Соседи

      Выстрел… Нет, не грохнул. Он скорее был похож на хлопок. Время потекло патокой.       Ричард, удивлённо смотрящий перед собой. Заржавший Моро. Седой мальчишка, раскрывший рот в беззвучном крике — а на его груди распускается алый цветок.       Трое кэналлийцев, не дожидаясь приказа, кинулись в дом, едва не вынеся двери. Рокэ подхватил оседающего на землю Молчуна.       «Быстрее, зажмите рану! — заорала девушка. — Хоть чем-нибудь!»       Маршал сорвал с шеи шёлковый платок и прижал его к ране. На губах Молчуна пузырилась розовая пена.       «Лёгкое задето, — неизвестно зачем озвучила очевидное Тина. — Его нужно к лекарю, немедленно!»       — Ричард, подержите, — Рокэ передал седого Окделлу, а сам взлетел в седло. — Давайте.       Свесившись набок, герцог принял худое тело.       — Садитесь сзади, — скомандовал Рокэ.       Ричард, уцепившись за ремень Ворона, уселся позади него.       — Пулю я извлёк, — старичок-лекарь старался не смотреть на герцога Алву, — но… Вы, Первый Маршал, ведь и сами понимаете…       Рокэ понимал, слишком хорошо понимал.       — До утра, не больше, — ответил лекарь на невысказанный вопрос. — Я сделал всё, что мог.       — Благодарю, мэтр, — Ворон коротко кивнул, и мэтр Лесмо, тот самый, что лечил Окделлу руку, поспешил к выходу. Рокэ подошёл к кровати. Белый, белее простыней, на которых лежал, Молчун был без сознания. Сидевшая у изголовья служанка аккуратно вытирала пену, появлявшуюся на губах раненого при каждом рваном выдохе. Алва тихонько, словно боясь разбудить, провел кончиками пальцев по щеке, убрал со лба мокрую седую прядь.       «А вы говорили, что с проклятьем можно справиться, эрэа», — горько прошептал Рокэ.       «Я и сейчас это говорю», — тихо, но твёрдо ответила Тина.       «Хватит! Я устал терять! Слышите, устал! Окделл завтра же отправится к Савиньяку, или в Варасту, или неважно куда, лишь бы подальше от меня! Это решено и возражения не принимаются!»       — Ступай, — Рокэ выпроводил служанку и сам занял её место. — Это меньшее, что я могу для него сделать, — произнёс герцог, объясняя свои действия. Он просто не мог уйти и позволить этому мальчику умереть в одиночестве. Он должен быть с ним до конца.       За окном расплескалась ночь, а здесь, в комнате, мерцали свечи и горел камин, и… умирал седой мальчишка. Рокэ никогда особо не присматривался к Молчуну, но сейчас у него было время рассмотреть своего молчаливого спутника повнимательнее. Худой, но жилистый, он не был слабым. Тонкая кость, не по-крестьянски узкие ладони, длинные пальцы и тонкие черты лица наводили на мысль, что убитый варастийский крестьянин, может, вовсе и не был его отцом. Хотя… Какая теперь разница.       Почему именно он? Может, стрелок промахнулся или неверно выбрал цель? Рокэ прокручивал в голове события минувшего дня. Молчун всё время вертелся около него, а вот Дик приотстал. Тогда как мальчишка оказался рядом с Окделлом? Значит, никакой ошибки, и стреляли в Ричарда. Что же заставило безумца броситься вперед, защитить, закрыть собой маршальского оруженосца?       — Я ведь даже имени твоего не знаю, — прошептал Алва. Герцог протянул руку, чтобы отереть пену на губах, и замер, понимая, что его ладонь больше не чувствует лёгкого тёплого дрожания воздуха.       От понимания неизбежности случившегося легче не стало.       Ладонь сама собой сжалась в кулак. Ворон закрыл глаза, отчаянно борясь с желанием закричать, а в следующее мгновение сознание полыхнуло алым. Чужие боль и отчаяние вломились в мозг.       — Эрэа! Тина! Что происходит?!       «Маршал, — голос девушки дрожал от переполнявшего его страха, — маршал, они там отключают аппарат».       — Что?! Что это значит?!       «Я… я умираю, маршал. Душа не может жить без тела».       — Как?! Нет, нет! Тина, ты же со мной! У тебя есть тело! Моё тело!       «Нет, маршал. Если бы всё было так просто, — девушка частила, пытаясь успеть сказать всё, что хотела. — Вы… Вы, главное, не сдавайтесь!.. Слышите, маршал!.. Рокэ!.. Ты сможешь, чёрт тебя побери!.. И проклятье ты преодолеешь!.. Главное — не сдавайся! Не смей сдаваться, маршал!..»       Голос затихал, словно отдаляясь, последние слова звучали почти как эхо.       Только не это! Не сейчас! Не оба сразу!       — Нет! — заорал Рокэ, каким-то страшным, невероятным усилием пытаясь дотянуться до затихающего голоса и… провалился во тьму.       Когда-то давно, когда нахальная соседка только появилась в его голове, они обсуждали, как такое могло произойти, и пришли к выводу, что Лабиринт проходит под всеми мирами Ожерелья. Только в каждом мире он воспринимается по-своему.       И сейчас герцог бежал по темному тоннелю в отчаянной попытке найти, вернуть утраченное. Проскочив очередной поворот, он увидел впереди золотой огонёк. Бабочка. Ажурные, трепещущие крылья каждым взмахом оставляли след из легких золотых искорок. Рокэ бросился вперёд и едва не налетел на возникшее из ниоткуда существо. Оно не имело формы — так, сгусток мрака, чёрное на чёрном, непроглядная тьма, подсвеченная изнутри двумя лиловыми сполохами. Тьма сгущалась, меняя очертания, перетекая из формы в форму с ленивой грацией смертельно опасного хищника.       Алва поднял голову. Впереди трепетала крылышками золотая бабочка, и Ворон шагнул навстречу тьме.       Они сошлись, две равные по злобности твари, и обитатель Лабиринта… отступил. Отступил под напором синих глаз, в которых плескалась безнадёжная, безумная ярость.       Он нёс бабочку, бережно держа хрупкое чудо в сложенных лодочкой ладонях и чувствуя, как с каждым шагом на него наваливается невероятная усталость и всё тело словно наливается свинцом, а к ногам будто прикованы ядра. Лабиринт не хотел отпускать свою добычу. Рокэ не знал, что делать: бабочка словно выцветала, её крылышки больше не трепетали и из злотых превратились в бледно-желтые, истончаясь и тая с каждой минутой. Лабиринт будто выпивал её силы.       — Ну же, эрэа, как вы это сделали? Давайте! Вы сделали это раз, значит, сможете снова. Теперь ваша очередь — не сдавайтесь!       Груз чужой души давил всё сильнее. Мучительным усилием герцог потянулся туда, в тепло оставленной комнаты и мерцание свечей. Бабочка в ладонях истончилась настолько, что сейчас напоминала призрак себя самой. Из последних сил Алва потянулся к чему-то, что готово было принять в себя эту невесомую реальность, отпуская душу неугомонной эрэа в это странное нечто, и рухнул без сил.       Он пришел в себя, когда в окно уже светило солнце. Рядом стоял взволнованный Хуан, а старичок-лекарь держал его за запястье, щупая слабо бьющуюся жилку.       — Молчун? — хрипло спросил Рокэ.       — Это тот редкий случай, когда я оказался неправ, соберано, — лекарь отпустил руку герцога. — Похоже, этот юноша сильнее, чем я думал. Кризис миновал, и теперь у него очень хорошие шансы на выздоровление.       Алва откинулся на подушки. В голове был звеняще пусто.       «Эрэа», — тихо позвал Рокэ.       Тишина… Значит, он не смог. Не донёс, не успел. Алва закрыл глаза.       «Эрэа…»       Сейчас он отдал бы полжизни, чтобы вернуть нахальную соседку. Она заставляла его смеяться и негодовать, краснеть от смущения и бледнеть от ярости, её хотелось расцеловать и выпороть. Она бесцеремонно встревала в его мысли, чувства, дела. Бесстыдно сватала ему Ричарда и беспардонно влезала в его … гм, любовные приключения. Она безжалостно издевалась над ним. Да что там над ним, над всеми! Пела свои фривольно-безумные песни и читала не менее странные стихи. Она заставила его примерить серьги. Она… Она заставила его жить. Жить сейчас. Снова почувствовать вкус радости и искреннего веселья. Она стала тем противоядием, которое сумело вычистить яд минувшего. Она изменила его настолько, что вернуться к прошлому у него не получится, даже если он очень этого пожелает.       «Эрэа… Благодарю вас».       Грудь сдавило так, слово на неё положили мельничный жернов. Каждый вдох — боль, каждый выдох — боль. А ещё этот мерзкий солоноватый привкус на губах. Тело, как дубовая колода, слушалось плохо.       — Соберано, он приходит в себя.       «Он? Это я прихожу в себя. И я не он, а она».       Глаза удалось открыть только со второй попытки. Но всё равно понадобилось несколько минут, чтобы неясные, размытые тени превратились в чёткие контуры людей и вещей.       На краю кровати сидел красивый черноволосый мужчина лет тридцати пяти. Его невероятно синие глаза смотрели изучающее и чуть встревожено. Мужчина наклонился вперёд:       — Молчун?       Этот голос. Ошибки быть не могло.       — Маршал? — еле слышно прошептала Тина.