Метагалактика. Мир Забвения.

3201 год. Планета Веста. Особняк Адвинция. — Слушай, а может мы не там ищем? — опираясь о поверхность стола локтем, Джерар поднял глаза на кицунэ, внимательно изучающую голограмму последнего отчета, связанного с разрушениями на Энисе. Эрза оторвалась от чтения документа и вопросительно приподняла бровь, ожидая продолжения намечавшейся дискуссии. — Если рыться глубоко, перебирать различные причины, по которой орки могли бы пойти против вервольфов, мы ни к чему не придем, — парень задумчиво перебирал между пальцами информационный блок. — Что ты имеешь ввиду? — У жителей планеты Олдор просто нет смысла нападать на Весту, понимаешь? — А разве она должна быть? — Скарлет с насмешкой взглянула на правителя. Возможно, он даже заметил мелькнувшую грусть. — В наше время безосновательные поступки довольствуются популярностью. — Верно, — Джерар сложил руки на груди, откинувшись на спинку кожаного сидения, и вновь знакомая надменная насмешка скользнула по его губам. — С Орками у нас издавна подписан мирный договор о независимости обоих сторон, я как-то тебе об этом рассказывал. Причин нападать на Весту у них нет просто потому, что им не под силу одержать победу, они это прекрасно осознают, им это невыгодно, особенно из-за того, что мы полностью поддерживаем жизненно необходимыми ресурсами последнюю из оставшихся пяти планет. Следовательно, возможно, их разум просто-напросто подавили, отчего они перестали соображать, что именно творят. И не обязательно настолько углубляться в полученную информацию, напоминаю, это — подделка. — Даже если так, Джерар, разум полностью контролировать невозможно. Особенно, управлять таким количеством существ. Любой бы не выдержал подобного напряжения на нервную систему, я уж не говорю о головном мозге. — А разве обязательно подчинять всех? Достаточно затуманить разум одного, пользующегося особым авторитетом у толпы, как все остальные кинуться следом. По той причине, что слишком часто думают чужой головой и довольствуются предложенным. Зачем заморачиваться, если за тебя думает другой? — Ты хочешь сказать что тот, кто связан с Вратами и изменник — действуют вместе? — Все возможно. — Быть может, ты прав. Надо же от чего-нибудь отталкиваться. Стоять на одном нет смысла, да и время поджимает. — Кстати, давно хотел узнать, что ты собираешься делать после? — Фернандес внимательно проследил, как после его вопроса грудная клетка Эрзы судорожно опустилась, голограмма резко погасла из-за спонтанного нажатия на кнопку питания планшета, а ее веки на секунду опустились. — Откуда же я знаю, Ваше Величество? — на эту тему говорить ей не особо приятно, он и сам это заметил, однако не мог более игнорировать этот вопрос, который крутился в его голове с тех самых пор, как она слегла с онемением тела, ответ на который он желал услышать из уст самой Эрзы. — Мне некуда идти, ты же знаешь, — отчетливо видно горькую усмешку, очертившую ее слегка обветренные губы, — вполне вероятно, сначала побываю во всех уголках Весты — все же мне понравилась твоя планета. А потом — не знаю. Без малейшего понятия, если честно. — Ты же знаешь, остальные планеты непригодны для жизни. — Собственными глазами видела, Джерар, — девушка хмыкнула, вернув планшет на место, затем снова уселась на диван, закинув ногу на ногу. — В любом случае, если Департаменту станет известно о моей внутренней сущности, меня мгновенно изолируют и будут допрашивать. Правда, я до сих пор не могу понять смысла — ну выжила кицунэ, и что с того? Изначально я прибыла на Весту с целью узнать хоть что-то о прошлом своей семьи, о нашем роде, а в итоге даже не смогла выяснить причины вражды между духами и оборотнями, а ты еще и про будущее меня спрашиваешь. Прислушиваясь к ее тихому голосу, парень внимательно изучал черты лица девушки, которые теперь не выделялись своей аристократичностью, серьезностью или привычной для нее отстраненностью. Осталась лишь легкая утомленность и совсем незримое горькое чувство отчаяния. И все же они сильно похожи — оба куда-то несутся, пытаются найти объяснение тому, чего невозможно понять, обосновать; оба притворяются за этими толстыми стенами кабинета правителя; каждый несет отдельную ношу, пытается справиться с нынешними проблемами, объяснить увиденное им, сделать как можно больше и, наконец, понять причину происходящего ранее и текущего сейчас. И оба настолько независимы от этого мира, что аж противно становится. Джерар бесшумно встает с удобного кресла и так же, не издавая звука, опускается возле изумленной девушки, которая похоже очень уж давно не чувствовала себя такой защищенной. Будто в безопасности — в его руках, прижимающих ее к твердой груди, к сильному телу, от которого веет теплом, обволакивающим их обоих. А Эрза дышит, вдыхает это самое тепло, исходящее от этого вервольфа, который похоже и сам не понимает, зачем все это делает сейчас — посадил ее чуть ли не к себе на колени и обнимает, утыкаясь носом в мягкие волосы. Хотя, обосновывать собственные поступки, находясь рядом с этой девушкой, просто невозможно. Она затягивает, поглощает твой разум, даже не используя свою обольстительную магию, затмевающую совершенно любой разум. — Фернандес, высовывайся из своей берлоги! Я нашел… Ой, — с ноги распахнув дверь и даже не удосужившись воспользоваться услугами информативного сканера, Нацу влетел в кабинет правителя, весь запыхавшийся и в каких-то листьях и веточках, и, не договорив, уставился на сурового правителя Весты, обнимающего сидящую на его коленях Эрзу. — А чем это вы тут занимаетесь? — Тебя стучаться не учили? — бросил Джерар, зло сверкнув изумрудными глазами в сторону молодого стража и нехотя выпуская из объятий опешившую Эрзу, которая тут же решила отсесть к самому подлокотнику дивана, делая, как и прежде, непринужденное и отчужденное выражение лица, стараясь хоть как-то спрятать за алыми волосами вспыхнувшие от неожиданного смущения скулы. — Жмакаться надо в более подходящем для подобного месте! В спальне, например, не? — Драгнил возмущенно насупился, всплеснув руками, переводя взгляд с невозмутимой Эрзы на раздраженного Джерара, который, судя по виду, уже придумывал причину для отправления стража к источнику, и отнюдь не для пополнения магического баланса. «Не вовремя и не в том месте.» — Драгнил, как и с кем я буду проводить свое свободное время, тебя никак не касается, не? — передразнил его Фернандес, все так же буравя того взглядом и периодически косясь на притихшую Эрзу. Как же, вновь эта невозмутимость и полное безразличие к данной ситуации. Неприятно кольнуло где-то в районе грудной клетки — с чего бы? — Да что ты злой-то такой… — Ближе к делу, — возмущенные вопли стража Джерар решил прервать, снова опустившись в кресло. Небрежно расстегнутая косуха, растрепанные синие волосы, вальяжно закинутые на стол длинные ноги, темно-синий хвост, закинутый теперь на подлокотник этого самого кресла и та же властность изумрудного взгляда — теперь все, как надо, все свидетельствует о необходимом величии правителя Весты, современного Мира Забвения. И он так же ощущает на себе эти фиалковые очи, которые вспыхивают огоньком маленького, совершенно незначительного желания, а дыхание незаметно учащается — только не для ушей Джерара, обладающих острым слухом, которые стоят торчком, ловя самые тихие вздохи, а хвост начинает от того слегка подрагивать и стучать по коже сидения. Впрочем, для Нацу это знак крайнего раздражения со стороны Феранандеса. Он же не в курсе, что на самом деле ему совершенно плевать, какую глупость он выкинет на этот раз. — Я, вообще-то, откопал информацию о событиях, происходящих до Второй. Ты же послал меня сегодня туда, сказав, что слишком занят, — Драгнил окинул взглядом Эрзу, при этом хитро прищурившись. — Теперь ясно, кем. — Влечение еще никогда никого не уничтожало, — тихо произнесла Эрза, чем тут же привлекла внимание обоих вервольфов, затем встала и вышла за дверь, напоследок кинув Джерару: — Я жду тебя. — И что это было? — Ой, заткнись лучше. Еще тебя не хватало, и так забот полно, — небрежно кинул Высший, с легким недовольством рассматривая Нацу, который в конец перестал въезжать в суть происходящего. — Можешь не пытаться, не поймешь. — В смысле «полно забот»? — страж скривился, передразнив своего друга, — это ты о той ведьме, ну, которая только что удобно расположилась у тебя на коленях? — Нацу… — А ты, как я посмотрю, и не возражал. Что же случилось с нашим устрашающим и всемогущим? — Драгнил! — Да ладно тебе, — отмахнулся молодой страж, продолжая насмехаться, — да, признаю, она симпатичная, и фигура что надо. Если бы не Люси, я бы… — Офицер Нацу Драгнил, служащий под руководством главнокомандующего третьего отряда стражей… — Ой, все-все, молчу, — Джерара Фернандес обращается официально ко всем, кроме них, поэтому подобное обращение со стороны правителя свидетельствует либо о пренебрежении и собственного высокомерия, как и характерно всем Высших по обращению к низшим вервольфам, либо о ярости и раздражении, что возможно только по отношению к двум приближенным правителя. — Не выводи меня из себя, — в который раз зло взглянув на своего друга, Джерар размял затекшую шею и небрежно взмахнул рукой, давая знак продолжать, — в чем ты меня так стремишься просветить? — Вообщем, вот тут все, что я успел нарыть до возвращения Дреяра, — на стол с коротким стуком опустилась флешка, — я не до конца понимаю — хотя нет, вообще не понимаю — зачем тебе эта информация, но, как говорится, приказы великого и всемогущего… — Исчезни наконец, — подобное поведение начало еще больше раздражать — эмоции, которые ранее тоже не наблюдались за ним, — поэтому он просто закатил глаза и вставил флешку в разъем планшета, отвернувшись спиной к другу. — Джерар, — до его слуха достиг голос Нацу, притормозившего у самого выхода. — Ну чего еще? — Ты меняешься. Дверь тихо закрылась, а в голове все еще раздавался последняя брошенная Нацу фраза. Он это заметил — совершенно все покатилось к чертям с появлением этой девчонки в его жизни.

***

Невесомо коснувшись тонкой кожи запястья, кажущейся слишком бледной в приглушенном свете его покоев, Джерар вновь посмотрел на спящую девушку и с удивлением отметил, что теперь это так привычно. Он вновь перенес Эрзу к себе в покои и уложил к себе на постель. Просто, когда он зашел к себе в комнату и не обнаружил там ее, все стало таким некомфортным — с чего бы? Теперь слишком значимо для него видеть ее раскиданные алые волосы по его подушке, а утром, когда Эрза выходит на утреннюю прогулку, невольно вдыхать ее приятный запах; хочется ощущать во сне эту легкую тяжесть, потому что эта девчонка положила голову на его плечо или и вовсе устроилась на нем и явно ощущала комфорт. Джерар усмехнулся. Один раз он проснулся ночью из-за слишком цепких пальцев, которые обхватили его руку и никак не хотели выпускать; однажды он запутался в ее волосах, а на утро после этого она вытолкала бедного, сонного Фернандеса за дверь, напоследок наставив, что, без расчески и сытного завтрака для нее он может не возвращаться; бывало, они не могли поделить одно одеяло. Вроде бы все так просто, невинно, а это странное, воспламеняющее чувство внутри, которое при одном взгляде на нее, разрастается с большей силой, никак не проходит. И, похоже, теперь никогда не пройдет. Он касается ее волос, поддевает некоторые пряди и подносит к собственным губам, едва прикасаясь к таким насыщенным, алым волосам, которые действительно несколько контрастно выделяются на шелковых светлых простынях. И все же не выдерживает — наклоняется к покрасневшим губам, а она сразу же отвечает, захватывает, чем вызывает мимолетное замешательство с его стороны. Верно, она не спала, она ждала, как и обещала, как тут уснешь? Просто невозможно. Почти сразу же языки сталкиваются, сплетаются, вновь борются за первенство — как недавно, как вчера. Отстраняются из-за недостатка такого нужного — или наоборот, сейчас совершенно никчемного — кислорода; смотрят друг другу в затуманенные глаза. Да, сегодня можно — безмолвное согласие, которое оба трезво осознают. Он вновь накрывает ее губы, но не так, как раньше, не так невинно и легко, по-другому; так, как нужно сейчас обоим — страстно, сладостно, властно. Дыхание сбивается, а одежда медленно исчезает куда-то к чертям — она ни к чему. Сбившееся дыхание; оставленный им где-то в области острой ключицы укус — такой тягучий и ощутимый, настоящий. С ее стороны — беспорядочные, быстрые поцелуи в шею, лихорадочные узоры языком, выводящиеся по коже, очерчивающие кадык, ушную раковину, и вновь она ищет его губы. А он спускается ниже, к полной груди, так изнурительно ласкает, покрывая ее тело короткими поцелуями; находит самые чувствительные зоны ее стройного, такого давно желанного тела, и так же помечает, оставляя укусы, следы от прорезавшихся клыков. Мучительно медленно входит, погружаясь в нее полностью, вслушиваясь в стоны — свои собственные и ее, такие взбудораженные, сладостные, чувственные — и ощущая ее руки на своих плечах, ее ногти, впившиеся в его кожу, царапающие спину. Эрза приподнимает бедра навстречу, подстраевается под его ритм, его тяжелое дыхание, отдаваясь его рукам и слыша его редкие удовлетворенные рыки. Она пытается дышать — почти получается, но все равно задыхается, почти утопая в таких невообразимых ощущениях, которые ранее чувствовались совершенно иначе; она хочет остаться с ним, отдаться этому, погрузиться до конца; прогибает сильно спину, еще больше разметав влажные волосы по подушке; всего на мгновенье открывает глаза, сталкивается с его безумным, таким сумасшедшим ярко-изумрудным взглядом, в котором плескается страсть и что-то еще, но она больше не в силах смотреть и поймать это «что-то» — но обязательно увидит «это» еще раз, — потому что вновь чувствует его губы на своей шее, груди и губах. Джерар скользит сильными руками по ее фигуре, совершенному телу, которое так приятно и теперь так правильно ощущается, чувствуется под ним, выводит спонтанные узоры, изредка помечая тело рваными укусами, которые непременно завтра будут выделяться на ее нежном теле. Он двигается быстро, не переставая ласкать, сводить этим с ума, до самого безумия; двигается властно, будто подчиняя и помечая свое — его собственность. Вместе с безумием они погружаются во всю эту пьянящую бездну, желая там остаться подольше, а главное — вместе, и хотя бы на сегодня, только на сейчас, ни минутой больше. Но «сейчас» можно принять за бесконечность. Вместе погрузиться в приятное забвение, забыть обо всем и утонуть друг в друге — так надо сейчас. И завтра они, вероятно, будут вспоминать это «вчера», правда, каждый сам, по одиночке. Эмоции и чувства, поглотившие их разум и обволакивающие душу обоих, вероятнее, навсегда врежутся в их память, но они конечно же не будут об этом говорить, но вернуться к тем отношениям, которые были еще до их первого поцелуя, они уже не смогут, увы. А внутри будет все будоражить, разрывать — не понятно что и как — однако без этого никак.