Ва-банк

      23. Сьюки       Что ж…       Голос Амелии прокричал мое имя, и разум мигом очистился от похоти. Не думаю, что господь мог послать более очевидный знак. Я не хотела покидать руки (или любую другую часть) Эрика, но заставила себя отстраниться и вылезти из бассейна. Попутно я пыталась решить, стоит ли обнять Амелию или хорошенько ей врезать.       — Какого хрена, Сью?       В тот момент желание врезать лидировало с большим отрывом. Я ответила вопросом:       — Какого хрена, Эймс?       — Блин, даже не знаю. Может, я думала, что лучшая подруга додумается мне позвонить, после того как уехала с парнем, которому вчера утром хотела оторвать яйца. Тебе звонили из Центра для пожилых — ведь ты сегодня не появилась. Я забеспокоилась. Попробовала дозвониться на твой мобильный, но сразу попала на голосовую почту. Судя по таким данным, мудак вполне мог быть занят закапыванием твоего трупа!       — Гадство! — поверить не могу: я облажалась дважды за один день. В последнее время Эрик умудрялся занимать все мои мысли. — Совсем забыла, — пояснила я и добавила: — Эрик вовсе не мудак!       Он определенно вырос в моих глазах; услышав, как Амелия его ругает, я моментально взъерошилась. Подруга все еще кипела, а когда перевела взгляд на бассейн, у нее отвисла челюсть. Обернувшись, я увидела только что вышедшего из воды Эрика. Я завернулась в полотенце, которое принесла с собой, а он, видимо, забыл захватить свое, поэтому просто стряхивал воду с волос. Капли разлетались во все стороны. Мышцы криптонитовой груди и пресса напрягались от каждого движения. Эрик словно вышел прямо из чертовой рекламы высококлассного одеколона. Впрочем, для рекламы прокладок зрелище тоже могло пригодиться. Мне срочно требовались дополнительные меры по сдерживанию притока влаги в нижних регионах, — а ведь я всего лишь на него смотрела. Эрик сколотил бы на этом состояние.       Господь всемогущий, знамения твои сбивают меня с толку. Аминь.       — Ничего себе, — пробормотала Амелия.       — Ага, — согласилась я.       — Неудивительно, что ты не звонила.       — Точно.       — Он очень рельефный.       — Знаю.       — Можно мне тоже сюда въехать?       — Не-а.       — Ты уже устроила ему тест-драйв?       — Нет.       — Можно мне?       — Нет, черт возьми       — Ну и что ты за лучшая подруга? Блядь! — ахнула вдруг Амелия. — Я что-то прервала, не так ли?       — Не уверена. Может быть… Но это, наверное, к лучшему.       Эрик подошел, улыбнулся мне, а затем грозно уставился на Амелию.       — Как, черт возьми, ты прошла через ворота?       — Эрик! — упрекнула я. — Не будь засранцем. Амелия — моя лучшая подруга!       Впрочем, он задал интересный вопрос. Я повернулась к ней и спросила:       — А как ты прошла через ворота?       Амелия рассеянно глазела на грудь Эрика, к которой теперь оказалась довольно близко. Я не могла ее винить: то же самое продолжало происходить и со мной. Я взяла полотенце и накинула на Эрика спереди, как покрывало в парикмахерской. Кажется, это сработало.       — Эм-м-м… Ты не ответила на звонок, и я приехала сюда. Алсид оставил мне адрес, чтобы я могла переслать почту. Когда я пригрозила охраннику у ворот самодельной вазэктомией, он позвонил вам домой, но ничего не вышло. Затем позвонил Пэм, и она велела меня впустить.       Я посмотрела на Эрика, пытаясь понять, устроило ли его объяснение, но он, кажется, даже не слушал. Его взгляд был прикован к моему телу. Вспомнив о синяках (и не желая объяснять Амелии их происхождение), я подбежала к креслу, схватила саронг, обернула его вокруг талии и направилась к дому.       — Пойду переоденусь, — сообщила я Эрику. Схватила Амелию за руку и потащила в свою комнату.       — Кажется, вы поладили, — сказала подруга, плюхаясь на мою кровать. Я схватила одежду, которую носила до этого, и вышла в ванную.       Оставив дверь открытой, я переодевалась и рассказывала Амелии обо всем, что успело произойти. От встречи с Нортманом-старшим и Перечницей до ссоры с Пэм из-за колец, а также обо всем остальном. Все это время подруга молчала — редкость для Амелии. Когда я закончила, она спросила:       — Так как ты ко всему этому относишься? Все еще хочешь остаться на год?       — Я должна, ради бабушки. Ты же была в Бон-Темпс. Можешь представить, как ей будет стыдно перед людьми, если всплывет правда? Кроме того, бабуля, кажется, так счастлива за меня. Не хочу ее разочаровывать.       Амелия немного подумала и ответила:       — Полагаю, ты права, но как же Эрик? Вчера вы были готовы друг другу глотки перегрызть, а теперь резко сблизились? Вы успели пожениться буквально через пару часов после знакомства! Между вами бесспорно есть химия. Возможно, есть и нечто большее?       Возможно ли это?       — Не знаю, — честно сказала я. — Порой Эрик бывает уебаном, но иногда становится забавным и милым. Он сексуален до неприличия. Но что, если он просто притворяется славным парнем, чтобы я с ним переспала? Вряд ли он ищет серьезных отношений. Я не собираюсь падать в его постель лишь потому, что он горяч.       Амелия уставилась на меня и сказала:       — Сьюки, я видела в твоей спальне святилище имени Эрика Нортмана. Судя по тому, что я застукала в бассейне, притяжение взаимно, даже когда вы оба трезвые. Почему бы не отнестись к этому непредвзято? За этот год ни один из вас никого не встретит. Так перестань все анализировать; живи настоящим. Если это произойдет, значит, так тому и быть. В этом нет ничего плохого.       — Но в этом-то все и дело! Думаешь, Эрик способен хранить верность? Ты же видела, как он психанул, когда я поставила такое условие. Допустим, я с ним пересплю. А потом он заскучает и отправится трахать какую-нибудь старлетку. Я буду не просто унижена; если я позволю Эрику так близко ко мне подобраться, это ранит мою гордость.       Взгляд Амелии смягчился.       — Не позволяй Куинну отнять у тебя способность доверять людям. Этот придурок лишил тебя невинности, но ты не можешь позволить его поступкам диктовать, как тебе жить дальше. Не каждый мужчина — изменяющий засранец. Если закроешься от всех остальных, боясь, что снова обожжешься, получится, что и это Куинн у тебя отобрал.       Я стянула мокрые волосы в пучок и плюхнулась рядом с ней.       — Но он Эрик Нортман, ебарь порнозвезд. Неужели ты думаешь, что именно с ним мне следует испытать веру в людей?       Амелия обняла меня и поцеловала в щеку.       — А ты — миссис Эрик Нортман. Как минимум, на весь следующий год. Учитывая, сколько внимания на вас направлено, ты сразу узнаешь, если он подурачится на стороне. И я буду рядом, чтобы помочь тебе с домашней вазэктомией.       Подруга поиграла бровями. Я хихикнула, и призналась:       — Не знаю, не знаю. Мы можем нечаянно отвлечься от задачи, увидев, чем его природа наградила.       Амелия тут же отстранилась.       — Колись!       Я развела руки, показав приблизительные габариты, и она вытаращила глаза.       — Вау!       — Знаю, — согласилась я. — И он тогда даже не стоял.       — Так чего, черт возьми, ты ждешь? — Она встала и потянула меня к себе. — У тебя есть персональная секс-игрушка, готовая устроить в постели мамбо номер пять, а ты сидишь и треплешься со мной?       Амелия распахнула дверь и вышла, а я прошептала за ее спиной, выходя следом:       — Я не стану с ним трахаться! — И добавила про себя: «Пока что».       — Пока что, — поправила подруга вслух.       Мы отправились на кухню, чтобы выпить. Амелия увидела покерный стол и удивленно посмотрела на меня.       — Знаю. — Я покачала головой, признавая незрелость Эрика в выборе декора.       Через мгновение к нам присоединился и он сам. К счастью, одетый. Амелия повернулась к Эрику и сказала:       — Мне нравится, как ты обставил дом. Шикарная атмосфера мальчикового братства.       Супруг ответил ей ослепительной улыбкой, при виде которой мы с Амелией сглотнули, мгновенно обезоруженные. Он произнес:       — Спасибо. Хочешь, проведу экскурсию? Ты уже видела входную дверь снаружи? Я с удовольствием покажу.       — Эрик! — Трудно было злиться, когда он сверкал своими жемчужными зубами, но я, черт подери, пыталась.       Амелия снова улыбнулась.       — Спасибо, но ее я уже видела. Кстати, ее бы стоило запереть. Сюда кто угодно может войти.       — Да уж, — пробормотал Эрик. Он подошел к холодильнику, открыл его, изучил содержимое и произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:       — И съесть тут нечего.       Мы только что купили продуктов на триста долларов — кухню пришлось наполнять с нуля. Я подошла, чтобы проверить. Вдруг кто-то пришел и спер все содержимое, пока нас не было? Шкаф был полон, как и в последний раз, когда я туда заглядывала, поэтому я констатировала очевидное:       — Здесь полно еды.       — Нет, здесь полно ингредиентов.       Ну, разумеется.       — Ты не наелся бутербродов, которые я сделала? — спросила я, оглядываясь и понимая, что они исчезли.       — Алсид их все забрал.       Эрик выглядел таким грустным, что я сжалилась над ним. Достала продукты, чтобы сделать еще, и сказала:       — Я приготовлю, но только один. Не надо портить аппетит перед ужином.       Он вознаградил меня улыбкой, из-за которой я выронила из рук пакет с булочками. Затем меня вознаградили еще раз: Эрик наклонился, чтобы поднять упаковку. Нужно почаще ронять вещи рядом с ним.       Полагаю, Амелия заметила, куда смотрят мои глаза — или мысли. Она откашлялась, привлекая мое внимание, и улыбнулась.       — Что ж, оставлю вас наедине. Наслаждайтесь домашним уютом. Позвони мне и расскажи про свой первый день на работе, Сью.       — Тебе не обязательно уходить, Эймс, — сказала я. А Эрик пробормотал:       — Самое, блядь, время.       Я шлепнула его по руке и проводила Амелию к передней двери, обняв на прощание. Она шепнула мне на ухо:       — Если он такой большой, как ты сказала, лучше подготовь смазку.       — АМЕЛИЯ! — рявкнула я, краснея от этой мысли. Осознав, что Эрик стоит прямо позади меня, я едва не упала. Я боялась на него взглянуть, не зная, услышал ли он слова подруги. Мы попрощались, и я метнулась на кухню, чтобы не смотреть на Эрика. До меня донесся щелчок дверного замка. Я сделала бутерброд так быстро, как только могла. Если рот Эрика будет слишком занят для разговоров, возможно, он не станет говорить о том, что мог подслушать. Закончив, я сунула ему тарелку.       — А ты не собираешься есть? — спросил Эрик.       Я покачала головой и начала готовить тесто для яблочного пирога.       — Через пару часов будет готов ужин, тогда и поем.       Эрик застонал, и я взглянула на него. Он жевал бутерброд, закрыв глаза. Потом проглотил и сказал:       — Это лучший сэндвич, что я когда-либо пробовал.       Я снова покраснела от комплимента, пробормотала «спасибо» и вернулась к своему занятию.       После этого он молчал, за исключением случайных стонов, которые отзывались прямо у меня в паху. Я мысленно напомнила себе купить пачку прокладок. Или сразу ящик.       Я продолжала заниматься пирогом, очищая, нарезая и покрывая яблоки смесью сахара с корицей, изредка украдкой поглядывая на Эрика. Он сидел на барном стуле, прикончив бутерброд, и молча наблюдал за мной. Столь явное внимание меня очень смущало. Закончив добавлять карамель, я наконец спросила:       — На что ты смотришь?       Эрик пожал плечами и ответил:       — Я никогда не видел, как кто-то делает пирог с нуля. Обычно я заказываю десерт, и мне его приносят. Но я никогда не задумывался о том, как он стал пирогом.       Я усмехнулась и пояснила:       — Он делается из ингредиентов. Ты думал, его наколдовывают феи-кондитеры?       Эрик улыбнулся.       — Это ты обладаешь сказочной способностью очаровывать лесных существ направо и налево. Ты мне скажи.       Поставив пирог в духовку, я признала:       — Подловил. Я действительно фея, только никому не говори. Стараюсь сидеть тише воды, ниже травы.       — Я сохраню твой секрет.       Эрик, конечно, не был Прекрасным Принцем. Но когда он вел себя так мило и нормально, я забывала, каким мудаком он порой становился. Его очаровательные улыбки ослабляли те крохи решимости, которые у меня еще остались. Я сосредоточилась на приготовлении жареного цыпленка, а не на глазах Эрика. Каждый раз, когда я краснела, замечая, что он на меня смотрит, в его взгляде плескалось веселье.       Я приготовила достаточно еды, чтобы накормить армию, и с трудом пристроила все на стойку. Но оно того стоило: я поняла это, как только начала есть. До этого момента я не понимала, насколько сильно проголодалась. А когда до меня дошло, что мои одобрительные стоны звучат совсем как удовольствие Эрика, я не смогла удержаться от смеха.       — Что смешного? — спросил супруг, прожевав.       Я отхлебнула сладкого чаю и ответила:       — Если бы сейчас кто-то зашел и услышал нас, то решил бы, что мы заняты совсем другим.       Глаза Эрика потемнели от вожделения, а голос понизился на октаву. Я едва не подавилась последним куском.       — Я готов, если ты за. Не стоит их разочаровывать.       — Но дверь заперта. Никто не войдет. — Включаем дурочку. Не «я не буду с тобой трахаться!», а «дверь заперта». Впрочем, это не моя вина. Мой мозг отключился, как только Эрик облизнул губы. ОБЛИЗНУЛ ГУБЫ!       Эрик, видимо, любил пользоваться дурочками. Он улыбнулся и спросил:       — Так мне отпереть дверь?       Почему здесь было так жарко? Я посмотрела на духовку, проверяя, выключила ли ее после приготовления пирога. Как оказалось, да; дело было не в духовом шкафу. Мы оба в основном уже доели, поэтому я притормозила с ответом и занялась уборкой стола. Затем нарезала пирог и поставила перед Эриком блюдце с куском. Я не настолько доверяла супругу или самой себе, чтобы сесть рядом, и встала по другую сторону барной стойки, размышляя над своим ломтиком о словах Амелии.       Эрик тоже не ел, ожидая, наверное, моего ответа. И я его дала.       — Несмотря на нашу первую брачную ночь, я не из тех, кто любит случайный секс. Это должно для меня что-то значить, а мы с тобой едва знаем друг друга.       — Но тебя влечет ко мне, а меня — к тебе, — сказал Эрик, снова утверждая очевидное.       — А я считала парня, который доставлял коробки Snapple в закусочную, где я работала, привлекательным, но не стала бы заниматься с ним сексом. — От моего ответа выражение Эрика изменилось, но лишь на мгновение. Я не смогла определить, какие на его лице промелькнули эмоции, поэтому продолжила: — Тебя сочтет привлекательным любая женщина и, вероятно, многие мужчины, Эрик. Ты практически живой Адонис. Но мне нужна эмоциональная связь, а я сомневаюсь, что ты хочешь иметь дело с отношениями. Без такого уровня близости ничего не произойдет.       Ну вот. Я это сказала. Поднять щиты, мистер Спок, мощность на максимум! Скотти! Больше энергии!       24. Эрик       Ебаная Пэм. Только она могла обломать меня через гребаное вторжение, позволив Амелии пройти через ворота. Когда я выходил из бассейна, девушки определенно говорили обо мне. Ухмыляясь, я подошел к Сьюки как можно развязнее, зная, насколько ей нравится моя голая грудь. Теперь следовало выставить Амелию, но перспективы были не радужные: Сьюки увела подругу в свою комнату.       Через несколько секунд я последовал за ними, чтобы тоже переодеться. Но раз уж я обосновался под каблуком своей жены, то остановился у двери ее спальни и подслушал их с Амелией разговор. Я знал, что нравлюсь Сьюки, но этот ублюдок Куинн, судя по всему, причинил ей боль своими изменами. Она боялась, что я поступлю так же. Не знаю, какого хуя она в нем нашла. Впрочем, вспомнив некоторых своих сексуальных партнерш, я понял, что не мне ее судить.       Она хотела отношений. Моногамии. Даже в мыслях это слово звучало странно; я не мог представить, как произнесу его вслух. Я никогда не был в отношениях и никогда этого не хотел. Совершенно незнакомая территория.       Хотел ли я ступить на нее?       Я мог признаться — хотя бы самому себе, — что меня влечет к Сьюки. Уже не только из-за ее тела или красоты. Было в ней что-то еще, чему я пока не мог подобрать названия. Возможно, если нам удастся поговорить дольше пяти гребаных минут, я во всем разберусь.       Амелия назвала меня секс-игрушкой Сьюки, и сразу выросла в моих глазах. Но я по-прежнему хотел, чтобы гостья свалила. Едва я успел удалиться в свою комнату и закрыть дверь, как услышал, что девушки выходят. Я довольно быстро переоделся, но постоял еще минуту или две, обдумывая подслушанное.       Пэм, кажется, считала Сьюки «той самой», но еще Пэм полагала, что ее фекалии не пахнут. Я не искал «ту самую», да и не хотел никакой «той самой», но не мог отрицать, что хочу Сьюки. Сейчас меня тянуло только к ней; я даже не задумывался о других женщинах.       Может, на данный момент этого достаточно?       Я сделал все возможное, чтобы показаться Амелии очаровательным мудаком. Конечно, мне понравилось то, что она сказала Сьюки, но от ее присутствия мой член болел, и отнюдь не в хорошем смысле. Как только Амелия попрощалась, я последовал за девушками и запер чертову дверь, чтобы никто больше не приходил без предупреждения. Я хотел побыть со Сьюки наедине.       Сэндвич, который она мне приготовила, оказался чертовски, оргазмически хорош. Вкуснее, чем вся моя еда за последнее время. Однако я волновался за Сьюки, зная, что она ничего не ела со вчерашнего вечера. Надеюсь, все дело в том, что сегодня много всего случилось, а не в каком-то нелепом решении похудеть. Я видел Сьюки в купальнике, и единственным, что ей следовало сбросить, был именно он.       Смотреть, как Сьюки готовит пирог, было одновременно забавно и непонятно. Я следил за каждым ее движением, а она, очевидно, смущалась. Стоило ей поднять глаза, как щеки заливал румянец. Но мое замешательство было вызвано не только тем, что она делала пирог по памяти. Дело было во всей Сьюки. В стервозном обличии она могла утихомирить Пэм (и даже очаровать ее), но вот с другой стороной ее личности у меня возникали трудности. Я даже ничего не сказал — лишь намекнул, что проголодался, — и Сьюки тут же сделала мне бутерброд. Она обещала готовить еду, выполняя часть своей дурацкой сделки по совместному проживанию, однако это не казалось настоящей причиной. Полагаю, Сьюки в каком-то смысле хотела позаботиться обо мне. Я не привык к такому — если это не сопровождалось жополизанием ради моего одобрения или больших чаевых. Сьюки, кажется, хотела сделать мне бутерброд просто потому, что я проголодался.       Я наблюдал за ней больше часа. Она так уверенно сновала по кухне, словно всегда жила в моем доме. Чем дольше я смотрел на Сьюки, тем сильнее мне нравилось видеть ее здесь. Прежде я никогда не испытывал одиночества, но теперь, с появлением Сьюки, я запросто мог представить, как без нее станет пусто.       Это сбивало с толку.       Носившиеся по кухне запахи поманили бы меня даже из самой дальней комнаты, а вкус самой пищи, наверное, удержал бы меня там навсегда. Наблюдая за каждым жестом Сьюки, я все равно, кажется, пропустил, как она добавила в пирог волшебную пыльцу, сделав его настолько восхитительным. Я и не подозревал, насколько громко выражаю свою признательность, пока Сьюки не засмеялась и не сказала, как мы звучим.       Внезапно мне захотелось чего-то другого, и это был не яблочный пирог.       К счастью, я подслушал разговор Сьюки с подругой, поэтому был готов услышать эти слова. Иначе моя реакция, как внутренняя, так и внешняя, могла нанести непоправимый ущерб нашим хрупким отношениям.       Отношения.       Слово, как и его значение, уже не казалось мне таким неестественным, когда передо мной стояла Сьюки. Услышав о ее сомнениях на мой счет, я даже не мог разозлиться: я и сам не был уверен, пока не услышал, что Сьюки хотела именно этого.       Я пока не знал, смогу ли стать тем, кто ей нужен, но был готов попробовать.       — Сьюки, у меня еще никогда не было отношений, — признался я. Порадовался, что прошел первое препятствие и не подавился словами, и продолжил. — Раньше я попросту не хотел этого, не чувствовал такой необходимости. Но если тебе это нужно, я готов попробовать.       Судя по шоку на ее лице, ответ получился неожиданным. Через мгновение Сьюки спросила:       — Ты соглашаешься только из-за нашей договоренности? Я не хочу начинать отношения, зная, что для них уже обозначен срок годности.       — Нет, — быстро ответил я, потому что это была правда. — В тебе есть нечто такое, что заставляет меня возвращаться. И неважно, сколько ты находишь способов назвать меня мудаком, — ухмыльнулся я.       Она мягко улыбнулась и шепнула:       — Мудак.       Затем прикусила губу и снова спросила:       — Ты уверен? Прости, что продолжаю спрашивать. Мы не очень хорошо друг друга знаем, но, честно говоря, Эрик, я просто не представляю тебя в серьезных отношениях.       Я усмехнулся.       — Сьюки, я на тебе женился. Каких еще обязательств ты хочешь?       Она ответила, сверкая глазами:       — Это не считается. Мы даже не знали друг друга!       — Возможно, это правда, но наш брак так же реален, как татуировки под кольцами и лицензия с подписью Буббы. Конечно, мы решили остаться в браке по совершенно иным причинам, но сейчас я нахожу еще больше причин продолжать. — Я чувствовал, что Сьюки колеблется, и знал, почему. — Сьюки, я не предам тебя. Я понятия не имею, как все получится, но даже если это не сработает, я не стану нарушать условия нашей сделки.       Я ощущал искренность каждого слова. Никогда еще мне так сильно не хотелось услышать ответ «да».       — Могу я кое-что спросить?       Не «да», на которое я надеялся, но и не «нет».       — Конечно.       Сьюки перевела взгляд на столешницу и задала вопрос:       — Почему ты целовал и касался меня в магазине? Потому что люди на нас смотрели?       — Да, — улыбнулся я. И прежде чем Сьюки успела расстроиться, пояснил: — Я просто думал, что при всех ты меня бить не станешь. Целовать и касаться тебя я хотел по своим собственным эгоистичным причинам, а вовсе не ради шоу для женщин в пижамных штанах, которые перещупали каждую дыню в корзине.       Сьюки улыбалась все шире, а затем, наконец, произнесла желанные слова.       — Тогда ладно, я согласна дать нам шанс.       Я встал, готовый смести ее с ног, но Сьюки остановила меня, подняв руку, и спросила:       — Как ты хочешь поступить?       Кажется, Сьюки спрашивала не о том, предпочту ли я нагнуть ее над стойкой или просто посадить сверху. Осознав это, я сел обратно.       — Думаю, ты должна позволить мне сразить тебя.       Сьюки насмешил мой выбор слов, и я поднял бровь. Она подавила смех и отказалась:       — Ага. Но пока лучше сдайся.       Сьюки принялась собирать остатки ужина, а я попробовал пирог и едва не кончил прямо в штаны. Она добавила к тесту какой-то карамельный сироп — словно теплые яблоки с корицей сами по себе не были достаточно хороши. Мои чувства пришли в смятение. Когда вилка стукнула по пустой тарелке, на моем лице, наверное, отразился ужас; Сьюки поскорее подвинула ко мне свой нетронутый кусок.       Я тут же занялся им и пробормотал:       — Боже мой, Сьюки, твой пирог так хорош, что я мог бы есть его каждый день до конца жизни.       Что-то грохнулось на пол. Сьюки выругалась и присела за стойкой.       Я вскочил и подбежал к ней, спрашивая с набитым ртом:       — Ты в порядке? Не поранилась? — Я не только хотел, чтобы Сьюки была в порядке, но и чтобы она могла приготовить новые и новые пироги.       Она отмахнулась, не глядя на меня, и сказала:       — Все нормально, извини. Просто тарелку уронила. Возвращайся к еде.       Разбитая тарелка меня не беспокоила. Я готов купить хоть миллион таких, если Сьюки положит на каждую кусочек пирога.       Наевшись досыта, я сел, похлопал по набитому животу и сказал:       — Если ты и дальше будешь так готовить, я растолстею.       Сьюки уже завернула всю еду в фольгу, и теперь вертела шуршащий лист в руках, делая из него нечто похожее на нижнее белье.       — Ты делаешь лебедя? Вроде тех, которыми рестораны оформляют еду на вынос?       — Что? — спросила Сьюки, отвлекаясь от алюминиевого оригами и глядя на меня.       Я показал на фольгу в ее пальцах и пояснил:       — Вот эта штука станет лебедем?       Сьюки, кажется, не понимала, о чем я говорю. Возможно, она не бывала в таком ресторане. Я уже знал, куда поведу ее на наше первое свидание. Опустив глаза, Сьюки покраснела, смяла фольгу в комок и выбросила, а затем занялась посудой.       Поместив в посудомойку все, кроме кастрюль и сковородок, Сьюки принялась мыть их вручную. Я встал рядом, вытирая каждый переданный предмет.       — Уже вижу, как ты пытаешься меня сразить.       Улыбаясь, я спросил:       — И как, работает? — Я объелся, но ни в коем случае не стану отказываться, если Сьюки решит прыгнуть в самый, так сказать, смак отношений.       — Едва ли, — натянуто рассмеялась она. У меня возникло чувство, что Сьюки не совсем честна. Но в чем именно, я понятия не имел.       Когда все было вымыто и убрано, я посмеялся, наблюдая, как Сьюки играет в тетрис, пытаясь уложить все в холодильник. После нескольких попыток дверца все-таки закрылась. Повернувшись, Сьюки посмотрела на покерный стол и спросила:       — Может, куда-нибудь переставим эту штуку?       Эту штуку!       — Эта штука, — я погладил стол, пытаясь сообщить ему, что все будет хорошо, — мой талисман. За ним я ни разу по-крупному не проигрывал. С тех самых пор, как купил.       Сьюки закатила глаза.       — Ну, я не умею играть, но точно знаю, что есть за стойкой будет ужасно неудобно. Может, ты перенесешь его в другую комнату? А я подберу в Target обеденный стол для взрослых.       Сьюки съела практически столько же, сколько и я. Не знаю, как ей удавалось сохранять столь притягательную фигуру, но я не мог отвести от нее глаз.       — Может, я научу тебя играть? Если выиграешь, я передвину стол. Но должен предупредить: у меня нет фишек, поэтому играть придется на раздевание.       Сердце бешено заколотилось. Сьюки подошла, прижалась ко мне всем телом, наклонилась и выдвинула ящик стола, где хранились фишки для покера. Блядь.       — Я не умею играть, но знаю, что это — фишки для покера. — Она усмехнулась и отступила на два шага. Мой член попытался последовать за ней через джинсы.       — А, вот они где. Что ж, сыграем с фишками. Пока что.       Я хотел было надуть губы, но не смог; Сьюки зевнула и сказала:       — Мне рано вставать на работу, так что давай в другой раз. Вчера я почти не спала, так что нужно наверстать.       Поскольку зевота была заразительна, вскоре и мои глаза начали слипаться. Я чувствовал себя сытым и сонным, поэтому неохотно ответил:       — Ладно.       Затем сделал два шага к Сьюки, сильно взволновав этим свой член, и спросил:       — Я получу поцелуй на ночь?       У нее перехватило дыхание. Сьюки положила руку мне на грудь и сказала:       — Признаю, ты поразил меня, Эрик, но еще не сразил. — Она мягко улыбнулась и добавила: — Спокойной ночи. — Затем повернулась и направилась в свою комнату.       Улыбаясь в ответ, я подумал, что мой член вряд ли когда-нибудь меня простит.