Жизнь и страсть Анны Бонапарт

Ночь выдалась удивительно тихой - казалось, все вокруг замерло и с трепетом вслушивалось в размеренный шёпот листвы... Анна вот уже который час практически неподвижно сидела в своем излюбленном кресле, рассматривая кроваво-алые языки пламени, чей блеск разверзался по полу от камина до самой кровати. Изредка бледнея, девушка предавалась раздумьям на самые разные темы, которые, в конце концов, приводили к одному и тому же... Однако, внезапно, мысли были прерваны звуком осторожных шажков, звенящим в полумраке покоев. Слегка повернув голову в сторону дверного проема, Анн смогла различить легкую фигурку фрейлины, какая сжимала в руках складки собственного нежно-голубого платья простого фасона. То была девчушка лет шестнадцати, выбранная лично императрицей для услужения; миниатюрная и почти незаметная, она выполняла все приказания правительницы без единой осечки, и прослыла её достаточно хорошей подругой. Наверное, потому, что она отличалась от этого холенного придворного общества, которое было противно Аннушке с самого её приезда... - Ваше Величество желает чего-нибудь?- тихо спросила фрейлина, поклонившись своей госпоже. Откровенно сказать, подавленный вид императрицы ни на шутку волновал её, но высказывать своё мнение о таких вещах было ей недозволенно. Конечно, девчушка догадывалась о подробностях сложившейся ситуации... Одначе, так ли было на самом деле? - Нет, Белль...- раздался приглушённый ответ со стороны правительницы, и на глазах последней выступили слезы. В голове все смешалось... В груди у служанки что-то больно кольнуло... Как же ей хотелось утешить отчаявшуюся императрицу! Лишь бы дождаться разрешения, и... О, она бы молила на коленях, лишь бы та не плакала!.. Ведь, именно Анна помогла ей избежать мук, на которые её обрекала семья... Нет, она не должна уронить ни одной слезы горя! Но холодный голос Мари-Анн вернул фрейлину к действительности: - Можешь идти! До побеления стиснув кулачки, она уважительно кивнула и направилась к двери. Её тело не покидало переживание и дрожь, словно переняв страдания Анны Павловны... Как вдруг, по нему прошлась очередная волна неконтролируемого озноба. - Белль! - Да, Ваше Величество... Служанка взглянула в голубые, пленённые неведомой пеленой глаза императрицы. В них было столько боли, что, думалось, ни один смертный не мог бы дышать, располагая ею... - Почему он... так поступает... со мной?.. Белль, сдерживая горестные порывы, опустилась на пол рядом с Мари-Анной, и взяла её трепещущую руку в свою. Теперь правительнице уже не было смысла сохранять самообладание - слезы градом подкатились с её прекрасных век... - Прошу Вас, Ваше Величество... Не отчаивайтесь так... Вы действительно верите, что император мог предать Вас? Ведь, он любит Вас, как не любил даже мадам Жозефину! Прошу Вас...- шептала служанка, хотя и не надеялась, что подобная бессвязная речь умерит терзания влюблённой женщины. - Нет... Нет, Белль...- сквозь рыдания, едва ли не задыхаясь, пролепетала Анна.- Какая же я глупая! Как я могла подумать, что он... что он сможет любить только одну женщину! О, Боже... Какая глупость!.. Захлебнувшись собственными словами, Аннушка умолкла; перед её лицом все поплыло... Она знала, что муж обычно не задерживается без особых причин в Сен-Клу до глубокой ночи. Она знала, что едкие намеки его сестры Каролины не могут быть выдуманы просто так. Она знала,- время официальных аудиенций на сегодня давно подошло к концу... Неожиданно её тело поразило, будто ударом молнии... - Собирайся!- резко приказала Анна, поднявшись и выпрямившись в полный рост.- И помоги мне одеться. Ну же! Пора бы нанести визит Его Величеству... и сказать все, что я думаю!

***

Карета спешила, трясясь по фактическим бездорожьям. Все это время Анна молчала, страшась очередного пароксизма ревности; в тиши стояли на дороге тени могучих дубов, что свидетельствовали о приближении к Бютару... Нежданно, транспорт дернулся и остановился, раздались крики и несколько хлопков, что являлись выстрелами. Мари-Анн и Белль застыли от страха... Последним, что они впоследствии помнили, прослыли открывшаяся дверца кареты и мрак, какой распростерся за её пределами...