-то замены, но не мог точно вспомнить, как давно это было, и уж точно не мог вспомнить ее имени. Лицо Сьюки раскраснелось от злости, и во мне мгновенно проснулся мудак. Я подъебнул ее, постучав по подбородку и сделав вид, что размышляю, прежде чем выдал свое лучшее предположение.       Сьюки возмутила мысль, что я мог бы соблазнить ее всего за две недели, а мое раздражение возросло. Я был горячим товаром с огромным количеством фанатов. Мне посвящали аккаунты в «Tumblr», где любую девушку, оказавшуюся рядом со мной на фото, разрывали в киберклочья. Я не был настолько тщеславен, чтобы гуглить самого себя, и знал об этом лишь со слов Пэм, но все же. Меня хотели тысячи женщин. Я мог совратить большинство из них безо всяких проблем. Предположение о том, что со Сьюки я не уложился бы в две недели, казалось нелепым.       Один ее взгляд в мгновение ока мог качнуть мой эмоциональный маятник от порыва защитить до желания поймать в удушающий захват. Это сбивало с толку. Так, видимо, и строились мои ответы, независимо от того, хотел я реагировать или нет. Очевидно, мне нравилось бесить Сьюки. Она не разочаровала — отодвинулась от меня как можно дальше и надулась, глядя в окно. По крайней мере, с ней не было скучно.       Я посмотрел на Пэм и увидел, что она наблюдает за нами, приподняв уголки губ, — должно быть, вколола слишком много ботокса. Затем она взялась проверять сообщения в мобильном, оставив нас со Сьюки во взаимном неловком молчании.       Оно продлилось всего несколько секунд, прежде чем Сьюки заговорила:       — Вы правда считаете, что нужно лгать нашим семьям? Не знаю, смогу ли я…       Звонок телефона оборвал Сьюки, как и крик Пэм.       — Это, блядь, шутка?!       Она тут же раздраженно сбросила вызов. Протянула руку и включила телевизор, переключив канал на «Entertainment News». Я услышал, как Сьюки пробормотала: «Боже мой», а на экране появился какой-то парень без рубашки с растрепанными светлыми волосами. Он стоял в дверях, как я предположил, своего дома. Пэм прибавила громкость.       Интервьюер: Вы — брат Сьюки Стакхаус, которая недавно вышла замуж за актера Эрика Нортмана, не так ли?       Джейсон: Верно. (усмехается и машет камере)       Интервьюер: Их вчерашний брак стал неожиданностью. Мисс Стакхаус — или, поправлюсь, миссис Нортман — не была замечена с ним на свиданиях. Можете ли вы нам рассказать, как долго они встречались?       Джейсон: (чешет голову, рассматривает то, что вытащил из волос, пожимает плечами и отщелкивает мусор в сторону) Я не могу точно сказать, но она всегда его любила. Черт, ее комната в бабулином доме до сих пор оклеена плакатами с ним. Сьюки со времен учебы живет в Калифорнии и возвращается домой несколько раз в год. Она в основном контактирует с бабулей — эм, нашей бабушкой Адель Стакхаус. Я вчера попытался позвонить Сью, когда услышал новость, но она не ответила — брачная ночь и все такое. (играет бровями и подталкивает интервьюера локтем)       Интервьюер: То есть вы понятия не имели, что она встречалась с Эриком Нортманом?       Джейсон: Не… Мы не говорим с ней об отношениях. В основном о том, что здесь творится, и о футбольной команде Старшей Школы Бон-Темпс. (кричит) Мы надерем тебе (бип) в этом году, Кларис! Слышишь? (поднимает палец в жесте «Мы — номер один» с широкой улыбкой)       Интервьюер: Итак, вы говорите, что не…       Джейсон: (перебивает) Скажи, Эрик Нортман ведь был настоящим бабником, как и я, не так ли?       Интервьюер: Ну, на протяжении многих лет он был связан с несколькими женщинами…       Джейсон: (перебивает) Итак, раз он женился на моей сестре, он больше не будет встречаться ни с одной из этих прекрасных дам. (наклоняется к журналисту и заговорщицки шепчет) Я думаю, он мог бы отдать новому шурину свою записную книжку? (подмигивает в камеру)       (У интервьюера отвисает челюсть).       Джейсон: Ничего, сам у него спрошу. (На заднем плане звучит незнакомый женский голос: «Джейсон, вернись в постель». Джейсон смотрит на интервьюера) Это останется между нами, ладно? (снова подмигивает и закрывает дверь).       Этот идиот никак не мог быть ее братом. Ни, блядь, за что. Я отказывался верить, что женился на девушке, в чьей родословной был осел. Посмотрел на Сьюки, ожидая, что она начнет гневно все отрицать — скажет, что никогда не встречала героя плаката «Уебан года». Но Сьюки уткнулась лицом в ладони, снова и снова повторяя: «Нет, нет, нет, нет, нет…», а чертова татуировка на ее пальце насмехалась надо мной.       Пэм прервала стенания, спросив:       — Это отвечает на твой вопрос? — Потом повернулась ко мне и огрызнулась: — Клянусь, если я услышу хотя бы шепот о том, что ты создал аккаунт в «Twitter», отрежу тебе яйца и заставлю сожрать из моих рук быстрее, чем успеешь сказать «Победа»!       Я сжался на сиденье, уставившись на свой недавно подписанный безымянный палец и сомневаясь, что Сьюки расслышала бормотание Пэм:       — Я возьму охуенную доплату за это дерьмо.       Если она сможет разрулить кромешный пиздец, который мы только что видели, то заработает каждый чертов пенни.